Тысяча И Одна Ночь. Книга 4 - без автора

"Клянусь Аллахом, о госпожа, - он далёк от смерти лишь до тех пор, пока не прочитает эту записку", - воскликнул я, и затем я разорвал бумажку и сказал девушке: "Напиши ему другие стихи". - "Слушаю и повинуюсь!" - ответила она и затем написала такие стихи:

"Я утешилась, и сладостен для глаза сон.И со слов хулящих слыхала я о случившемся.Согласилось сердце забыть о вас и утешиться,И решили веки, когда вас нет, не бодрствовать.Лгут сказавшие: "Отдаленье-горечь!" Поистине,Мне даль на вкус как сахар сладкой кажется,Ненавижу ныне я всякого, кто помянет вас,Возражая мне, и дурное я ему делаю.Я забыла вас всеми членами и утешилась -Пусть узнает сплетник, пусть ведает, кто ведает".

"Клянусь Аллахом, о госпожа, он ещё не прочитает эту бумажку, как душа его расстанется с телом!" - воскликнул я. И девушка спросила: "О ибн Мансур, разве страсть дошла до такого предела, что ты сказал то, что сказал?" - "Если бы я сказал и больше, это была бы правда, прощение - черта благородных", - ответил я. И когда она услышала мои слова, её глаза наполнились слезами. И она написала ему записку (клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, у тебя в диване нет никого, кто бы умел так хорошо писать, как она!) и написала в ней такие стихи:

Доколе обвиненья и причуды?Завистников ты, клянусь, утолил всю злобу.Быть может, я проступок совершила,Не ведая, - скажи, о чем узнал ты;Хотела бы я положить, любимый,Тебя на месте сна для век и глаза,Без примеси пила любви я чашу,Не укоряй, увидев, что хмельна я".

А окончив писать письмо..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста тридцать третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, окончив писать письмо и запечатав его, Будур подала его мне, и я сказал:

"О госпожа, поистине, это письмо исцелит больного и утолит жажду!"

А потом я взял письмо и вышел.

И девушка кликнула меня после того, как я вышел, и сказала: "О ибн Мансур, скажи ему: "Она сегодня вечером твоя гостья". И я сильно обрадовался этому и пошёл с письмом к Джубейру ибн Умейру, и, войдя к нему, я увидел, что глаза его направлены к двери в ожидании. И я подал ему записку, и он развернул её и прочитал и понял то, что в ней было, и тогда он издал великий крик и упал без памяти, а очнувшись, спросил меня: "О ибн Мансур, она написала эту записку своей рукой, касаясь её пальцами?"

"О господин, а разве люди пишут ногами? - отвечал я.

И, клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, мы с ним не закончили ещё своего разговора, как уже услыхали звон её ножных браслетов в проходе, когда она входила.

И, увидав её, Джубейр поднялся на ноги, словно совсем не испытывал страданий, и обнял её, как лям обнимает алиф, и оставила его слабость тех, кто над собою не властен. И потом он сел, а она не села, и я спросил её: "О госпожа, почему ты не садишься?" И она отвечала: "О ибн Мансур, я сяду лишь с тем условием, которое есть между нами". - "А что это за условие между вами?" - спросил я. "Тайны влюблённых не узнает никто", - отвечала девушка, и затем она приложила рот к уху Джубейра и что-то тихо сказала ему, и тот ответил: "Слушаю и повинуюсь!"

И затем Джубейр поднялся и стал шептаться с одним из своих рабов, и раб исчез ненадолго и вернулся, и с ним был кади и два свидетеля. И Джубейр поднялся и принёс мешок, в котором было сто тысяч динаров, и сказал: "О кади, заключи мой договор с этой женщиной при приданом в таком-то количестве". - "Скажи: "Я согласна на это", - сказал ей кади. И она сказала: "Я согласна на это". И договор заключили.

И тогда девушка развязала мешок и, захватив полную пригоршню, дала денег кади и судьям, а потом она подала Джубейру мешок с оставшимися деньгами. И кади с свидетелями ушли, а я просидел с ним и с нею, веселясь и развлекаясь, пока не прошла большая часть ночи. И тогда я сказал себе: "Они влюблённые и провели долгое время в разлуке - я сейчас встану и буду спать гденибудь вдали от них и оставлю их наедине друг с другом".

И я поднялся, но Будур уцепилась за мой подол и спросила: "Что сказала тебе твоя душа?" И я отвечал ей: "То-то и то-то". - "Сиди, а когда мы захотим, чтобы ты ушёл, мы тебя отпустим", - сказала она. И я просидел с нами, пока не приблизилось утро, и тогда она сказала: "О ибн Мансур, ступай в ту комнату, мы постлали тебе там ложе и постель, и оно будет тебе местом сна".

И я пошёл и проспал там до утра, а когда я проснулся утром, ко мне пришёл слуга с тазом и кувшином, и я совершил омовение и утреннюю молитву. И потом я сел, и когда я сидел, вдруг Джубейр и его возлюбленная вышли из бани, которая была в доме, и оба они выжимали кудри. И я пожелал им доброго утра и поздравил их с благополучием и пребыванием вместе, и сказал ему: "Это начинается с условия, кончается согласием". - "Ты прав, и тебе надлежит оказать уважение", - ответил он. И затем он кликнул своего казначея и сказал ему: "Принеси мне три тысячи динаров!"

И казначей принёс ему мешок, где было три тысячи динаров, и Джубейр сказал мне: "Сделай нам милость, (приняв это". А я отвечал: "Не приму, пока ты мне не расскажешь, почему любовь перешла от неё к тебе после такого великого отдаления". - "Слушаю и повинуюсь", - отвечал он. "Знай, что у нас есть праздник, который называется праздник новолетий, и в этот день все люди выходят и садятся в лодки и катаются по реке. И я выехал с друзьями прокатиться и увидел лодку, где было десять невольниц, подобных лунам, и эта Ситт-Будур сидела среди них, и с ней была её лютня. И она ударила по ней на одиннадцать ладов, а затем вернулась к первому ладу и произнесла такие два стиха:

"Огонь холоднее, чем огни в моем сердце,И мягче утёс любой, чем сердце владыки.Поистине, я дивлюсь тому, как он создан был -Ведь тело его - вода, а сердце, как камень".

И я сказал ей: "Повтори двустишие и напев - по она не согласилась..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста тридцать четвёртая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Джубейр ибн Умейр говорил: "И я сказал ей: "Повтори двустишие и напев".

Но она не согласилась, и тогда я велел матросам забросать её, и они стали бросать в неё апельсинами так, что мы даже испугались, что потонет лодка, в которой она находилась.

И она уехала своей дорогой, и вот причина перехода любви из её сердца в моё сердце".

И я поздравил их обоих с тем, что они вместе, и взял мешок и то, что было в нем, и отправился в Багдад".

И расправилась грудь халифа, и прошла мучившая его бессонница и стеснение в груди.