Вампиры замка Карди - Б. Олшеври-младший

— Вы преувеличиваете, Джеймс, — с мягким укором сказал Гарри.

Ему действительно понравилась леди Констанс — такая аккуратная, почтенная особа… Излишне холодна и аристократична на его вкус. Гарри предпочитал американских девушек — смешливых, искренних, пылких. И не очень представлял себе, каково это — быть женатым на такой Настоящей Леди, какой была леди Констанс Годальминг. Но все-таки… Вряд ли это было так уж отвратительно! Сам он из двух зол — встретиться с вампиром или жениться на леди Констанс — все-таки предпочел бы женитьбу. Они ведь не католики и всегда возможен развод!

— Когда мне было восемнадцать лет, отец отправил меня учиться в Германию. В Нюренбергский университет, — продолжал Джеймс, словно не слыша слов Гарри. — На самом деле, мне кажется, ему хотелось, чтобы я окунулся в безнравственную атмосферу, которая царила в Германии тех лет. Он считал, что мне это пойдет на пользу. Он находил меня слишком вялым… А учился я на медицинском, специализировался в области психиатрии. Не самое изысканное занятие для будущего лорда, но я к восемнадцати годам перечитал едва ли не всю медицинскую библиотеку доктора Сьюарда. Мы с ним вообще были большие друзья… О нем я скорблю больше, чем об отце. Я бы с радостью женился на одной из его дочек. Но я им не нравился. А отец хотел в невестки настоящую аристократку, — Джеймс горестно вздохнул и продолжил после короткой паузы. Так вот, в восемнадцать лет в Германии я познакомился с внучкой доктора Гисслера, одного из наших преподавателей. Фрейлен Эльза-Шарлотта Гисслер. Она на год моложе меня. Я называл ее «Лизе-Лотта». Ее родители погибли… Не знаю, при каких обстоятельствах. Ее дед был таким же тираном, как мой отец. У нас с ней было много общего — и в жизни, и в восприятии мира. Она была…

— Могучая белокурая валькирия в сверкающих доспехах, напевающая арии из Вагнера и развлекающаяся на досуге метанием ядра! — радостно выпалил Гарри. — Я знаю немецких девок, они все такие. А уж горячи! Помню, однажды я познакомился с одной такой, ее Грета звали, так она в постели за ночь могла насмерть уходить целую роту, не говоря уж о…

Гарри захлебнулся собственными словами: ведь он только что укорял Джеймса в безнравственности! А Грета была обыкновенной портовой шлюхой. Не следовало ему признаваться в знакомстве с такими женщинами.

— Белокурая валькирия?!! — возмутился Джеймс. — Не смешите меня… Это стереотипное представление о немецких женщинах. Впрочем, большинство из них — действительно белокурые валькирии. Страстные и даже, я бы сказал, сексуально агрессивные. Я их боялся.

— И их тоже? — удивился Гарри.

— Да, и их тоже! Знаете, Гарри, мне уже все равно, будете вы считать меня трусом или нет. Возможно, мы скоро погибнем. Так что мне наплевать. Я буду говорить только правду. Как на исповеди. Я боялся этих баб… А Лизе-Лотта — она такая маленькая, миниатюрная, изящная, как статуэтка. Глазищи у нее громадные, темно-карие, с золотым дном. Кажется — темные, а приглядишься — и видишь жидкое золото, которое где-то там в глубине плещется… А волосы — золотисто-каштановые, вьющиеся. Заплетены в две длинные-предлинные косы. Она была такое чудо… Тихая, застенчивая. Очень скромная. Очень романтичная. Воплощение моей сокровенной мечты. Мне уж казалось, что все девушки в мире участвуют в соревнованиях по гребле и танцуют эти резвые джазовые танцы. А она носила длинные юбки, читала стихи и рассказывала мне замечательные истории о привидениях. Немцы вообще очень сентиментальны и при этом любят всякие ужасы…

— Да, я знаю, они о-о-очень любят всякие ужасы! — ухмыльнулся Гарри. Они прямо-таки мастера в области ужасов… Концлагеря, газовые камеры, эксперименты над людьми, вроде тех, что проводятся в моем родовом замке, а еще — массовые истребления мирного населения, рвы, полные трупов… Причем они сами же заставляют обреченных рыть себе могилы! Прелесть, как сентиментальны! Когда об этом начали писать в газетах, никто поверить не мог, говорили — журналисты выдумывают…

Гарри прервался, поймав укоризненный взгляд Джеймса.

— Нет, это не остроумно, Гарри, то, что вы сказали. Концлагеря и эксперименты над людьми не имеют отношения к тем милым старомодным ужасам, которыми так увлекалась Лизе-Лотта. Вообще, я не понимаю, как в ту Германию, в нашу с Лизе-Лоттой Германию мог прийти фашизм! Бред какой-то… Та Германия, которую знал я… Она была прекрасна. Моя Германия. Я любил ее. И я любил Лизе-Лотту. Но чувства у нас были сугубо возвышенные…

— Тогда почему вы женаты на Констанс? — угрюмо спросил Гарри.

Нехорошо быть таким бесчувственным, но зато как приятно сбросить Джеймса с небес на землю!

— О, это очень печальная история, — рассмеялся Джеймс. — Следующим летом я не вернулся на каникулы в Англию, а совершил путешествие по Германии на автомобиле, с Лизе-Лоттой и двумя нашими друзьями. Они, кстати, были евреи.

— Евреи?! — ужаснулся Гарри.

Он ужаснулся потому, что знал, какая участь выпала всем немецким евреям…

Но Джеймс неправильно его понял и улыбнулся такой саркастической, мерзкой улыбочкой, что Гарри тут же захотелось дать лорду Годальмингу по зубам!

— Вас это не должно шокировать, Гарри. Американцы всегда так чванятся своим демократичным отношением ко всему на свете, в том числе к вопросу национальности и вероисповедания. А вот мой отец едва не умер от потрясения, когда узнал, что я дружил с евреями. А они были мои лучшие друзья! Мои — и Лизе-Лотты. Эстер и Аарон Фишер. Аарон уже окончил медицинский, работал помощником у герра Гисслера, дедушки Лизе-Лотты. Эстер — очень красивая девушка, моя ровесница — нигде не училась, потому что приличная еврейская девушка нигде не учится, к ней учителя на дом ходят. А она была приличной еврейской девушкой. Во всяком случае, так считали ее родители. Хотя она мечтала сбежать и стать танцовщицей, и вообще много о чем мечтала, а уж пылкостью могла превзойти и дюжину таких, как ваша Грета! Так вот, отправились мы в путешествие. Это было самое лучшее путешествие в моей жизни. Хотя мне приходилось много путешествовать — как и положено англичанину из хорошей семьи. Мы ночевали в гостиницах, брали два двухместных номера. Девушки — в одном, мы с Аароном — в другом. Мы объехали все города, все музеи, все замки. Лизе-Лотта была нашим экскурсоводом. Она так хорошо умела обо всем рассказать… Это было лучшее лето в моей жизни.

— Судя по вашему печальному тону, Джеймс, романтическая героиня вашей истории скончалась, оставив вас навеки безутешным?

— Нет, Гарри, она не умерла. Точнее, теперь-то я не знаю… Наш роман продолжался три года. Только следующие лета я проводил все-таки в Англии. Я собирался жениться на Лизе-Лотте, когда мне исполнится двадцать один год и я стану совершеннолетним. В ожидании этого мы сохраняли сугубо целомудренные отношения. А жаль.