Ловушка для профессионала - Валерий Смирнов

— Как проведено независимое журналистское расследование? — спросил я, с наслаждением выпивая крохотный глоточек ароматного напитка.

— Осталось выяснить детали. Тем более, Игорь не только мне машину может подарить. Он нам всем уже подарок сделал. Знаешь, кто работает следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре?

— Уже догадался. Карьера этой дамы — поистине стремительна.

Босягин даже для приличия не высказал своего мнения о моих способностях. За это я его тоже ценю, нос задирать не позволяет, единственный из всего моего окружения, не считая Рябова.

— Да, в этом хотя бы повезло. Все остальное пришлось с кровью добывать.

— В чем везение? Скажи, что ты просто сэкономил время. В свое время Боровая с делом Сторожено была знакома, — не позволяю Босягину выпячивать роль личности во всей этой истории.

Босягин налил коньяк в крохотные рюмочки и поведал:

— Такой же независимый, как и я, журналист Воронин раскололся в два счета. Он поливал грязью Стороженко по просьбе того самого прокурора, который запретил посылать дело на доследование.

— Чем его прокурор прельщал?

— Это важно? — Босягин улыбается нечасто, но тем не менее сейчас он откровенно скалится. — Не волнуйся, я хватки с годами не теряю. Воронина в свое время прихватили на валютных операциях… Мое расследование на финальной стадии. Для Боровой, по крайней мере. Да, вот еще что. Она рвется в Южноморск.

— Вот этого нам не нужно.

— Тогда говори, что нужно.

— Нужно закольцевать круг ее интересов непосредственно на Москве и Питере.

— Отчего Еремин решил тянуть контрабанду через Южноморск? Она — дама неглупая.

— Она женщина. Многие мужчины сомневаются в деловых качествах женщин — и совершенно напрасно. Но даже Еремин всполошился, когда узнал — на его пятки наступает сама Боровая.

— Если не проглотит?

— Тогда сделает вид, что проглотила. В конце концов Южноморск — это уже другая страна. Пусть не лезет в дела независимого государства. Правда, если в Москве капуста подорожает, на наших карманах это тут же скажется… Но мадам Боровую здешний рынок не должен волновать. Потому что в Южноморске никаких следов не найти. Свежих, по крайней мере.

— Тогда так. Материалы на Ляхова и его богатое прошлое. Нашего прокурора застрелил именно он. Южноморские концы уже в воде. Я предъявляю много материала. Ссылка на источники?

— Честные люди из нашей милиции. Скажем, Управление по борьбе с организованной преступностью. Повезло мадам Боровой, такое дело раскроет, факты сами в руки идут. И какие! Кто бы на нас так работал, как мы на юстицию…

— Кстати, это ее немного насторожило. Мне пришлось намекнуть на участие в деле кое-каких структур. Иначе она бы сама обо всем догадалась. Спасибо Рябову, обеспечил в Москве довольно солидную поддержку. Боровая наверняка уверена — кто-то хочет очистить для себя место Еремина. Иначе откуда такой обвал компромата у явно нанятого, недалекого, но все равно независимого журналиста?

Я допил кофе и заметил:

— Чудесно. Давно не пил прекрасно приготовленного кофе. Давай еще раз прогоним ситуацию. Значит, у мадам есть пальчики Ляхова. Она без труда убедится, кто это такой, подняв личное дело Покровского. Запросить уголовное дело Лавренко тоже труда не составит.

— Она уже эти сведения проверила, — как бы невзначай отметил прекрасную работу старшего следователя Босягин.

— Пойдем дальше. После запроса в Южноморск, если уж ей этот город покоя не дает, мадам Боровая убеждается: Ляхов оставил свои отпечатки пальцев на карабине, из которого застрелили прокурора. Ты подкрепляешь эти сведения купированной пленочкой, записанной в доме Ляхова. И все становится на свои места.

— Доказательства по Еремину косвенные.

— Да, ты прав. Мало ли чего можно наговорить в частной беседе? Однако есть еще видеофильм, который раздобыл наш добрый ангел Рябов. Ты его не видел. И твоя московская подруга тоже. Однако, когда вы просмотрите эту любительски отснятую пленку, сразу все поймете. Любители… Профессионал бы такого себе не позволил. Но, видимо, в те годы они вообще ничего не опасались или особого значения этой съемке не придали. На кассете запечатлено, как празднуют именинки или еще черт знает что люди в довольно непринужденной обстановке. А среди них — ба, знакомые все лица, особенно в том месте, где наш прокурор, тогда еще следователь, Ляхов, тогда еще Покровский, и Еремин, тогда еще старший лейтенант запаса, шашлык жрут. Пусть, кстати, мадам Боровая полюбопытствует, как это партийный работник Еремин из старших лейтенантов запаса превратился в генерал-полковника МВД.

— Подумаешь, — хмыкнул Босягин. — И не такие метаморфозы случались. Даже если не принимать во внимание судьбу того же Лавренко. И наконец…

— Правильно, наконец у нас есть Рогожин. Главный свидетель, козырь-мизер. Наконец-то пропажа объявится, один из десятка тысяч, что каждый год куда-то исчезают. И поведает Рогожин Боровой всю правду, если защита будет обеспечена. В крайнем случае, есть видеоматериалы, на которых этот старый проходимец подробно рассказывает, как банда Еремина топила Стороженко. Ментовского стукача Петровского пусть мадам сама колет, а после этой исповеди полюбопытствует — какими темпами продолжает скупать произведения искусства приемщик бутылок? И в конце концов, пойдет янтарь в Германию, хрен его таможня переловит. А вот после того, как Краузе этот янтарь в лапки схватит, тут бывшего стукача полиция с большим удовольствием возьмет. Краузе, чтобы свою шкуру спасти, тут же выложит, по чьей просьбе он этим янтарем заинтересовался.

— Не боишься, что они на нас выйдут?

— Еще как боюсь. Только вот незадача, я с Краузе созвонюсь, скажу, мол, извини, друг, ничем не могу помочь. Жаль, конечно, что мне китайского фарфора не видать, однако с янтарем у нас в городе проблемы. Предлагал мне янтарь один залетный, но уж очень он мне не понравился. А герр Краузе привык иметь дело только с порядочными людьми, вроде меня. Так что обмен между коллекционерами не состоится. И этот разговор наверняка будет писаться не только у нас.

— А если Краузе…

— Тогда ему точно труба. Еремин у нас не без внимания, насколько я знаю Рябова, он в Москве не только тебе плацдарм обеспечил. Знаешь, Босягин, мы должны быть просто счастливы, если кто-то позвонит Еремину из Германии. А Краузе засуетится, побежит к своим партайгеноссе, куда ему деваться? Так что мадам Боровая убедительно докажет — не зря ее старшим следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре назначили, и окончательно разберется с делом Стороженко. Зря, что ли, она им занималась, будучи государственным советником третьего класса? Собиратель к ней наверняка симпатию испытывает. И горит желанием подарить государству тысячи экспонатов своей коллекции, которые неизвестно куда из ментуры делись. Вот тут-то Рогожин еще раз свое слово скажет. Зря…

— Не зря, — перебил Босягин, доказывая свой высокий класс. — Не зря он в другом городе прятался, у старого, так сказать приятеля, и даже кассету записал на тот случай, если его все-таки уберут люди Еремина. Рогожин не перевернется?

— Этот старый аферист еще жить хочет. Кроме того, в его трудовой биографии есть одна волнительная подробность. Его в свое время посадили. Специально, чтобы замазать. Впрочем, поводов для этого Рогожин давал великое множество. И, наконец, возле ментов обрел свое место в жизни. Теперь ему даже срок не грозит. Кто станет отвечать за помощь, которую он оказывал Министерству внутренних дел уже несуществующего государства.

— Зато Еремин и другие… Об убийстве Маркушевского скажу, когда Боровая убедится — наши сведения в дополнительных проверках не нуждаются. Сегодня она легко расколет тех, на кого менты труп повесили… Я одного не понимаю, отчего они должны нести ответственность за свои прошлые дела?

Молодец, Босягин, хмурая личность, не утратившая чувства юмора и оптимизма. Я развел руками и в тон Босягину заметил:

— Этот юридический казус и мне не по зубам. И вообще, в наше время сплошных головоломок для юриспруденции, во всем этом — черт ногу сломит. Бес с ним, этим колченогим дьяволом, но вот Еремин должен сломать голову. Хотя бы потому, что история с янтарем получила продолжение после того, как уничтожившие страну охотники вылезли из Беловежской пущи.

Босягин долил кофе в мою опустевшую чашечку и сказал:

— Им это стоило делать. Хотя бы оттого, что Еремин никогда бы не стал конгрессменом. Я ведь с людьми Рябова сейчас накоротке. Знаешь, чем сегодня занят Еремин?

— Законы выдумывает…

— Нет, он направился с визитом в Париж, — бросил Босягин, доказывая тем самым, что Рябов давным-давно оправился от прокурорского подарка.

Я выпил коньяк и глубокомысленно отметил: