Ангел тьмы - Калеб Карр

Наше любопытство определенно возросло, все встали, чтобы проследовать за мистером Пиктоном в двери, — и на выходе я отметил, что его возбужденная манера оказалась некоторым образом заразна, поскольку все мы начали двигаться и говорить намного быстрее и несдержаннее. Все мы, я имею в виду, кроме доктора, который спокойно и с любопытством прошел в холл, явно сосредоточившись мыслями на Либби Хатч, но в то же время обладая достаточным количеством энергии, чтобы, помимо того, пытаться понять загадку нашего хозяина.

Из размера домов на Хай-стрит в Боллстон-Спа вполне явственно следовало, что у местного высшего света улица эта была не одно поколение в большой чести. Были там здания даже поболее дома мистера Пиктона — те же, что поменьше, компенсировали сей недостаток своей стариной, а стилем попроще, но от того не менее изящным, наводили на мысли о деньках, когда белый человек впервые подчинил мощь Кайадероссерос своим денежным планам. Некоторые деревья вокруг домов поновее были молодыми, но имелись и массивные тенистые долгожители, кои свидетельствовали о возрасте этой земли, когда на ней начал строиться город, — и, изучая эти крепкие клены, дубы и вязы, я вновь начал с сожалением думать о том, что некогда прекрасному участку ландшафта суждено было превратиться в невзрачный маленький фабричный городок. И все же ощущение горечи и утраты делало это место до странного подходящим для разговоров о такой женщине, как Либби Хатч.

— Еще перед самым рождением второго ребенка, — сообщил мистер Пиктон, когда мы покинули двор, — Либби была той же непостоянной женщиной, какой ее все это время знали в городе. Но потом она внезапно переменилась — и всерьез. Будто превратилась в любящую мать и преданную жену, счастливую в том положении, какого большинство женщин худшему врагу не пожелают.

— Но ведь она могла, — пробормотала мисс Говард, — на самом деле быть не такой, какой казалась, мистер Пиктон? В конце концов, никому, кроме самой пары, не дано знать интимные стороны брака. Может, она и вправду выучилась заботиться о старике.

— Даже не слушай ее, Руперт, — вмешался мистер Мур. — Она лишь пытается дать рациональное объяснение браку своей подруги Нелли Блай и этой старой развалины Симена.

Знай мы все мистера Пиктона чуть получше, уверен, мисс Говард пришибла бы мистера Мура прямо на месте — на деле же она лишь бросила на него один из своих убийственных взглядов.

Мистер Пиктон слегка хихикнул:

— Сказать по правде, что-то во мне готово согласиться с вами, мисс Говард.

— Сара, — кивнула мисс Говард, с привычной резвостью меняя грозный видна весьма пленительную улыбку. — Прошу вас.

Даже увлеченный своим рассказом, мистер Пиктон покраснел и чуть запнулся:

— О, я… я польщен! И вы должны звать меня просто Рупертом, Сара, — если, разумеется, имя вам по вкусу. Некоторым не нравится. Я отзываюсь почти на любое, Мур подтвердит. Однако я отвлекся! Да, Сара, если бы я мог поверить, что Либби Хатч и впрямь всерьез заботилась о муже или детях, дело это меня бы так не мучило. Но что вы мне скажете на следующие события? Примерно через два с половиной года после рождения второго сына настроения Либби вновь в одночасье изменились. Сегодня — приятная обаятельная горожанка, которую люди постепенно начали признавать, а назавтра — обернулась старой собой. И даже хуже, на самом-то деле: она превратилась в хмурый и на вид отчаявшийся комок нервов. Ее, по-видимому, крайне терзала судьба старого сквалыги, коего она и только она научилась любить.

— Если у кого глаза на мокром месте, — пояснил мистер Мур, — так это у Руперта сарказм.

Хохотнув, мистер Пиктон кивнул:

— Ладно, признаю, я был и остаюсь чрезвычайным скептиком. Но позже я узнал, что на то имелись причины. Видите ли, старик Хатч страдал от затянувшегося недуга, за время которого приключились два тяжких приступа. Когда же я начал составлять хронологию того периода, то обнаружил, что упомянутые изменения в настрое Либби предшествовали обострениям болезни. Так что терзала ее отнюдь не тревога о здоровье мужа.

— Мистер Пиктон, — вмешался Маркус, задавая вопрос, вертевшийся в голове у каждого из нас, — а что это за «приступы» случились с мистером Хатчем?

Мистер Пиктон улыбнулся:

— Да, детектив. Приступы эти были сердечными. — Пока все мы в тишине переваривали эту новость, хозяин наш остановился и полез в карман пиджака. — После получения твоих посланий, Джон, я отправился в старый дом Хатча. Он сейчас уже рушится, а сад чудовищно зарос. Но я смог разыскать это…

Из кармана мистер Пиктон извлек увядший, но все же весьма узнаваемый цветок.

— Digitalis purpurea, — тихо объявил Люциус. — Наперстянка пурпуровая.

— О, убить его оказалось нелегко! — ответствовал мистер Пиктон тоном почти возбужденным. — Хатч был сильным старикашкой, а вы, детектив, не сомневаюсь, знаете, что дигиталис влечет множество побочных токсических эффектов, если употребляется в дозах, недостаточных для смертельной гиперстимуляции сердца.

Мы вновь зашагали, и Люциус кивнул:

— Тошнота, рвота, нерезкое зрение…

— Он цеплялся за жизнь почти с той же силой, что и за свои деньги, — продолжал мистер Пиктон с прежней энергичной интонацией. — Прошло около трех месяцев, пока ей не удалось, наконец, напичкать его достаточным количеством этой штуки так, что не заметил никто из слуг. — На этих словах улыбка мистера Пиктона сникла, а голос понизился. — Противный старый бедняга. Никому такого не пожелаешь.

— И миссис Хатч так ни в чем и не заподозрили? — спросил Доктор.

Мистер Пиктон покачал головой:

— Нет. Памятуя о том, как она всегда относилась к своему мужу, — нет. Но, как выяснилось, Хатча ей все же не удалось одурачить в той же степени, что и большую часть города. По завещанию ей не досталось практически ничего.

— Кому же он все оставил? — осведомился мистер Мур. — Детям?

— Именно, — отозвался мистер Пиктон. — В доверительной собственности до достижения ими совершеннолетия. Доверителем же он назначил местного мирового судью — а не свою жену. Либби предстояло получать лишь суммы, достаточные для поддержания семьи. Похоже, Хатч ближе к кончине начал всерьез о чем-то жалеть. Но действия его были глупы — ведь такое распоряжение имуществом лишь подвергало детей ужасному риску.

— Потому как случись с ними что, — продолжила мисс Говард, — состояние перешло бы к ней?

— Да, — воскликнул мистер Пиктон. — И, несмотря на вероятное ожесточение, полагаю, даже Хатч не знал, на что в действительности способна его жена. Ага — вот мы и здесь!

Мы оказались перед фасадом того, что, как позже сообщил мистер Пиктон, называли «новым» зданием суда, поскольку пользоваться им начали меньше десяти лет назад. Это было не особо примечательное строение — просто большая каменная глыба с остроконечной крышей и квадратной башней, вздымающейся в одном из углов, — но мне показалось, что как бы там архитекторы себе ни представляли сию конструкцию, в качестве тюрьмы она оказалась бы вне конкуренции: стены чудовищно толстые, а решетки на окнах камер в цоколе выглядели достаточно крепкими, чтобы удержать даже бывалого беглеца.

— Что ж, если повезет, вскоре здесь и будет наше поле битвы! — сообщил мистер Пиктон, глянув на один из четырех циферблатов, расположенных на каждой стороне башни и вытащив свои часы, дабы свериться с большим указателем времени. Потом его серебристые глаза обвели нашу группу, словно, как мне показалось, снимая мерку с каждого из нас по очереди. После этого он улыбнулся: — Хотелось бы мне знать, понимаете ли вы, во что ввязались…

Мистер Пиктон поднялся по ступенькам здания суда и открыл для нас дверь — и, пока мы, не говоря ни слова, гуськом проследовали внутрь, продолжал улыбаться, так и не сказав, чему.

Внутренности Боллстонского суда более чем компенсировали заурядный внешний вид здания. Стены главного холла состояли из камней, чередовавшихся по виду и цвету и составлявших привлекательные узоры, а окна — вдвое выше обычного — были обрамлены темным дубом, основательно отполированным, как и большие двери красного дерева, что вели в главный зал суда, расположенный в дальнем конце, и в маленькую комнату слушаний по левую сторону. Солнечный свет падал на мраморный пол с нескольких различных направлений, первую площадку мраморной лестницы, ведущей наверх в служебные помещения, украшало великолепное полукруглое окно, а вдоль перил располагался ряд железных светильников мастерской работы. С краю этого внушительного пространства размещался пост охранника, и мистер Пиктон окликнул крупного мужчину, что стоял там, читая городскую газету — «Боллстон Уикли Джорнал»:

— Добрый день, Генри.