Миссия в Ташкент - Фредерик Бейли

Во время нашего пребывания в Бухаре туда прибыло приблизительно двести пятьдесят румынских военнопленных. Австрийские военнопленные-румыны почти все категорически отказались присоединиться к большевикам. Я рассказывал до этого, что венгры, напротив, в больших количествах пошли служить в Красную армию. Эти румыны переживали ужасные времена. Они отправились в Коканд, где им помог Мадамин Бек — преемник Иргаша. Оттуда они все отправились в Бухару, боясь быть схваченными большевиками и быть принужденными служить в армии или где-то еще. На самом деле одна группа этих военнопленных была захвачена и отправлена в Шахризябс, где их заставили работать на оружейной фабрике. Скитания этих людей продолжались три месяца, и они надеялись найти в Бухаре мир и свободу. Среди них было два сержанта. Один из них рассказал мне, что дома у него была семья, от которой он не имел вестей уже шесть лет. Фактически он был в Туркестане уже пять лет. Многие из этих бедных румын были больны, все они были бедны, и голод заставлял многих из них побираться на улицах. Я срочно попросил через Хайдер Ходжу бухарские власти помочь им. Я предполагал, что власти могли бы дать им работу и заплатить им немного, чтобы они могли бы купить себе еды, но ничего сделано не было. Некоторые из этих людей в отчаянии отправились к большевикам в Каган. Я предупредил бухарцев, что, если всех этих людей заставят присоединиться к большевикам после всего того, через что они прошли, то в случае возникновения каких-либо проблем, они все будут заклятыми врагами Бухары. В конце концов большинство из них было нанято на работу жителями Бухары. Около дюжины из них были совсем больны и не могли работать. Я нанял врача, чтобы он осмотрел их, и дал им достаточно денег, чтобы они могли сносно продержаться в течение шести месяцев. Один из них сказал мне, что был настройщиком фортепияно по профессии. Было ли в Бухаре фортепияно, которое он мог бы настроить? Я узнал, что годом раньше одно фортепияно было у эмира, но оно ему надоело, и он его выкинул! После мирного договора эти австрийцы стали румынскими подданными. Я составил список этих людей и позже передал его королю Румынии Каролю.

Среди этих румынских военнопленных был старый серб. Он сказал мне, что ему было шестьдесят семь лет, и он был мобилизован в австрийскую армию, несмотря на свой возраст, поскольку австрийцы хотели удалить по возможности побольше австрийских сербов из страха перед восстанием. Ему пришлось бросить преуспевающую ферму, на которой у него было десять лошадей, и он не получал новостей из дома уже много лет.

Бухарская армия меня не впечатлила, хотя и была щедро украшена медалями и орденами. У генералов были специальные люди, ехавшие перед ними, держа белые палки. Они много пели, когда шли маршем. Одна песня называлась «Эмир наш отец». У другой, которую они любили петь в Кагане, были слова «Наш генерал — храбрец и не боится большевиков», что очень веселило солдат Красной армии в Кагане, которые наблюдали за ними через границу.

Однажды утром мне сказали, что со мной пришел повидаться какой-то сарт. Я пригласил его к себе в комнату и спросил, говорит ли он по-русски. Нет, ответил он, только по-таджикски (язык родственный персидскому), и он начал меня расспрашивать. У нас не очень хорошо получался разговор на этом языке, и я сказал, что не смогу ответить ни на один из его вопросов, если он не скажет мне, кто он. Тогда он на превосходном русском языке сказал мне, что он пришел от имени бухарского правительства. Оказалось, что он был личным секретарем и переводчиком у Куш Беги. Я подумал, что очень глупо со стороны бухарских властей вести себя таким образом. Мирбадалев был их доверенным человеком и знал обо мне все. Переводчик хотел знать, правда ли, что я купил шесть лошадей, что означало, что я собираюсь забрать с собой двух «гостей эмира», то есть двух индийских сержантов; не нуждаюсь ли я в деньгах? и т. д. и т. д. Я сказал, что все мои приготовления проходят хорошо, в рабочем порядке, но я ждал ответа на письмо, посланное в Мешхед и еще на одно, посланное эмиру.

Позже я узнал причину этого визита. Казначей хотел поговорить с эмиром обо мне, но, не зная, как начать этот разговор (будь они прокляты эти недосягаемые диктаторы!), сказал ему, что два «его гостя», Авал Нур и Калби Мохаммад, уезжают, и что я приказал им купить шесть лошадей. Затем он передал эмиру мое письмо, которое тот прочитал и положил в карман. Эмир приказал Куш Беги узнать, когда я уезжаю. Отсюда таинственный визит ко мне его переводчика.

Однажды Мандич и я пошли прогуляться вдоль городской стены и сделали несколько фотографий. Фотографировать в Бухаре было запрещено. Подъехали три солдата и спросили, что мы делаем? Я сумел спрятать фотокамеру в отверстии в стене и сказал, что мы гуляем. Они забрали нас с собой для разбирательства, но по пути мы встретили Искандера Мирбадалева, которого они знали и который поручился за нас. Было бы печально, если бы в результате этого происшествия возник бы какой-нибудь ненужный инцидент. Мы на следующий день вернулись и забрали свою фотокамеру. Во время этого происшествия я спугнул фазана из его гнезда в камышовых зарослях, находящихся в пределах городской стены. Любопытно, что в городе Бухаре нет воробьев, хотя их полно в окружающих пригородах.

Я послал два, несомненно, безопасных сообщения в метеорологический отдел в Ташкенте, сообщая, что, согласно их запросу, я выяснил — ртуть доступна в Бухаре, и сообщал цены. Они были переданы Петрову, который затем передал их мисс Хьюстон, которая знала, как поступить с ними.

В результате Хайдер привез письма от мисс Хьюстон и других моих друзей из Ташкента. В них сообщались интересные новости. После пяти месяцев пребывания в тюрьме французский офицер Капдевиль был освобожден, но был очень болен. Его освобождения добился персидский консул из Ашхабада, у которого была жена француженка. В Ташкент прибыл китайский консул.

Были освобождены три индийских военнопленных из 28-го Кавалерийского полка. В Ташкент с Баркатуллой приехало еще больше индийских революционеров. Хайдер даже был в кино вместе с этими людьми. Они предложили ему четыре тысячи рублей в месяц, если он согласится работать с ними. Я попросил Хайдера узнать всю возможную информацию об этих людях, включая их уровень образования. Последнее описывалось как «Среднее — неудача» — что в Индии означало, что вы описываете себя, как потерпевшего неудачу при попытке получить степень, следующую за степенью, соответствующей только что пройденному вами курсу!

Несколько дней спустя ко мне прибыл другой посыльный, который мне привез мою более крупную фотокамеру и некоторые семена, собранные мною в горах и во время моего пребывания на пасеке, и во время моей поездки в горы в июле. Всех этих курьеров сначала забирали к Куш Беги, который держал мои вещи у себя в течение нескольких дней прежде, чем позволял их забрать мне.