Книга странствий - Игорь Губерман

* * *

Менее ли хищен птеродактиль,знающий анапест, ямб и дактиль?

* * *

Так меняются от рабства народы,что опасны для такого народапреждевременные роды свободы,задыхающейся без кислорода.

* * *

Хорошо, что ворвался шипучийсвежий воздух в российское слово,от него нам не сделалось лучше,но начальникам стало хуёво.

* * *

Усталы, равнодушны и убоги,к мечте своей несбыточной опятьплетёмся мы без веры и дороги,мечтая перестать о ней мечтать.

* * *

Судьба рабов подобна эхурабы не в силах угадать,мёд или яд прольётся сверху исколько длится благодать.

* * *

Душа не призрак-недотрога,в душе текут раздор и спор:в ней есть бурчание, изжога,отрыжка, колики, запор.

* * *

Еврей живёт пока неплохо,но век занёс уже пращу:- Шерше ля Хайм, - кричит эпоха,сейчас я вмиг его прощу!

* * *

Сокрыто в пьянстве чудо непростое,столетия секрет его таят,оно трясёт российские устои,которые на нём же и стоят.

* * *

Я горе хотя и помыкал,но пробыл недолго в тюрьме,а вылетя, вновь зачирикал,копаясь в любимом дерьме.

* * *

Судьба разделится межой,чужбина родиной не станет,но станет родина чужой,и в душу память шрамом канет.

* * *

Ещё на поезд нету давки,ещё течёт порядок дней,ещё евреи держат лавки,где стёкла ждут уже камней.

* * *

Власть невольно обездолиланаши души вольных зэков,когда свыше нам позволилапревращаться в человеков.

* * *

Под сенью пылкой русской дерзостии с ней смыкаясь интересом,таится столько гнусной мерзости,что мне спокойней жить под прессом.

* * *

Китайцы Россию захватят нескоро,но тут и взовьётся наш пафос гражданский,в России достанет лесов и просторасобраться евреям в отряд партизанский.

* * *

Он мерзок, стар и неумён,а ходит всё равнос таким лицом, как будто онодин лишь ел гавно.

* * *

Когда протяжно и натужноРак на берёзе закукует,мы станем жить настолько дружно,что всех евреев - ветром сдует.

* * *

Смотрю, как воровскую киноплёнку,шаги моей отчизны к возрождению;дай бог, конечно, нашему телёнку,но волк сопротивляется съедению.

* * *

За личных мыслей разглашение,за грех душевной невредимостибыл осуждён я на лишениеосознанной необходимости.Потом прощён я был державойи снова вышел на свободу,но след от проволоки ржавойболит и чувствует погоду.

* * *

Скисает всякое дерзаниев песке российского смирения,охолощённое сознаниевраждебно пылу сотворения.

* * *

Когда укроет глина это тело,не надо мне надгробие ваять,пускай стоит стакан осиротелои досуха распитая ноль пять.

* * *

Еврей, возросший в русском быте,не принял только одного:еврей остался любопытен,и в этом - пагуба его.

* * *

Скудно счастье оттепелъных дней:вылезли на солнце гнусь и мразь,резче краски, запахи гавнейи везде невылазная грязь.

* * *

Какие бы курбеты с антрашаискусство ни выделывало густо,насколько в них участвует душа,настолько же присутствует искусство.

* * *

Моя еврейская природаона и титул и клеймо,она решётка и свобода,она и крылья и ярмо.

* * *

Раньше вынимали изо рта,чтобы поделиться с обделённым,русская былая добротавыжглась нашим веком раскалённым.

* * *

Мираж погас. Огонь потух.Повсюду тишь недужная.В дерьме копается петух,ища зерно жемчужное.

* * *

Увы, с того я и таковна склоне лет,что время учит дураков,а умных - нет.

* * *

Слухи с кривотолками,сплетни, пересуды,вязкие потоки пакостных парашльют пустопорожние скудные сосуды,злобясь, что е соседних пенится кураж.

* * *

Я знаю дни, когда нечестножить нараспашку и заметно,когда всё мизерно и пресно,уныло, вяло и бесцветно.В такие дни, умерив резвость,лежу, спиной касаясь дна.Периодическая мерзостьв те дни особенно вредна.

* * *

Майский фейерверк брызжет в декабре,начат новый опыт, веет свежий дух;дождики в четверг, раки на горе,клёваные жопы, жареный петух.

* * *

В нашей почве - худородной, но сочноймного пользы для души и здоровья,и на дружной этой клумбе цветочнойлишь евреи - как лепёшки коровьи.

* * *

Сменив меня, теперь другиеопишут царственную Русь,а я очнусь от ностальгиии с Палестиной разберусь.

Забавно мне, что в те же годы, когда я писал эти стишки, не веря, что такое счастье как свобода - может наступить даже в России, были поэты, заклинавшие Бога (и православного, и Бога вообще), чтоб ничего не изменилось. Ужасно интересно вспоминать сегодня один трогательный стих того времени достославного Станислава Куняева:

От объятий швейцарского банка,что мечтает зажать нас в горсти,ты спаси нас, родная Лубянка,больше нас никому не спасти.

Я теперь часто читаю этот стих на выступлениях, и мне со сцены ясно видно, что не только смех высветляет лица зрителей, но и какая-то тёплая ностальгическая дымка - так, наверно, запах костра влияет на все чувства бывшего заядлого туриста. Очень пахнет нашим прошлым этот стих, а в любом минувшем совершенно независимо от его качества содержится неуловимая приятность. Я же лично - вспоминаю сразу чьё-то дивное двустишие по поводу как раз этого стиха: