Всеволод Бобров - Анатолий Салуцкий

И пожалуй, наиболее ярким, точнее, символическим примером понимания души спортсмена, понимания, которым отличался Бобров, может служить то, что произошло с известным советским голкипером, защищавшим ворота сборной команды страны, Борисом Разинским.

Борис вырос на Дальнем Востоке, потом долго жил в Туле. Он много переезжал и всюду играл в футбол только в нападении, пытаясь подражать своему кумиру Всеволоду Боброву. После десятилетки подал документы в Московский институт физкультуры, но не прошел медкомиссию: во время осмотра обнаружилось, что у него одна нога… короче другой на 4 сантиметра. Этот казус, как вскоре выяснилось при повторном обследовании, никакого отношения к области медицины не имел, а происходил из неисправности измерительной рулетки. В итоге Разинский в инфизкульт поступил.

Но еще в дни вступительных экзаменов Борис помчался в Сокольники, на стадион, где тренировались футболисты ЦДКА, чтобы наконец-то увидеть своих кумиров живыми. Он подавал мячи из-за ворот, с восторгом наблюдая, как «стучат» Владимиру Никанорову Николаев, Демин, Гринин и другие знаменитые игроки. Но у Никанорова вдруг развязался шнурок бутсы, он на минуту покинул ворота, а форвардам не хотелось делать паузу… Разинский ринулся в пустые ворота и за одну минуту в бросках «вытащил» такое количество мячей, которого оказалось вполне достаточным, чтобы армейские футболисты отвели его к Аркадьеву.

Так началась вратарская карьера Бориса Разинского.

Но в душе он всегда оставался нападающим и много позже, когда выступал за одесскую команду «Черноморец», осуществил свою мечту. Во время матча с рижской «Даугавой» он попросил тренера «Черноморца» Всеволода Михайловича Боброва разрешить ему поиграть в нападении. С такими просьбами Разинский обращался к тренерам и раньше, однако никто не позволял ему этой вольности, поскольку наставники справедливо опасались, что лучший голкипер может получить травму. У Боброва, конечно, тоже были такие сомнения, однако Всеволод Михайлович видел, как горячо рвется Разинский в нападение, понимал душу спортсмена. И Бобров оказался единственным тренером, который рискнул временно потерять хорошего вратаря, зато доставить одному из своих подопечных огромное моральное удовлетворение. «Человеческий фактор» был для Боброва важнее, чем пресловутая «проблема очков».

В итоге во втором тайме вратарь Разинский стал играть нападающим, о чем и было не без удивления сообщено в отчете на страницах «Советского спорта». После этого почти половину сезона Борис был форвардом, забивая чуть ли не по мячу в каждом матче.

И этот пример вновь подчеркивает различие тренерских концепций Всеволода Боброва и Анатолия Тарасова, который в случае с Вениамином Александровым, попросту говоря, не допустил появления в нашем хоккее «второго Боброва». Хотя именно Тарасов, а никто другой, в своем предисловии к книге «Хоккей» Ллойда Персиваля писал: «Высокое индивидуальное мастерство Боброва подкреплялось творческой коллективной игрой Бабича и большой работоспособностью Шувалова, добросовестно выполняющего главным образом оборонительные функции. Это и была тройка, составленная из так называемых разнотипных хоккеистов, умело дополняющих друг друга».

Да, категоричность и максимализм Анатолия Владимировича Тарасова, которые, в частности, кроются и за фразой «У меня была своя, обязательная для тренера, идея», очень свойственны его характеру.

Но поздней осенью 1953 года именно эта своего рода исступленность помешала Тарасову осуществить самую большую и самую высокую мечту его жизни.

Он смело, творчески и талантливо предвидел хоккей будущего. Но он слишком поторопился в создании «команды наперед», слишком форсировал события, и объективный ход развития советского хоккея с шайбой привел к тому, что Анатолия Владимировича Тарасова отстранили от руководства сборной командой СССР как раз в тот момент, когда она готовилась к поездке на свой первый чемпионат мира – в Сток-гольм-54. Конечно, спорт – это всего лишь спорт. Однако, как со всей очевидностью показали события последних олимпийских лет, в спорте порой находят отражение очень важные, отнюдь не спортивные процессы. И в том, что произошло в советском хоккее накануне первого в его истории чемпионата мира, явственно отразились те благотворные тенденции нашей общественной жизни, которые позволяли очень демократично, на основе всестороннего изучения фактов принимать наиболее верные решения.

Когда летом 1953 года команда ВВС прекратила свое существование, тройка Бобров – Шувалов – Бабич без особого энтузиазма перешла в армейский коллектив, который тренировал Тарасов. По времени это совпало с периодом, когда очень активно стали развиваться международные спортивные связи и подготовка к участию в хоккейном чемпионате мира иступила в решающую стадию.

Еще 31 декабря 1951 года на имя тогдашнего президента Международной лиги хоккея на льду канадца В. Харди было отправлено из Москвы официальное письмо за подписью председателя Всесоюзной секции хоккея П. Короткова. Письмо начиналось такими словами: «Всесоюзная секция хоккея просит рассмотреть вопрос о присоединении Всесоюзной секции хоккея к Международной лиге хоккея на льду…» Вскоре, 14 февраля 1952 года, на 36-м конгрессе ЛИХГ, проходившем в Осло, советские хоккеисты были приняты в ряды этой международной спортивной организации.

Однако в отличие от ФИФА, куда советских футболистов пригласили сразу после окончания второй мировой войны, в руководстве ЛИХГ были люди, которые противились контактам с советскими спортсменами. Им противостояла другая группа во главе с англичанином Джоном Ахерном, одобрявшая развитие связей с СССР. На конгрессе ЛИХГ весной 1953 года в Цюрихе – на конгрессе, в котором должны были впервые принять участие советские делегаты, им предстояла трудная миссия.

Сразу после конгресса в Базеле и в Цюрихе проходил очередной чемпионат мира по хоккею. К этому чемпионату, который планировался в период с 6 по 15 марта 1953 года, советские хоккеисты уже готовились всерьез, хотя еще не знали, примут ли в нем участие. Одним из самых активных сторонников выступления на чемпионате был Анатолий Тарасов, который к этому времени стал старшим тренером сборной команды Советского Союза.

Впрочем, тут необходимы комментарии, потому что в мемуарной литературе на этот счет существует основательная путаница. В своей книге «Совершеннолетие», вышедшей в 1971 году, А. В. Тарасов пишет: «С 1948 года по 1953-й старшим тренером сборной СССР работал я. Потом на эту должность пришел Аркадий Иванович». А в другой своей книге «Путь к себе», вышедшей в 1974 году, тот же А. В. Тарасов излагает последовательность событий совершенно иначе: «В пятьдесят втором году Чернышева освободили от должности старшего тренера и назначили на этот пост меня. Спустя год освободили меня и вновь назначили Аркадия Ивановича».