Кейн. Ветер ночи - Карл Вагнер

У Фрица Лейбера герои ездят на лошадях. Ну, допускаю, обитатели вымышленного мира, вероятно, должны использовать каких-то местных, легко одомашниваемых зверей для поездок, но почему это должны быть Equus caballus?

Даже столь неуклюжая писательница Джейн Гаскелл, которая неоднократно подвергалась в моих статьях уничтожающей критике за самые вопиющие ошибки, даже она заставила своих атлантов разъезжать верхом на огромных птицах, вроде страусов.

Фриц Лейбер оспаривает этот вопрос в недавней статье, опубликованной в фэнзине «Андурил» — бюллетене Толкиновского общества Великобритании.[8]

«Нет смысла спрашивать, откуда взялись на Меркурии (я имею в виду роман Эддисона) люди, лошади и тис.

Хол Клемент, Джемс Блиш, Л. Спрэг де Камп и другие подробно разъяснили надлежащие способы построения воображаемой планеты иной звездной системы. На ней же, естественно, будет иная биология. Но научная фантастика это не фэнтези, которая должна не противоречить только самой себе, а не науке».

Фриц здесь приводит безусловно ложный довод. Он продолжает, рассматривая свой Невон, рассуждать так:

«Обитают в нем по большей части люди, и поэтому вполне естественно, что там должны быть и лошади, кошки, собаки, сосны».

Можно многое сказать в пользу позиции Фрица Лейбера по этому вопросу. И если говорить честно, то следует сказать в его защиту (так же как в защиту Джейн Гаскелл и мисс Нортон), что есть немало внутренних свидетельств тому, что Мир Ведьм, Невон и Пара-земля (так же как де Камповская планета в «Башне гоблинов») соприкасались с нашей землей в разных точках истории и географии, так же как мир Кэтрин Курц в серии «Дерини». Такие миры предположительно очень близки к нашему пространству-времени, отделены, возможно, как иное измерение, но в любом случае, это определенно «параллельные миры», говоря языком научной фантастики.

С другой стороны, а что собственно плохого в конструировании миров фэнтези по методу Хола Клемента и Джеймса Блиша? То, что это редко делалось в стиле фэнтези, если вообще делалось, никак не аргумент против теоретической обоснованности такого конструирования. В своем незаконченном «Химериуме» я пытаюсь именно так и поступить: построить мир фэнтези с помощью техники, разработанной современной научной фантастикой.

В другом мире не должно быть земных зверей и птиц. У автора нет никаких причин, не позволяющих просто-напросто выдумывать экстравагантные аналоги заурядным существам. Давайте проверим эту теорию на практике, обратившись к реальным примерам, и посмотрим, действует ли она.

Раньше в большей части фэнтези авторы заставляли героев ехать на лошадях по дубовым и сосновым лесам, охотиться с гончими на единорогов и так далее.

Вспомните великолепную сцену охоты на единорога в «Дочери эльфийского короля». Конечно, весь смысл романа Дансени в том, что он делает единорогов, магию и эльфов частью мира людей. Но строго говоря, так поступать ошибочно, и этого можно избежать, если писатель желает взять на себя такой труд.

Некоторые писатели согласны с этим и избегают подобных ошибок любыми способами. Берроуз, например, создал уникальную, оригинальную биосферу для своей версии Марса. Вместо лошадей его персонажи ездят на восьминогих млекопитающих, названных им «тотами»; вместо тяжелых вьючных животных он изобретает мастодонтов — «зитидаров». Его надо похвалить за то, что он довел свое решение до логического конца. На Бар-суме нет даже кошек и собак, вместо этих домашних животных Берроуз вводит «капота» и «со-рака».

В ходе написания марсианской серии, Берроуз пополнил свой барсумский бестиарий. В нем есть «апт» — арктический зверь с белым мехом и шестью лапами, безволосый, похожий на льва «бенс» и иные твари — «дарсин», «орлук» и так далее. Они по большей своей части хорошо выписаны и оригинальны. В основном той же практики Берроуз придерживался в книгах о Венере и Пеллюсидаре.

Тем, как Берроуз использует эту технику, можно только восхищаться. Он проектирует и выдумывает новых зверей, а не сует на Марс обыкновенных лошадей и называет их тотами. Взять, к примеру, его «калота». Этот марсианский пес так впервые представлен в «Принцессе Марса»[9].

«В ответ на ее зов я впервые увидел новое чудо Марса. Оно вошло, покачиваясь на десяти тоненьких ножках, и село на корточки перед девушкой, подобно послушному щенку. Чудовище было ростом с шотландского пони, но голова его несколько напоминала голову лягушки, за исключением того, что челюсти его были снабжены тремя рядами острых, длинных клыков».

Марсианка поручает зверюге стеречь берроузовского героя-землянина Джона Картера. Тот играючи убегает от свирепого на вид зверя, и на него нападают чудища, похожие на обезьян. Марсианский сторожевой пес, Вула, следует за своим подопечным и сражается с гориллойдом, который чуть-чуть не убивает его. Картер наблюдает за схваткой и обнаруживает, что проникся странным сочувствием к этому верному, хоть и страшному сторожевому псу.

«Я видел, что глаза моего зверя совершенно вылезли из орбит, а из ноздрей течет кровь. Было совершенно очевидно, что он слабеет… и огромные глаза его не отрываясь глядели на меня с выражением мольбы и защиты. Я не мог противостоять этому взгляду…»

Картер берется за оружие и сам вступает в бой с гориллойдом. Позже подбегают на помощь его зеленокожие марсиане. Они готовы без всякого сожаления прикончить раненого сторожевого пса, но Картер не дает им пристрелить верного калота.

«В конце концов, на Марсе у меня оказалось двое друзей — молодая женщина и безгласный зверь, в бедной, уродливой оболочке которого было больше любви, нежели у всех зеленых марсиан, скитавшихся по мертвым морям Марса».

Хотя этот абзац и может показаться некоторым излишне сентиментальным, всякий, у кого была собака, знает, на какую глубокую привязанность и любовь способен этот зверь. Берроуз здесь делает не что иное, как очень умно демонстрирует сущность «пса» и рисует Вулу, «верного марсианского пса», перенеся в него качества земного зверя.

Более того, Берроуз нашел для него надлежащее имя. Турид, бенс, тот, зитидар — в таких названиях есть внутреняя правильность, ее легко почувствовать и узнать, но никак нельзя объяснить. По контрасту с берроузовской пригодностью названий и имен даже самый лучший его современник-подражатель Отис Адельберт Клайн выглядит намного хуже, по крайней мере в этом отношении. Просмотрим один из романов Клайна, выбранный наугад. «Принц опасности» демонстрирует, как Клайн, ничуть не стараясь, лепит имена и названия. Вслушайтесь. Зверь «ордзук»!.. И вообще венерианский словарь Клайна показывает, как мало времени он отводит на создание имен и названий: Зовил, Зинло, скарбо, кова, Ург, Укспо, Азпок, Ропок, Рогвиз — эти имена и названия просто ужасны. У них тоскливое, двусложное строение, одинаковое звучание и какая-то неотесанная уродливость.[10]