Жертва 2. Искатель - Тупак Юпанки

После собрания он первым делом пошёл в свой новый, директорский, кабинет. Это было очень странно: назначать горгулье пароль, подниматься по винтовой лестнице и входить в кабинет, теперь уже ставший своим. Северус чувствовал себя очень неуютно, всё казалось каким-то неправильным и неприятным. Он ощущал себя нашкодившим котом, который втихаря пробирается на кухню за очередной миской сметаны. Однако все его страхи и сомнения тут же развеялись, как только он заметил портрет Альбуса, висящий над директорским креслом.

Северус постоял в нерешительности ещё минуту, а потом медленно приблизился к нему. Старик дремал на своём портрете в кресле, и Северус стоял и терпеливо ждал, пока тот проснётся. Странно, но как только Дамблдор открыл глаза, первая мысль Северуса была о том, что теперь и сам Альбус так же застрял в портрете, как Джеймс, которого он туда заточил. Но об этом он с Дамблдором говорить не собирался. У них и без того было слишком много тем для обсуждения.

— Северус, мальчик мой! — произнёс Дамблдор и добродушно улыбнулся.

Похоже, он действительно был рад его видеть. У Северуса моментально сжалось сердце, а глаза неприятно защипало.

— Да, Альбус, — проговорил он, делая шаг вперёд к картине.

— Ну вот, наконец-то и ты. Я так и думал, что директором назначат именно тебя.

Северус судорожно выдохнул. Почему-то именно от этого доброго и спокойного тона Альбуса ему стало не по себе. Всё лето он пытался не чувствовать себя виноватым, потому что сделал именно то, чего от него требовал сам Дамблдор, но теперь все самые неприятные и тяжёлые эмоции начали вылезать на поверхность и душить его.

— Альбус, я…

Северус умолк. Он так много хотел сказать Дамблдору, но в то же время понимал, что говорить тут не о чем. Просить прощения было глупо, оправдываться — неуместно, поэтому он всего лишь вздохнул и протянул руку, чтобы дотронуться до края мантии Альбуса и провести по ней кончиками пальцев.

— Я… я просто хотел сказать… Должен…

В глазах защипало сильнее. Он видел своего покровителя, самого могущественного волшебника столетия, нарисованного на холсте, и от этого кажущегося таким беззащитным и уязвимым. Разум говорил, что он всё сделал правильно, что так и должно было быть, но сердце, как обычно, диктовало своё. И Северус и сам не заметил, как по его щекам потекли слёзы. Он точно не мог сказать, почему плачет. Он не испытывал чувства вины, так же как и боли утраты. Скорее всего, сейчас ему было просто искреннее и по-человечески жаль старика, который за свою жизнь сделал так много хорошего тем людям, которые, по мнению Северуса, того не стоили, как, впрочем, и он сам. Внезапно его посетила мысль о том, что, возможно, таким образом Альбус старался искупить свою вину. Может быть, он сделал что-то ужасное в молодости, поэтому так заботился о тех, кого считал достойными своего внимания и «второго шанса». Как ни странно, эта мысль становилась всё более ясной, потому что Северус знал лучше всех остальных, что Дамблдор не был добрым дедушкой-волшебником, который всем приносил счастье и радость. Нет. Он был блестящим стратегом и очень грамотным политиком, который умел просчитывать все партии в своей игре на несколько ходов вперёд. И что бы он ни делал, и каким бы жестоким это ни казалось, он всегда поступал правильно и разумно. И вот теперь он сидит в своём кресле на портрете, нарисованный, мёртвый… убитый его собственной рукой…

Северус закрыл лицо ладонью, чтобы вытереть слёзы, и тут же услышал мягкий успокаивающий голос:

— Северус, мальчик мой… Не стоит, не надо. Не нужно ничего говорить. Возьми себя в руки. Поверь мне, ты сделал всё правильно, и я очень благодарен тебе за это.

Северус поднял на Альбуса измождённый взгляд и процедил сквозь зубы:

— Я убил тебя, Альбус. Теперь я думаю, возможно, было какое-то другое решение или возможность…

— Нет, — мягко возразил Дамблдор, — ты же сам делал мне прогноз. Год, не более. И я рад, что умер не в муках у себя в постели, уныло и бесполезно… Так от моей кончины есть хоть какая-то польза.

Дамблдор лукаво улыбнулся. Он выглядел при этом даже немного… счастливым, несмотря на неуместность подобных чувств.

— Альбус, а вдруг я ошибся и…

— Ты всё сделал правильно, — уже более настойчиво произнёс Дамблдор, и его голос стал чуть жёстче. — По-крайней мере, теперь я чувствую себя замечательно, — он на секунду улыбнулся, но потом сразу посерьёзнел. — Северус, давай больше не будем говорить об этом. Ты сделал то, что должен был сделать. Моя смерть уже ничего не решает, это всего лишь вынужденная жертва. Но благодаря ей, у детей теперь есть защитник. Всё получилось как нельзя лучше. Так что давай оставим эту тему и больше не будем к ней возвращаться. У нас впереди ещё очень много дел. Я ни секунды в тебе не сомневался, и я рад, что ты не разочаровал меня. Так что больше не стоит об этом говорить. У нас и без того есть, что обсудить.

Северус вздохнул, но согласно кивнул и опустился в кресло, разворачивая его к портрету. Разговор обещал быть долгим.

***

Северус покинул кабинет директора — свой кабинет, поправил он себя — только через два часа. В принципе, у него ещё были дела, но он решил отложить их на потом и отправился в свою кладовую.

Когда он отпер дверь заклинанием, в нос ударил резкий запах сырости и затхлого воздуха. Ничего удивительного: маленькую каморку не открывали два месяца. Северус засветил Lumos на кончике палочки и с замиранием сердца приблизился к портрету Джеймса. Это могло показаться безумием, но он почему-то боялся, что с портретом что-то могло случиться. Речь даже не шла о повреждении рамы или холста — Северус боялся, что Джеймс его покинет, хоть и понимал, что это физически невозможно.

Когда Северус вгляделся в портрет, Джеймса на нём не обнаружил. Наверное, он, как и в первый раз, прятался за деревом. Северус осторожно позвал его. Джеймс вышел из-за дерева только после третей попытки. Его глаза были недобро прищурены, руки сложены на груди, а вся его поза выдавала недовольство и злобу.

— Где ты был столько времени? — спросил Джеймс, приближаясь к краю портрета.

— Прости, — пробормотал Северус, облегчённо вздыхая от того, что Джеймс всё-таки нашёлся. — Я не мог прийти раньше.

— Сколько тебя не было? — спросил Джеймс, хмурясь.

— Два месяца, — упавшим голосом отозвался Северус.

— Надеюсь, у тебя была достойная причина, — зло выплюнул Джеймс и демонстративно отвернулся, хоть Северус и знал, что вовсе не от обиды, а чтобы Северус не увидел, как увлажнились его глаза. — Потому что если ты просто забыл…