Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора

— Почему?

— Не хочется, чтобы Амери прерывал меня. Так всегда. Я что скажу, так он тут же захлопнет, — пробурчал Филген, прибавив шаг.

— И почему Вы общаетесь с ним? Тогда это не дружба, — произнесла Розалинда, поспевая за ним.

Они завернули за угол, идя вдоль склона. Над закатом нависла легкая дымка. Все то лесное полотно казалось маленьким, незначительным — тем, что можно с легкостью раздавить. Наткнувшись на веранду, обрамленную вырезными колоннами, остановились.

— Наверное, мои цели покажутся Вам неправильными. Ведь это не дружба, и я уверен, что Амери тоже так считает. Простое товарищество. Мне нужно вступать в знать, а без всяких балов и знакомств не обойтись. Отец заставляет, внушает мне, и я понял, что он прав. Удивительно, так ведь? Обычно подростки не принимают родительских наставлений, а я только чувствую себя виновным, когда думаю, что пропустил мимо ушей отцовское замечание.

У парнишки пробилась непривычно уверенная, спокойная интонация, точно он нашел или создал оба события — настоящее и прошлое и каким-то неведомым способом обеспечил себе синхронность. Чувствовалось, что сие попадание не было чем-то красивым, а обыкновенным уютом. Должным, необходимым. Похоже, обстоятельства толкали обоих к новому излому, к новым законам отношений. Вся иллюзия чужих черствых мыслишек почти развеялась. Розалинда, как и Филген, понимала, что этот юноша надежный человек. Хотя бы для нее.

— Есть другие люди. Амери мне кажется… Опасным и подозрительным. Наверное, потому ему в свиданиях отказывают.

— Он солгал. Никто ему не отказывает, — проговорил Филген с недовольством, которое не ощущался в голосе. — Наоборот он знаменит. Но я не завидую, это пугает. В общем, Амери слишком странный. Лучше не связывайтесь с ним.

— Нет! — резко воскликнула Розалинда. — Я и не буду.

— Прекрасно, — он улыбнулся, потирая замерзшие руки. — Но Вы все еще не ответили на мой вопрос. Если он смущает, то я подожду. Почему Вы сбежали?

— Я не могла больше находиться в своем доме, да и казалось, что мне не рады. Это странно. Как только меня привезли, Дарья была счастлива, а теперь, будто укусили, — с выделанной грустью проговорила она. — Злится на меня, хотя причин нет. Ад какой-то земной.

— Я Вам сочувствую… — опустил виноватый взгляд. — Заставил вспоминать… не лучшие моменты. Но, Вы не знаете, как я волновался! — запнувшись, он быстро будто исправился. — Все волновались, Розалинда. Мне показалось, что и Дарья. Мой отец никак себя не повел. Он всегда принимает случившееся таким, какое оно есть, без чувств. Но я так не могу, многие так не могут. Иногда я не понимаю его, странный человек.

— Он не странный, а настрадавшийся. Мне Дарья много о нем рассказывала. И о войне, и о ранении, и об измене… обо всем.

— Удивительно, что со мной он никогда не говорит о своем прошлом. Когда я спросил, кто моя мать, то он едва ли не разозлился и весь день пренебрежительно смотрел на меня. В чем же я провинился? Это нечестно, — голос его насытился чувством. — Видимо, и вправду их ссора связана со мной.

— О, не вините себя! — с мольбой сказала Розалинда. — Не стоит грустить из-за прошлого. Его уже нет. Только мучаете себя. А мне Вас жаль. Не нужно, оно бессмысленно… это воспоминание. Оставьте.

Она ясно видела его волнение, но большего сказать не могла. Вовсе не из-за нежелания, здесь есть обыкновенное незнание. Зайдешь чуть дальше — и тут стена, преграда. Свалится, разрушится, и такое страдание принесет! Грозила неосторожность. Успокоить. И как же? Вот и она не знала. Так чуждо, что непривычно, но заманчиво. А как известно, что всякая вещь, сколько-нибудь отличавшаяся от родного, выглядит привлекательно. И не понять, что за ширмой соблазна скрываются черти! Потому Розалинда стремилась помочь, но боялась, боялась до жути.

— Я к этому привык. И правда не стоит.

— И… Вы сегодня уедете? — ей нужно было немедленно отвести тему.

— Придется. Но я могу отправлять Вам письма и приезжать почаще. На сколько Вы собираетесь оставаться в замке?

— Я бы тоже Вам письмецо начеркал! — внезапный голос.

Они обернулись на порог. Розалинда чувствовала, что вскоре Амери появится где-нибудь за их спинами и посмотрит, здесь ли они бродят. Ожидаемо, но она все же всполохнулась. Стал бродить по тропинке, медленно, касаясь вырезных ангелов, размеренно и непринужденно. «Всегда все пересмотрит и перетрогает!» — думал Филген с раздражением.

— Ну, как прогулка? — говорит он, подходя все ближе. Розалинда едва ли не оступилась. Непременно он жаждал помешать своему товарищу из-за ревнивости внимания. Плевать ему было на него и на прогулку. — А погодка сегодня неплоха. Ветер не сшибает с ног. А Вы, вижу, уже продрогли, — обратился к Розалинда, деликатно остановившись на расстоянии трех шагов. — Дрожите вся. Неужели Филя — светский сын и хороший наследник — позволил даме мерзнуть?

Мерзкая, колкая улыбка. В глазах так и сверкнула озорная насмешка. Рвется, сдирает шкуру свою поношенную от жажды отобрать взгляды Розалинды, прельстив и приласкавшись, показаться галантным юношей. Она для него не больше, чем развлечение. И Филген прекрасно понимал эту ужасную вещь. «Не вспомнит и на следующий день. Да и она не останется с ним наедине. Боится. Ну и пусть. Так даже лучше».

— Вам все еще грустно. Вы это, верно, от него переняли, — метнул взгляд на Филгена. — Разве в наслаждение такое видеть? А, право, год какой Вам миновал? — отчеканил Амери с особым интересом.

— Такое не спрашивают в дни знакомства, — сказал Филген, покосившись на него. — Если только ты не в приличном месте и не благовоспитанный. Имей совесть спрашивать такое у благочестивой девушки.

— Настоящий принц! — вытворил он, не понимая, что сказать. — Оказывается, у тебя есть чувство юмора, Филя, — Амери валял дурака и, кажется, мог сотворить истинное шоу — усладу для глаз таких же сволочей. — Сарказм спасает, соглашусь! Но иногда тебе лучше промолчать, держа за зубами наставления папеньки. И кстати, ты был недоволен своим именем. А вернее то, как я называю тебя, а, Филя — дуралей! Черт! Да я тебе в отцы гожусь!

— Не годишься! Никак не годишься! — не упускал же Амери случая ткнуть в глаза, а то и вовсе приковать к факту, что ему двадцать семь, а Филгену только семнадцать. Какой же десятилетний отец? Лишь смеяться! На смех обиды не было, ведь он только и добивался веселых лиц. — Лучше умереть, чем жить с таким отцом.

— Я бы и за порог тебя не пустил, — усмешка. Он повел плечами, всматриваясь в Розалинду. — Это мы, милая, так дружбу разгораем. Никто не обидится, да и я себя уважаю, чтобы не оскорбиться. На такое дивиться нужно, — выбросил он с поучительной ноткой.

Филген говорил спокойно, и единственный раз чуть повысил тон, когда прятать гнев за пристальным взглядом не оставалось сил. Розалинда смотрела из-за угла, не как болельщик, а как обыкновенный наблюдатель. Эти характеры, эти натуры настолько разные, что сравнивать их — в яму провалиться. Противоречивые стороны не могли слиться на серой границе. Слова с пеной выплескивались изо рта Амери, прямота добивала его стремление одержать победу в ссоре. Но, впрочем, серьезных разногласий такой характер не имел. Сторонился и с нудной миной отталкивал. Суетливо и настроение переменялось: чуть ли не подравшись, он, обычно, приходил к человеку с добрыми, дружескими намерениями. Все игра, а он — актер, желающий потешиться. Сильный, но неустойчивый нрав имел большие шансы развалиться, если бы Амери переступил театральную черту. В глазах Филгена он выходил лишь кукольной постановкой, иногда и безумцем. Столикая яркость и непостоянство проводили толстую черту — не пресекаемую границу сдержанности и стойкого терпения. Именно из-за этих качеств Филген мог переносить едва ли не лопнувшее давление. Такие выводы возникли у Розалинды. «Из этого костра дружбы, какая глупость, — вспоминала она высказывание Амери. — Ничего не выйдет. Ни хорошего, ни плохого. Ущерба не будет. Филгену тем более. Хотя, я не думаю, что сердце его настолько чувствительно».