Древний свет - Мэри Джентл

Калил бел-Риоч улыбнулась.

— Приветствую вас, изгнанница, — сказала она. — Как себя чувствует моя сестра в Башне?

Желчь горячо подступила к горлу. Я закашлялась, вытащила лоскут ткани, в который могла бы сплюнуть, и отмахнулась от медлившего поддержать меня Патри Шанатару.

— Простите… должно быть, жара…

Я содрогалась и ощущала почти благодарность своему телу за этот мятеж. Я увидела Калил впервые после того мрачного времени в Махерве, и вот опять… Очевидно, она намеревалась лишить меня присутствия духа, и это ей удалось; это дает передышку.

Полное смуглое лицо Патри изображало понимание. Он предложил мне флягу. Я отпила из нее и обнаружила, что это была тепловатая вода, вода с характерным вкусом после опреснения. Глаза слезились, Калил была расплывающимся пятном белого и золотого. А потом я увидела, что на глазах Патри появилась узкая белая полоска вокруг зрачков: они широко раскрылись от сознания того, что он слышал разговор на этом языке.

— Жизнь на Побережье трудна, — вежливо сказала Калил. — Жара… этот молот бьет по всем нам.

Хочу ли я остаться наедине с ее вопросами? Если сравнивать с ложными воспоминаниями в моей голове, то Народ Колдунов из Кель Харантиша — выродившаяся порода, скрещенная с ортеанской линией крови. Если бы я могла думать как керетне , то удивилась бы, если бы по какому-то капризу родословной через шестьдесят поколений появился истинный Золотой. Эта стоящая передо мной женщина, желто-хромовые глаза которой не прикрыты мигательными перепонками, в равной мере напоминающая как Народ Колдунов, так и Сантендор'лин-сандру, называемого Повелителем Фениксом и Последним Повелителем… Нет: это мышление ортеанца, а не земного человека.

Стараясь взять себя в руки, я улыбнулась.

— Кель Харантиш оказывает интересное гостеприимство всякий раз, как я сюда прибываю, шан'тай Калил. Шан'тай Патри, благодарю вас за напиток.

Вечер бросил на неровную землю длинные черные тени. На горизонте гроздьями висели дневные звезды.

— Что касается Башни, о которой вы упомянули… мне было бы интересно знать, чего Чародей не хочет больше: видеть, что хайек по-рабски зависят от вашего управления каналами, или смотреть, как они откажутся от вас, чтобы начать использование техники Земли. Сложный вопрос, не так ли?

Она шумно вдохнула. Я подумала: «Что же, я обидела вас. Хорошо. Еще немного, и я, возможно, узнаю, с каким народом мы здесь имеем дело».

— Мои люди говорят, что вы были в Башне, — сказала она. — Где еще вы могли обрести подобное видение Империи? Вот почему я так начала разговор. Вот почему вы смогли ответить.

— Но память Башни — это всего лишь исторические архивы… Я потерла затылок — вечернее солнце сильно пекло. За рукавом гавани виднелись паруса джатов , терявшиеся в сверкании моря в этот период Штормового солнца. Были слышны громкие звуки шагов по каменистой земле, голоса людей на посадочной площадке для «челноков», а белая отвесная твердыня Кель Харантиша отражала дневной жар. Меня покрывал тонкий глянец от выделявшегося пота.

— Сейчас Повелитель мог бы остановить хайек , — сказала я, стараясь сохранить равновесие, — если бы пригрозил забросить каналы и погубить урожай в хайек .

Она пожала плечами.

— Что бы это дало, кроме того, что хайек еще скорее повернулись бы к Земле? И почему мы должны заботиться о них или о телестре ! Они — не что иное, как воры. Эта земля наша, она часть древней Империи… мы здесь лишь в изгнании.

В ее тоне чувствовалось сильное, всепоглощающее возбуждение. Любопытство? Ностальгия? Я подумала: «В твоем голосе, когда ты говоришь „Империя“, есть что-то такое, чего нет даже у Даннора бел-Курика, а он ведь Повелитель-в-Изгнании…»

— Это в прошлом, — сказала я.

Вздернув подбородок, она посмотрела мне в глаза.

— Разве?

При первом слабом дуновении вечернего ветра выбеленная солнцем грива закрыла ей лицо. Она бросила через плечо взгляд на глухую стену Кель Харантиша. Теперь она выглядела старше, чем всего месяц назад, когда была Голосом Повелителя.

Я признательно улыбнулась ей.

— То, что вы делаете… это претензии на всемогущество, на знания прошлого? Вы больше походите на одну из Народа Колдунов, чем даже Даннор бел-Курик, и я предполагаю, что вас боятся из-за этого даже ваши собственные люди. Но не пытайтесь внушить трепет мне. Империя давным-давно рухнула. И меня не удивляет, что вы знаете о Чародее-женщине. Как же старательно нужно шпионить для обретения этого «всеведения»?

— Это верно. Шпионить надо. — Калил посмотрела мне в лицо. Молодая ортеанка в запыленной кольчуге, стоящая босыми ногами на камнях. Потом она снова вскинула голову с такой внезапной и совершенной грацией, что я смогла лишь подумать: «Народ Колдунов!» И продолжила охрипшим голосом: — Шан'тай , не говорят ли они постоянно, что у Золотого Народа Колдунов нет памяти о прошлом, что именно это отличает нашу расу от расы рабов и их «Богини»?

Она шагнула вперед, и мы почти соприкоснулись.

— У обитателей другого мира также нет памяти о прошлом, но у вас есть, я вижу это по вас, И я… я помню. Не знаю, как или почему. Я лишь знаю, вижу то время, минувшее тысячи лет назад, вижу великую Империю и города, которые были больше, чем все Пустынное Побережье! Я видела аКиррик и Архонис у Шести Озер. И ту болезнь, которую расы рабов создали, чтобы она привела нас к гибели, чтобы мы больше не рожали детей, а наше последнее поколение в ярости друг на друга уничтожило эти великие города. Теперь скажите, что вы также не видели этого в Башне!

Какое-то мгновение из-за шока у меня было нарушено восприятие, а затем сознание вернуло меня под жесткий солнечный свет, к ослепительному лику Калил.

— Или это иллюзия, — продолжала женщина из Харантиша, — созданная из обрывков, слухов и детских сказок?

Я подумала, что свет логики, жесткий, как Звезда Каррика, высветил одну вещь: кто бы ни был очевидцем тех древних сцен ужаса, он не мог при жизни войти в Башню, не мог стать Чародеем и передавать их воспоминания другим. И потому все здание рушится, «воспоминания» — фальшивки. Теперь мне было ясно, что я по-прежнему пребывала в неведении… я не знала, основано ли то, что я испытываю, на информации Архива Башни, внедренной в меня Чародеем десять лет назад, или это слухи, истории, сплетни, собранные силой воли в некое синестезисное видение.

Глядя в желтые глаза Калил, я видела то же самое безнадежное «не знаю».

Калил снова перешла на диалект Побережья и настойчиво сказала:

— Женщина в Башне. Кто она? Что она? Я должна еще раз поговорить с вами. Я пошлю вам моего Патри, когда вам можно будет безопасно войти в город.