Их сокровенная тайна - Дарья Верцун

— Хорошо, — он поцеловал меня в чувствительное место за ухом, и я прикрыла в удовольствии глаза, прижавшись спиной к могучей груди. — Я просто хотел, чтобы ты знала, что не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

— Знаю.

— Я люблю тебя.

— И это я тоже знаю, — улыбнулась. — Я тоже тебя люблю.

С ним я чувствовала себя в полной безопасности. Он действительно сделает всё, чтобы моя душа была спокойна, поэтому я без лишних раздумий переключила его и своё внимание на кое-что более приятное, нежели пустая болтовня, не вызывающая ничего, кроме огорчения и жалости к себе. К чёрту её, эту жалость.

Потащила в постель своего обеспокоенного мужчину, доказывая всю степень моего к нему доверия и любви.

37

Денис

Сейчас мы с Пашей и следователем Щёголевым находились в пятой городской больнице, ожидая пока доктор Зеленова отпустит свою пациентку и сможет уделить время нам. Запах хлорки и медикаментов вызывал неприятные ощущения и добавлял нервозности, но с виду и я, и Павел выглядели невозмутимо. Пикантности добавлял ещё тот факт, что кучка беременных и не только девиц с подозрением косилась в нашу сторону. Со стороны регистратуры раздалось приближающееся цоканье каблуков. Подняв голову, я встретился с недоумённым взглядом молодой медсестры, с иронией во взгляде глядевшую на троих мужчин.

— Кхм, — девушка в белом халате остановилась перед нами. Её губы дрогнули в плохо сдерживаемой улыбке. — Мужчины, вы, похоже, отделением ошиблись. Проктолог принимает этажом выше.

Девушки в очереди захихикали. Очумело посмотрев на медсестру, Белецкий заметно покраснел, после чего задрожал всем телом, сдерживая порывы смеха. Щёголев же остался профессионально-непоколебимым.

— Мы к Тамаре Петровне по делу, — он показал удостоверение, и медсестричка тут же отставила в сторону все шуточки.

Мгновенно приняв серьёзное выражение лица, она извинилась и, постучав три раза, заглянула в кабинет Зеленовой.

— Тамара Петровна, можно? — после этих слов она скрылась за белой дверью, на которой была прибита серебристая табличка с надписью: «Зеленова Т.П. Врач-гинеколог».

Паша, наконец, подавив веселье, потёр переносицу, словно утирая слёзы, и глубоко вдохнул.

— Да, блин, во дела! Неплохо она нас осадила.

Я усмехнулся:

— Видел бы ты своё выражение лица. Сначала у тебя был такой вид, будто ты оконфузился на глазах у всех этих девушек, — я кивнул в сторону шепчущихся между собой беременных женщин и с интересом поглядывающих на нас, — а потом побагровел от того, что грозился лопнуть со смеху.

Паша махнул на меня рукой:

— Да иди ты.

— Да, — подал голос Щёголев. — Неудобно получилось. Да и медсестичка вон как перепугалась, поняв, что ляпнула не то. Наверное, новенькая, иначе бы знала, что появление мужчин в гинекологии — дело обычное.

Мы с другом посмотрели на следователя, многозначительно подняв брови.

— Что? Знаете, сколько мужчин ходят на приёмы со своими беременными жёнами?

Паша оглядел отделение, в котором из мужчин были только два доктора, и те за дверьми разных кабинетов, и иронично пожал плечами.

— Н-нет. Не знаем.

— А вы-то сами здесь бывали, Олег Тимофеевич? — спросил я.

Положив чёрную папку на подоконник, Щёголев упёрся бедром об него и сложил руки на груди, поправив прежде свои очки.

— Здесь нет, — сказал он. — А вот в другой больнице приходилось бывать. У меня двое детей, и я старался как можно чаще посещать врача вместе с женой — хотел наблюдать, как развивается мой ребёнок. Не всегда, конечно, получалось. Работа, сами понимаете. И вот, что я вам скажу: я был не единственным мужиком возле кабинета гинеколога. Каждая вторая была в сопровождении мужа. Это нормально. Вместе ребёнка строгали, значит вместе и на приёмы, и на роды. Что ж ей самой отдуваться-то?

— Вы были на родах? — Паша выглядел шокированным.

— Моему старшему сыну двадцать три, в то время даже навестить жену с ребёнком в роддом не пускали, не то что на роды. А вот младшей дочке десять. Тогда уже практиковали партнерские роды, во всю использовали УЗИ для определения пола ребёнка. И да, я был рядом с Галей во время появления на свет Леночки, — с гордостью произнёс Олег Тимофеевич.

— И как? — снова задал вопрос друг, покривившись.

— Тяжело, — ответил Щёголев. — Понимать, что твоей женщине больно, и не иметь возможности помочь — не самое приятное дельце. Но, когда твоего новорождённого ребёнка дают тебе на руки, весь мир переворачивается вверх дном. Видя, через что проходит твоя жена, начинаешь её любить ещё больше, восхищаться её силой; а детей воспринимаешь, как дар Божий. Да и женщине легче, когда муж рядом — это уже со слов моей Галины. Ей-то есть с чем сравнить.

Мы с Пашей переглянулись. С одной стороны, всё он верно говорит, а с другой — это жесть. Не то, чтобы меня пугала перспектива увидеть рождение ребёнка, но вот видеть Крис в болезненных муках — выше моих сил. Кто знает, как я запою в будущем — может, я стану папашей-наседкой, и рьяно буду рваться на каждое УЗИ и буду принимать активное участие в процессе родов, но пока мне трудно представить себя в такой ситуации.

— Ваш товарищ всё правильно говорит, — сказала женщина с животом размером с добрый арбуз. Она неуклюже поднялась со скамьи, поправила подскочившую фиолетовую водолазку, и положила свою карточку и ещё какие-то бумажки на то место, где прежде сидела. — Жаль, мало в мире таких мужчин, — она грустно улыбнулась, и обратилась к нам двоим: — А вы берите пример с друга. Нельзя всё скидывать на жену, особенно ту ответственность, которая априори лежит на вас двоих, — закончив речь, она обернулась к своим соседкам по скамейке, и обратилась уже к ним: — Девочки, посмотрите за вещами? Я сейчас вернусь. Жутко хочется в туалет, — малыш никак не угомонится, словно ламбаду в животе танцует.

Уверен, что связь между туалетом и танцующим ламбаду ребёнком понял только Щёголев, ну и, конечно, женщины в приёмной. Для нас же с Пашей это осталось загадкой. Но, чтоб не выглядеть совсем неосведомлёнными, мы оба решили предусмотрительно промолчать, натянув на лицо вежливые улыбки.

Я же в свою очередь подумал, что эта женщина, которая решила подтвердить слова Щёголева, не выглядела шибко счастливой, и невольно проникся к ней сочувствием, решив, что моя Крис, нося нашего ребёнка, никогда не будет выглядеть такой замученной. Если захочет, чтоб я возился с ней по больницам, — так и будет. Захочет держать меня за руку во время схваток, — пожалуйста. Если начну раздражать, и она скажет мне идти ко всем чертям — пойду.