Неизвестный Сталинград. Как перевирают историю - Алексей Исаев

«Зимняя гроза» провалилась. Советские пехотинцы шагают мимо брошенного танка Pz.III. Котельниковское направление, конец декабря 1942 г.

Нет сомнений, что, если бы это происходило в 1944 г., 6-я армия рванулась бы навстречу свободе, бросая тяжелое оружие и технику. Именно так прорвалась из окружения 1-я танковая армия Хубе весной 1944 г. Однако в декабре 1942 г. еще не было примеров уничтожения окруженной группировки немецких войск Красной армией. Самому Сталинграду предстояло стать таким примером. Пока примера не было, начальник штаба группы армий «Дон» генерал Шульц безуспешно попытался уговорить командование 6-й армии пробиваться независимо от успехов деблокирующей группировки. В переговорах, которые состоялись между ним и начальником штаба 6-й армии Шмидтом 20 декабря 1942 г., Шульц предельно ясно сформулировал оптимальный на тот момент вариант действий:

«Точка зрения фельдмаршала [Манштейна. — А.И.] такова, что наступление 6-й армии по операции „Зимняя гроза“ должно начаться чем раньше, тем лучше. Нельзя ждать, пока Гот приблизится к Бузиновке. Мы все прекрасно понимаем, что ваши силы для атаки будут только ограниченными. Поэтому фельдмаршал и стремится к разрешению начала „Удара грома“. Битва за это разрешение в главном командовании сухопутных сил, несмотря на наше настояние, еще не закончена. Без оглядки на решение по „Удару грома“, фельдмаршал ясно указывает на то, что действия по „Зимней грозе“ должны начаться как можно раньше»[336].

Как мы видим, Шмидт считал, что для подготовки 6-й армии к прорыву потребуется 6–8 дней для накопления запасов горючего и вывоза раненых в количестве, позволяющем погрузить оставшихся на автомашины. На тот момент, по оценке начальника штаба 6-й армии, уже имелось 8000 раненых, и каждый день прибывало по 500–600 новых. В 1944 г. такой вопрос бы просто не ставился — раненые были бы оставлены на милость победителя. Для вывода техники на исходные позиции требовалось 800 кубометров топлива, что, исходя из поступления по воздуху 19–20 декабря (150 кубометров в день), потребовало бы 5–6 дней. При таких вводных удар изнутри «котла» мог последовать не раньше, чем 25–26 декабря. Заметим, что в этом диалоге двух начальников штабов приказ Гитлера об удержании вообще никак не упоминается. Расчеты опираются на куда более приземленные вещи — количество раненых, потребное количество топлива и т. п.

Стремясь убедить командование 6-й армии в необходимости немедленно идти на прорыв, Шульц пообещал Шмидту подачу необходимого извне после пробивания коридора: «Что касается топлива, а также питания и боеприпасов, то за армией Гота для этих целей уже стоит автоколонна с 3000 тонн данного груза, который может поступить в ваше распоряжение тут же, как будет организовано сообщение. В этом случае буду также предоставлены взводные грузовики для оперативного передвижения артиллерийских орудий. Для отправки раненых в плен там также в готовности стоят 30 автобусов. Большая часть раненых будет переправлена на грузовиках»[337]. Шмидт ответил уклончиво: «Мы доложим, когда сможем начать выступление».

Таким образом, обстановка, сложившаяся к 19–20 декабря, настоятельно требовала изменения первоначальных планов. Паулюс должен был предпринять попытку прорыва до того, как деблокирующая группировка вышла к назначенному рубежу (Бузиновке). Более того, он должен был идти на прорыв до накопления планового количества топлива по воздуху. Это была игра «ва-банк» в надежде на успех прорыва и организацию подачи топлива для продолжения операции. В своих мемуарах Манштейн пишет об этом варианте: «Открылась бы возможность создать коридор между 4 танковой армией и 6 армией, чтобы подвезти последней горючее, боеприпасы и продовольствие, необходимые для продолжения прорыва. Для этой цели командование группы армий держало наготове позади 4 танковой армии автоколонны с 3000 т названных запасов, а также и тягачи, которые должны были обеспечить подвижность части артиллерии 6 армии»[338].

Как мы знаем, Паулюс не последовал увещеваниям командования группы армий. Теоретически Манштейн имел право подать 6-й армии сигнал «Удар грома» в надежде на то, что фюрер постфактум утвердит это решение как вызванное военной необходимостью. Однако командующий группой армий «Дон» оказался бы как минимум в глупом положении, если бы Паулюс не последовал этому сигналу. Требовалось обоюдное согласие командования 6-й армии и группы армий «Дон» для действий наперекор указаниям Гитлера относительно удержания Сталинграда и в нарушение первоначальных планов. В условиях, когда командование 6-й армии не соглашалось на немедленный прорыв, мотивируя это наличием раненых и нехваткой горючего, ни о каком согласии не могло быть и речи. Для Манштейна прорыв 6-й армии, по большому счету, не обещал ничего хорошего. Стоявшие по периметру окружения советские армии обрушились бы на группу армий «Дон» с непредсказуемым результатом. Напротив, удержание Сталинграда означало блокирование крупного железнодорожного узла и сковывание значительных сил советских войск. Поэтому решение вопроса о прорыве было оставлено Манштейном на совести Паулюса. В конце концов, спасение 6-й армии было делом ее командующего.

Тем временем советское командование вынашивало планы разгрома LVII корпуса и устранения даже теоретической возможности пробить коридор между 4-й танковой и 6-й армиями. Пока штаб Паулюса ждал накопления горючего и вывоза раненых, драгоценное время убегало как песок сквозь пальцы. План использования 2-й гвардейской армии на внешнем фронте окружения сложился у советского командования уже 18 декабря. Он не предусматривал примитивного выстраивания заслона на пути наступающих немцев. Напротив, предполагалось разгромить LVII корпус активными действиями. А. М. Василевский в своем докладе И. В. Сталину обрисовал свой замысел так:

«Прошу утвердить следующий план дальнейшего использования и действий Яковлева. В ночь на 21-е и 21-го развернуть гв[ардейские]. cтр[елковые]. корпуса Яковлева по р. Мышкова на фронте Ниж… Кумский, Капкинский и 2 гв. мехкорпус сосредоточить в районе Перегрузный, Аксай, Шелестов и с утра 22.12 перейти к активным действиям. 22.12 гв[ардейские]. cтр[елковые]. корпуса, нанося главный удар в направлении Громославка, Шестаков и далее вдоль ж. д. на Котельниково, вместе с корпусом Вольского должны будут окончательно разгромить пр-ка в районе Верхне-Кумский, очистить сев. берег р. Аксай и выходом на южный берег р. Аксай закрепить его за собой. 2 гв. мех. корпус из района Аксай, действиями по флангу и тылу пр-ка через Дарганов, к вечеру 22.12 должен будет, захватив сильным передовым отрядом Котельниково, главными силами выйти в район Пимен-Черни, Гремячая и тем самым прочно сесть на тылы группировки пр-ка, действующей к северу от Котельниково. 23.12 — ликвидация пр-ка к сев. — вост. от Котельниково, с сильным заслоном от 2 гв. мк в сторону Дубовское и с выходом гв[ардейских]. cтр[елковых]. корпусов к вечеру на линию Верхне-Яблочный, Пимен-Черни, Дарганов».

Если наложить этот план на карту, то получатся классические «канны» — удар по сходящимся направлениям. При этом 2-й гвардейский механизированный корпус предполагалось бросить в обход прикрытого румынской кавалерией правого фланга ударной группировки Гота. Мехкорпус должен был осуществить глубокий охват через донские степи. В свою очередь, стрелковые корпуса армии Р. Я. Малиновского вместе с потрепанным 3-м гвардейским механизированным корпусом получили задачу нанести удар растянутому левому флангу LVII танкового корпуса.

Однако до того, как этот план был введен в действие, последовал очередной выпад немецкой деблокирующей группировки. Убедившись в том, что механизированный корпус — это крепкий орешек, немецкое командование перенесло удар дальше вверх по Мышкове, в район Васильевки. Был достигнут некоторый успех, захвачен плацдарм на северном берегу Мышковы. Но одновременно LVII танковый корпус растягивал свой левый фланг от Дона до Васильевки. В условиях сосредоточения на северном берегу Мышковы 2-й гвардейской армии это было почти безрассудством.

Впрочем, проверить на прочность LVII корпус в полном составе советским войскам уже не удалось. 16 декабря войска Юго-Западного и Воронежского фронтов начали операцию «Малый Сатурн». Наступление советских войск быстро создало угрозу немецким авиабазам Тацинской и Морозовской. 23 декабря последовал приказ, по которому 6-я танковая дивизия снималась с котельниковского направления и направлялась к Морозовской. На рассвете 24 декабря колонна танков и автомашин, растянувшаяся на 130 км, двинулась к месту нового назначения. Надежды на деблокирование армии Паулюса ударом 4-й танковой армии рухнули.

Когда сражение было почти закончено, 2-я гвардейская армия лишилась своего члена Военного совета. У Бондарева в «Горячем снеге» комиссар погибает в бою, случайно напоровшись на немцев: «И вдруг он задохнулся — горячий, жесткий удар в грудь оттолкнул его, резко качнул назад, и то, что успел уловить Веснин, подавившись от этого удара невыговоренными словами, были повернутые к нему, немо кричащие о каком-то невозможном несчастье глаза майора Титкова». В действительности член Военного совета 2-й гвардейской армии дивизионный комиссар Илларион Иванович Ларин 25 декабря 1942 г. застрелился у себя на квартире, оставив записку: «Я ни при чем. Прошу не трогать мою семью. Родион умный человек. Да здравствует Ленин». До этого, 19 декабря 1942 г., по сообщению особого отдела НКВД Сталинградского фронта, член Военного совета армии «вел себя нервно, ходил во весь рост и был легко ранен пулей в ногу, создавалось впечатление, что он искал смерти»[339]. Что самое печальное, обстановка к тому моменту уже разрядилась. Если 19 декабря еще были поводы для беспокойства, то неделей спустя риск взлома обороны 2-й гвардейской армии и деблокирования окруженных исчез.