Валерий Брюсов. Будь мрамором - Василий Элинархович Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выразительным проявлением признания стали статьи в энциклопедиях. В 1905 году дополнительный том энциклопедического словаря издательства Брокгауз-Ефрон отвел «талантливому поэту» Брюсову почти шесть столбцов с большим количеством цитат{4}. Статью написал историк литературы Семен Венгеров, который уже в конце 1904 года предложил Валерию Яковлевичу принять участие в переводе «Божественной комедии» Данте для «Библиотеки великих писателей» и в дальнейшем не раз привлекал его к своим литературным проектам. В новом издании той же энциклопедии статья Венгерова о Брюсове занимала десять столбцов, давая обстоятельный очерк творчества «известного поэта, одного из создателей русского модернизма»{5}. Зато в «левом» словаре братьев Гранат «один из главарей „новой“ поэзии» удостоился лишь неполных двух столбцов, написанных его бывшим приятелем Фриче{6}.
Первыми символистов признали на левом фланге — за их позицию во время революции. Ведущий журнал этого направления «Современный мир», руководимый Ляцким и Богдановичем, в 1907 году пригласил к сотрудничеству Брюсова и Бальмонта. Народнический критик Аркадий Горнфельд в статье «Торжество победителей» признал, что «левиафаны прессы начинают заигрывать с символистами», но назвал это «легкой и поверхностной победой», по поводу которой «жрецам» не следует слишком радоваться{7}. Брюсов согласился с констатацией факта, но в статье под тем же — восходящим к Шиллеру — заглавием (1907. № 9) заявил: «Публика, презрительно бросавшая лучшие книги „декадентских“ поэтов, теперь охотно раскупает их новые сборники, где многие — увы! — только слабо повторяют себя… Настало время тем из них, кто сохранил смелость взгляда и готовность на новую борьбу, — горько смеяться!». Марксист Каменев назвал Брюсова «величайшим из поэтов современности в России»: «Поэтическая история такого вождя школы, каковым был и остался Брюсов, — есть история поэзии как социального явления данной эпохи. […] В Валерии Брюсове русская буржуазия пережила свою идеологическую молодость и нашла певца своего реального трепета и фатального Рока»{8}.
До 1907 года из не-символистских изданий стихи Брюсова печатали только «Русский листок», журналы Ясинского, газета «Слово», к которой был близок Перцов, и «Журнал для всех» Виктора Миролюбова{9}. В 1907 году ему открыли свои страницы «Образование» и «Современный мир», что отметили даже в провинции: «Символистские стихи уже печатаются в большинстве журналов, т. е. стали известны огромному большинству публики»{10}. Толстые журналы читались по всей стране, обзоры их содержания печатались в столичных и провинциальных газетах, — так через них литературные произведения доходили до массового читателя.
С 1908 года перепечатки произведений Брюсова замелькали в провинциальных газетах вроде харьковского «Южного края», ранее глумившегося над декадентами, «Смоленского вестника», оренбургского «Нашего пути», владивостокской «Далекой окраины» и «Ташкентского курьера». Стихотворение «Дар поэта», написанное 11 января 1908 года (позднее озаглавлено «Близкой»), было, согласно помете автора на рукописи, разослано в газеты через Бюро провинциальной прессы, которое в том же месяце основали в Москве Кречетов и критик Сергей Глаголь (С. С. Голоушев){11}.
Трехтомник «Пути и перепутья»[62], в котором знакомые сборники были дополнены значительным количеством стихотворений, извлеченных из стола, получил хорошие отзывы{12}. Ходасевич лукаво заметил: «Эта книга что-то дорогое кончает, отчеркивает, и обстоятельная библиография в конце ее звучит как некролог. Словно несут за гробом на бархатных подушках ордена». Отрицательно отозвались о «Путях и перепутьях» только «литературные окаменелости» вроде Буренина и Якубовича, который назвал Брюсова «талантом, рано загубленным нелепою, прямо дикою литературною „школою“»{13}. Но их мнения уже никого не волновали, а остроты — никого не смешили.
Новый сборник «Все напевы» (часть тиража вышла в особой обложке, без обозначения принадлежности к «Путям и перепутьям») был воспринят не как шаг вперед, но как подведение итогов{14}. На это настраивало и предисловие автора: «В стихотворениях этого тома — те же приемы работы, может быть, несколько усовершенствованные, тот же круг внимания, может быть, несколько расширенный, как и в стихах двух предыдущих томов. […] Во многом этот сборник завершает мои прежние начинания или, вернее, он лучше разрешает те же задачи, за которые, без достаточной подготовки, я брался и раньше».
Показателем широкого признания Брюсова стало обилие пародий и перепевов, карикатур и шаржей на него в журналах и газетах, заметное с 1908 года, а также его включение в юмористические обозрения текущей литературы в стихах и карикатурах. Его стихи перепевали все ведущие пародисты эпохи: Измайлов, Сергей Горный (Александр Оцуп), Фрицхен (Федор Благов), Авель (Лев Василевский) и штатный «смехач» «Голоса Москвы» Wega, он же Владимир Голиков, некогда чуть не попавший в «Русские символисты». Получается отличный «крапивный венок»! Образ Брюсова в массовой печати, оперировавшей набором легко узнаваемых признаков, определялся «бледными ногами» и «козой» из стихотворения «In hac lacrimarum valle» (1902)[63]:
Мы натешимся с козой,
Где лужайку сжали стены.
«Брюсов с козой, Сологуб с лозой, Кузмин с „баньщиком“, Вербицкая с ключами да Каменский с жеребцами», — удачно охарактеризовал этот набор стереотипов А. В. Бурлешин в беседе с пишущим эти строки. По его подсчетам, Брюсов в компании с козой был замечен на девяти картинках и в двадцати семи сатирических текстах. Для сравнения, бледные, красные, желторусые и прочие цветные ноги попали в 18 текстов о Брюсове. Картинок же с «бледными ногами» Валерия Яковлевича найти не удалось ни одной.
Пожалуй, лучшую пародию — похожую на оригинал и отметившую его характерные особенности — написал Горный{15}:
Дрожи, бесславный Иловайский,
Чеканной песней побежден.
Малайский — рифма для Бискайский.
Поэт идет дорогой райской
В леса исчезнувших времен.
Я в кликах Римского разгула.
Мне близок твой, Петроний, бред.
На что мне Тула?.. Марий, Сулла?
Я друг эдильного курула,
О, Ганимед!.. О, Архимед!..
Мне близки Фивские равнины,
До самых нежных дальних фибр.
Мои прадеды Антонины,
Друзья — Теоны и Эсхины,
И вместо Волги блещет Тибр.
В Понтиде сослан был Овидий.
Под всплески весел у трирем
Мою статую делал Фидий!..
Пишу на память об Эвклиде
В стихах собранье теорем.
Я вижу каменные лики.
Копьем блестит легионер,
И плачет стих об Андронике,
К тебе иду, Катон Великий,
Сульпиций Гракхович Север!
Зимой 1908/09 года, когда решалась судьба «Весов», Брюсов вел переговоры о
