Битва за Кавказ. Неизвестная война на море и на суше - Эрих Манштейн

Неожиданный для Советов прыжок через морскую бухту удался. Когда противник вступил в действие на южных высотах, наши штурмовики из бригады Циглера и пехотинцы 22-й и 24-й дивизий уже закрепились на берегу, одно за одним уничтожая огневые средства на склонах южного берега. Пехота поднялась на плоскогорья. Тот же успех ждал нас и на позициях Сапун-горы. На левом фланге 54-го армейского корпуса 50-я дивизия и вновь введенная в бой 132-я пд с полками 46-й дивизии из района Гайтаны и южнее начали атаку высот вблизи Инкермана и южнее его. Их огнем поддерживала артиллерия, дислоцировавшаяся на северном берегу бухты. В атаку пошел и румынский горно-стрелковый корпус. А с рассветом перешел в атаку на Сапун-гору 30-й ак, поддержанный дальнобойными батареями 54-го ак и последовательными воздушными налетами 8-го авиакорпуса люфтваффе.

В то время, когда корпус демонстрировал артиллерийский огонь наступления по всему фронту, 170-я пд 54-го ак начала штурм Федюхиных высот. Наступление сопровождалось кинжальным огнем зенитного артиллерийского полка, штурмовыми орудиями и батальоном танкеток. Дивизия вышла на обе стороны основной дороги, овладела фронтальным участком в северном, восточном и южном направлениях, что обеспечило корпусу возможность подтянуть на высоты другие свои соединения.

С успешной переправой через бухту, занятием Инкерманских высот и прорывом 30-м ак Сапунской позиции судьба Севастопольского гарнизона была предрешена.

Слушая рассказ генерал-фельдмаршала о боях за крепость, я просил его как можно подробнее осветить события тех дней, и по возможности, припомнить встречи с конкретными людьми, жившими вблизи Севастополя. Ведь среди них могли оказаться люди, с которыми (или с их родственниками) я был лично знаком… За время наших длительных бесед он привел множество любопытнейших историй, героями которых оказывались местные жители. К тому же у меня появлялся шанс узнать об одних и тех же событиях из разных уст, с разных точек зрения, и – анализировать самому. Вот взять, к примеру, жительницу станции Мекензиевы горы Клавдию Штевневу, до и после войны жившую в станционном путейском домике. Еще в 50-е годы с ее слов мне было известно, что у нее был сын-летчик, погибший в годы войны. Подробности гибели никогда и никем не озвучивались. И вот, много лет спустя, совершенно случайно, я услышал от генерал-фельдмаршала как все произошло.

На левом берегу речки Бельбек вблизи Камышловского моста упал подбитый советский бомбардировщик ТБ-3. Членам экипажа, в числе которых был и второй пилот старший лейтенант Игорь Штевнев, удалось выжить, выбросившись с парашютами. Игорь приземлился в расположение одного из полков 22-й Нижнесаксонской дивизии и, естественно, его доставили в IV отделение соединения. Проводивший допрос офицер гестапо услышал, что летчик не хочет умереть прежде чем не повидается с матерью, проживавшей в 10–15 минутах ходьбы отсюда, на станции. Офицер выполнил просьбу юноши; так как к этому времени советская часть, находящаяся в районе станции отошла к Инкерману, а сама территория еще не была занята немцами, то за матерью летчика был послан дозор. Женщину доставили в гестапо, где она встретилась с сыном, и, причитая, все просила сохранить ему жизнь, отпустив домой. На что ей отвечали, что это невозможно хотя бы потому, что органы СМЕРШа сразу же расстреляют и сына и ее.

В это время в расположении отделения гестапо появился командующий. Вошедший в домик генерал-полковник фон Манштейн, получив доклад от офицера IV-го отделения, пожелал увидеть мать и сына. Когда он вошел в помещение, русский офицер поднялся со скамьи и встал по стойке «смирно». Женщина, не дав ему говорить, стала умолять немецкого генерала отпустить сына. Фон Манштейн, выслушав ее просьбу, дал тот же ответ: вас расстреляют свои же… но довод этот казался матери неубедительным. Тогда командующий отпустил их домой.

Уже после того, как Севастополь был занят полностью частями 54-го ак, начальник отделения гестапо корпуса кратко описал в своем рапорте продолжение той истории. Старший лейтенант рано утром был арестован сотрудниками СМЕРШа. Кто-то из соседей доложил куда следует, и сына на глазах матери… разрезали пилой пополам. Очевидно, чтобы не было повадно другим жителям Крыма не считать немцев палачами, а видеть в них Людей, верящих, что они освобождают русских и других от еврейско-большевистской кабалы…

Эрих фон Манштейн говорил, что последние бои в городе не могли ни изменить судьбы Черноморской крепости, ни принести существенной пользы Советам с точки зрения общей оперативной обстановки.

– Даже для сохранения чести оружия эти бои были лишними, ибо подчеркиваю – русский солдат поистине сражался достаточно храбро! Он дрался за свою жизнь, понимая, что политическая система не заботится ни о его жизни, ни тем более о его чести. А лишь требует продолжения бесполезной, бессмысленной борьбы, делая его заложником…

Соединения 54-го ак, заняв центральную часть города, вели бой все дальше в глубину Севастополя. Корпус, выделив часть сил, начал наступление на позиции противника на окраине города, в полосе боев оказался знаменитый еще с Крымской войны Малахов курган, за который было пролито немало крови в XIX веке.

Еще 29 июня 30-й ак оперативно подтянул 170-ю пд, 72-ю пд, 28-ю лпд и стал продвигаться с Сапун-горы для захвата Херсонеса. 28-я лпд захватила Английское кладбище, прорвала внешний оборонительный рубеж юго-восточнее Севастополя. На самом же кладбище Советы оборудовали основной опорный пункт; мраморные памятники, которые еще в 1904–1906 годах были поставлены к 50-летию Крымской войны русскими моряками Черноморского флота английским солдатам, были разрушены большевиками, и из них сооружены брустверы, ими укреплены траншеи. (Впрочем, чему удивляться, – это было характерно для большевистского режима; в начале 20-х гг. в Петербурге были разрушены Смоленское лютеранское и православное кладбища, а плитами могил выложена так называемая Октябрьская набережная; кощунство инородцев над истинными русскими… – Авт.) Новые мертвецы лежали у могил, развороченных снарядами.

Дивизия начала продвигаться на запад. Объектом атаки 170-й дивизии стал маяк на мысе Херсонес, – на том месте, откуда тысячелетия назад смотрела Ифигения, «ища душою землю греков». Романтично? Мне нравится эта фраза, я, если ты помнишь, оставил ее в книге… Наша 72-я пд наносила удар вдоль южного побережья; вначале она овладела господствующей высотой, что дало корпусу возможность пользоваться главной севастопольской дорогой. В арьергард ей следовала горно-стрелковая дивизия, которая с тыла нанесла удар вблизи Балаклавы. В результате тех боев в плен было взято более 17 000 солдат и матросов.

Мы предполагали, что противник окажет последнее сопротивление на позиции, расположенной на окраине Севастополя. А в городе вновь и вновь передавался по радио приказ Сталина держаться до последнего человека. Словно все: и люди, и стены, и волны морские были обязаны сохранить этому человеку власть! …даже не жизнь – Власть! Нам было известно, что все жители города, способные носить оружие, в том числе и женщины, органами НКВД и ГУГБ были загнаны на передовую. В числе самых активных, кто загонял женщин на передовые позиции, была и секретарь Севастопольского горкома партии еврейка Сарина. Правда, сама она оружие в руки не взяла, а сбежала на Кавказ.

Командование 11-й армии поступило бы преступно по отношению к своим солдатам, если бы оно не учитывало того обстоятельства, что борьба внутри города потребует новых жертв, зачастую совершенно неоправданных. Чтобы избежать этого, штаб армии отдал приказ еще раз дать слово артиллерии и 8-му авиакорпусу. И 1 июля 1942-го начался массированный огонь по окраинным укреплениям и внутренним опорным пунктам города с целью разгромить советские части на мысе Херсонес; авиации было приказано уничтожать все надводные корабли, на которые ведется погрузка воинских эшелонов. Нам было известно, что эти эшелоны состояли из чекистов, комиссаров, офицеров и солдат заградотрядов. Поэтому я приказал уничтожать бегущих большевистских руководителей и их приспешников. Преследовали мы при этом и другую цель психологического свойства: пусть защитники гарнизона увидят, что наша артиллерия и люфтваффе не ставят своей задачей дальнейшее пролитие их крови. И, думаю, эти люди оценили тот мой приказ, поняли смысл. Они буквально массовым потоком стали сдаваться передовым частям 54-го ак.

Обстрел бегущих заградотрядов, чекистов и командования Севастопольской крепости был успешным. К сожалению, мы не смогли ни уничтожить, ни пленить командование Черноморским флотом и Приморской армии: адмирала Октябрьского, его комиссаров Азарова, Кулакова, генералов Петрова, Моргунова… ничего удивительного – они бежали из Севастополя еще за несколько дней до того как наши авангардные части вышли на северную сторону. Я даже не хочу говорить о том, что большего позора для генерала или адмирала не может быть, чем бросить свои войска на произвол судьбы… Я не хочу этих еврейских выродков, бросивших несчастных русских солдат и матросов на явную смерть, объединять в единое понятие: армия… Именно мой приказ по 11-й армии спас почти 150 000 сдавшихся в плен матросов и солдат ЧФ и Приморской армии, а также население города – стариков, женщин и подростков, которых под угрозой расстрела автоматчики заградотрядов выгнали на передовые позиции против закаленных в боях и бесстрашных солдат и офицеров вермахта. Которые, – по моему приказу! – прекратили огонь… с кем воевать? С подростками? С женщинами? В действия вступили артиллерия и люфтваффе, нанося смертельные удары по палачам, бегущим из легендарного Севастополя.