Собачья работа - Галина Романова

— Ужасно то, что я второй раз проснулся здесь, у вас в постели, — пробормотал Витолд, торопливо поправляя одежду. Спал он прямо так, в рубашке и штанах, которые теперь имели весьма помятый вид. Как и его бледное лицо, обрамленное всклокоченными волосами.

— Не берите в голову, — отмахнулась я. По опыту знаю, что есть вещи намного страшнее, чем пробуждение в незнакомом месте. Например, пробуждение в незнакомом месте в окружении незнакомых людей. И хорошо, если эти люди говорят на одном с тобой языке.

Наскоро приведя себя в порядок, мы вдвоем поспешили на шум и голоса. На пути нам попалась госпожа Мариша. Она неслась куда-то, не разбирая дороги, взмахивая руками, как курица крыльями, и практически налетела на нас. Пришлось как следует встряхнуть женщину и даже шлепнуть по щеке, чтобы она хоть немного начала соображать.

— Т-там… в покоях милсдарыни княгини…

Пани Эльбета занимала добрую половину этажа — тут были не только ее комнаты, но и спальни многих женщин и девушек замка, за исключением гостевых комнат и моей, расположенной в непосредственной близости от покоев князя. Сейчас тут царил кошмар — все бегали, кричали, суетились. Слышались истеричные рыдания. Возле одной из комнат толпился народ — челядь, гости, гайдуки.

— Пропустите!

Перед князем расступились с охотой, мы переступили порог. И тут же чуть было не отпрянули назад.

Сказать, что комната была залита кровью — это лишнее. Не так уж много там обнаружилось крови. И следов борьбы — тоже. Ну опрокинуто кресло. Ну сорвана драпировка, ну кое-какие мелочи, упавшие на пол с каминной полки, валялись под ногами.

Растерзанное и окровавленное тело пани Бедвиры лежало недалеко от камина. Такое впечатление, что она пыталась спрятаться за креслом, кидалась в убийцу всем, что стояло на каминной полке и попалось ей под руку, но тот, кто ее прикончил, разрушил ненадежную преграду и добрался до жертвы.

Любопытство заставило сделать несколько шагов. Похожие раны я, кажется, видела совсем недавно. Ну да, почти так же были располосованы горло и грудь Тювика — то ли сразу несколькими ножами, то ли длинными когтями. Женщину ударили наотмашь по лицу, груди и шее. Платье порвали, правого глаза больше не было, на щеке виднелись раны. Второй удар — тоже несколькими ножами, прикрепленными к перчаткам или, что вернее, все-таки когтями, пришелся на другую сторону тела. Но там он (насколько я могла видеть, не снимая с жертвы порванного платья) был слабее и попал ниже. Если по голове, шее и груди били справа, сверху вниз и наискосок, со всей силой, то слева по ее телу ударили сбоку. Я наклонилась, борясь с желанием дотронуться и проверить свои догадки. Да, похоже, что сначала ее попытались схватить за бок. Вернее, за левую руку, но женщина вывернулась, и когти убийцы, распоров платье, оставили на ее боку царапины. Там наверняка просто содрана кожа, но вид и запах крови, а самое главное, отчаянный первый крик жертвы довершили дело. Самый сильный удар — мысленно я воспроизвела его — был нанесен справа, как если бы убийца оказался левшой и был нацелен на то, чтобы прикончить жертву.

— Как вы можете на это смотреть? — послышался за спиной шепот.

Я пожала плечами. Ничего особенного. На войне видела и не такое.

…Кроме меня воевали и другие женщины. Если в начале войны на «пехоту в юбках» смотрели с жалостливым снисхождением даже солдаты, то через пару лет нашу сестру начали уважать и даже побаиваться. Женщины занимали командные посты, ходили в бой наравне со всеми, проводили зачистку местности и перевязывали раненых. Свои нас ценили, а враги — ненавидели с удвоенной силой. И если женщина попадала в плен…

Так было с одной моей подругой. Не Тодоркой, другой. Мы вместе мечтали, как заживем после войны, как вернемся к родным, как выйдем замуж и как назовем своих детей. Потом подруга попала в плен. Я не буду описывать, во что враги превратили ее тело, но не забуду этого никогда. Над первым же пленным мне захотелось повторить все то же самое, только с поправкой на мужские стати. Меня удерживали трое мужиков. А сотник посадил на гауптвахту на сутки, исключительно для того, чтобы остыла. После того-то зрелища… Да тут всего пара царапин. Больно, но зато быстро. Этот левша явно знал, куда и как бить.

Левша… Левша…

Я выпрямилась, попятилась, чувствуя, как покрываюсь холодным потом. Конечно, это может быть случайным совпадением, но я знала только одного левшу, который был в ссоре с убитой. И который сейчас стоял рядом.

— Дайна, — Витолд смотрел мимо меня, — ты ведь не думаешь, что это сделал я?

Он был поражен и напуган, как и остальные, кровавым зрелищем, но вместе с тем, когда нашел силы и посмотрел мне в лицо, на дне его ярко-серых глаз (почему я раньше не замечала их цвета?) стали заметны глубоко запрятанные гнев и раздражение. Он пока еще владел собой, но мог сорваться в любую минуту. Прежнего спокойного, тихого и задумчивого мужчины больше не существовало. Внутри этого тела сидел кто-то отчаянный, решительный, холодно-расчетливый — и обозленный. Этот «кто-то» очень хотел, чтобы ему поверили. И я поняла, что есть моменты, когда не важно, что ты говоришь — правду или ложь — а важно, говоришь ли ты то, что от тебя хотят услышать.

И я, заглянув в эти горящие глаза, в расширенные от волнения зрачки, прошептала:

— Я вам верю.

И обняла. Так крепко, как могла. И по тому, как вцепился в мои плечи князь, поняла, что это — лучшее, что я могла сделать.

— Э-эй! А что это такое?

Мы с Витолдом отпрянули друг от друга, словно нас застигли врасплох над окровавленным трупом. Княжна Ярослава застыла в дверях, ошеломленно хлопая глазами. Она еще не видела тела, ей не было никакого дела до перепуганной челяди и любопытных придворных. Она видела только нас двоих, вцепившихся друг в друга.

— Я только…

— По какому праву ты осмеливаешься прикасаться к моему жениху? — свысока глянула на меня княжна. Да, взгляд у нее что надо! Не притворяется, не играет на публику — искренне возмущена таким зрелищем.

— Я… его сиятельство нуждался в помощи и поддержке, и я…

— И ты поторопилась. Теперь я — его помощь и поддержка, — она шагнула вперед, протягивая руку: — Мой дорогой, вам уже лучше? Может быть, вам стоит прилечь? Где здесь постель?

Я видела, что мужчину начало трясти. Это не был припадок — скорее сдерживаемый гнев. М-да, видимо, только благодаря настоям старого алхимика он до сих пор как-то мог себя контролировать. И убийцы алхимика наверняка знали, что делают. Неужели вот это — настоящий князь Витолд Пустополь?

Ничего не замечая, княжна взяла жениха за руку и с победным видом огляделась по сторонам. И только тут до нее дошло, что в комнате происходит что-то не то. Вслед за нею вошел монах из часовни, склонился над телом пани Бедвиры и стал негромким голосом отдавать приказания.