Радужные листики - Леонид Николаевич Черепанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стемнело, на небе появилась первая звёздочка, а на крыльце появилась бабушка.
— Машенька, — пора домой, поздно уже, — позвала она.
— Да, бабушка, иду, — откликнулась Маша, поднялась со скамейки и отправилась в дом.
И уже лежа в кровати, с чувством глубокого удовлетворения от того, что не пришлось обманывать Крота, девочка подумала: «Оказывается, иногда чтобы не соврать кому–то достаточно просто придумать историю, то есть реальную неправду заменить нереальным вымыслом, хотя, по правде говоря это очень схожие понятия. Наверное, это потому получается, что сказки нам с детства рассказывают, и все мы привыкли в них очень сильно верить. Надо над этим поразмышлять, такой приём много где пригодиться может. Вот забудешь сделать домашнее здание, на уроке тебя вызовут, а ты учителю что–нибудь сказочное напридумываешь. Он расслабится, и забудет тебе двойку поставить, а то и вообще четвёрку заработаешь».
Глава 61. В которой Маша навещает Василия и открывает новый «двигатель торговли».
На следующее утро… Нет, пожалуй, было уже не утро. Прошедший день вышел очень насыщенный на впечатления, и Маша так утомилась от всего, что проспала почти до полудня. И бабушка её не разбудила, и Крот не будил, и даже петуха она не слышала. Зато встала бодрая, полная сил и жизни.
Так вот. В этот день Маша собиралась проведать Василия. Бабушка, как обычно в это время, копошилась на огороде, вернее уже закончила копошиться, потому что солнце было в самом разгаре, и в такие часы лучше находиться в тени и прохладе. Бабушка возвращалась домой с тазиком собранной клубники, за ней важно выхаживал Тихон, а Маша как раз выходила из дома. Так они на крыльце и встретились.
— Ну что, выспалась? — спросила бабушка.
— На неделю вперёд, — бодро ответила Маша. — Я решила съездить Василия проведать, я ему обещала.
— Ну раз обещала, то съезди, — согласилась бабушка, — поела хоть?
— Молока стакан выпила, спасибо, — поблагодарила Маша.
— А яички что не съела? — озаботилась бабушка.
— Так наелась, больше не хочу.
— Ну ладно, — сказала бабушка, — как проголодаешься — сразу домой.
Бабушка открыла дверь: «Тихон, заходи».
— Мур, мурр, — промуркал кот Маше, и пошёл в дом.
Похоже, что это могло означать: передай привет Василию, или не опаздывай к обеду, ну или ещё что–нибудь в этом роде.
Маша вывела велосипед из сарая на улицу, и поехала. Припекало, и по дороге ей никто не встретился. В тени прятались и люди, и животные. И даже собаки за заборами, которые обычно облаивали всех, кто проходил или проезжал мимо, и те прятались в будках и пережидали жару, высунув языки. На небе не было ни облачка, зато одно тянулось за Машей по дороге, правда это было облачко пыли, да ещё назойливо кружили рядом слепни. Девочка прибавила скорости и оставила их позади. Вот так, с ветерком, она очень скоро подрулила к дому Василия.
Во дворе никого не было, и Маша, прислонив велосипед к забору, постучалась в дом.
— Кто пришёл? — послышался из открытого окна голос Нины Ивановны.
— Это я, Маша, — крикнула в ответ девочка, — я Василия проведать, можно войти?
Так он в сарае, — появилась в окне бабушка Василия, — там его ищи.
Маша отправилась к сараю, обогнула дом и вышла на задний двор. Посередине двора стояла телега, возле которой копошились в траве куры, что–то постоянно выклёвывая, и на которой с гордым видом стоял петух. С левой стороны был сарай, из открытой двери которого доносился звук рубанка, а с правой стороны — конюшня, из открытого окна которой торчала голова Машиного знакомого — коня Евпатия. К сараю ещё был пристроен дровяник, перед которым была навалена горка напиленных чурбанов. (Дети, живущие в городах, должны запомнить, что чурбан — это не всегда ваш глупый одноклассник, это в первую очередь отпиленный кусок дерева, который потом колют на поленья для топки.)
«Налево пойдёшь — коня потеряешь, направо пойдёшь головы не сносить» — припомнилось Маше из русских сказок. «Ну уж нет, — решила девочка, — коня я точно терять не собираюсь», и направилась прямёхонько к Евпатию. Конь довольно фыркнул, узнав её, а когда из руки девочки чудным образом появилась карамелька (затерявшаяся в заднем кармашке юбки), улыбнулся от души и лизнул Машу в щёку.
— Ну что, Евпатий, — строго проговорила Маша, поглаживая шею коня, — судя по цвету зубы чистить мы не желаем. Ай–ай–ай.
(Как вы думаете, коню было стыдно? Нисколечко. В конце концов у него нету рук, чтобы держать зубную щётку, его зубная щётка — это сено, которое нужно постоянно пережёвывать, а в июне всё свежее, сочное, зелёненькое, намного вкуснее прошлогоднего сена. Вот и подзапустил немного.)
— Это тебе, Маша, ай–ай–ай, — вдруг послышался голос Василия, — сама критикуешь, и тут же конфетами угощаешь. Где ты видела, чтобы от сладкого у кого–то зубы становились лучше?
Маша обернулась — в проёме сарая стоял Василий с загипсованной рукой на перевязи и лукаво улыбался. Его улыбка была намного белее, чем у Евпатия.
— Ну я же совсем одну, совсем маленькую конфетку дала, — начала оправдываться девочка, — от одной ничего плохого не случится. Точно.
— Ты вот лучше яблоком угости, — решил Василий, скрылся в сарае и тут же появился обратно с зелёным яблоком в руке, — бери, — передал он его Маше.
— Спасибо, — поблагодарила она, и протянула яблоко коню.
Евпатий осторожно взял его, и захрустел с довольным видом.
— Как рука, болит? — спросила Маша.
— Совершенно не болит, только очень чешется под гипсом, — пожаловался мальчик, — пытаюсь чесалку сделать.
— Одной рукой? — удивилась Маша.
— Ну да.
— И как, получается?
— Почти готова, — похвастался Василий, — пойдём, покажу.
Маша прошла в сарай, где, как и в любом деревенском сарае, хранилось всё, что требуется для жизнедеятельности и даже что не требуется, но хранится про запас, на всякий случай, даже если этот случай за сто лет не представился ещё ни разу. Вдоль стены были расставлены лопаты, грабли, косы, тяпки, на стене на полочках были разложены инструменты,
