Тайной владеет пеон - Рафаэль Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переулок пустеет. Тореро и его друзья исчезают раньше, чем полицейские, привлеченные зеваками, подбегают к машине. Еще несколько минут — прибывает вторая машина: один из солдат заменил исчезнувшего в люке шофера.
— Они унесли его на носилках! — кричит шофер. — Они далеко не уйдут.
Пронзительные сигналы автомобиля, свистки. Квартал окружается. В узкую дверь врываются солдаты. За дверью вестибюль, за вестибюлем — патио, за патио — второй патио, как во многих городах Латинской Америки. Преследователи разбиваются на несколько групп. Одна обшаривает квартиры, вторая задерживает все машины на ближайшем перекрестке, третья врывается в подъезд маленького больничного здания.
Поздний вечер. Уборщица обметает лестницу. Офицер ее отталкивает и ползает по ступенькам.
— Свежие следы, — говорит он, — Привозили больного?
Уборщица напугана.
— Да, сеньор. Я ничего не знаю, сеньор.
Офицер командует, солдаты взбегают наверх и занимают все выходы из палат. Сам он направляется в операционную, куда санитары вкатывают коляску; догнать ее офицер не успевает. Дверь захлопывается перед его носом. Он стучит, стучит оглушительно, сквернословит, грозит. Выходит вежливая строгая сестра:
— Зачем вы буяните? Больной тяжелый.
— Когда привезли?
— Недавно. С час назад.
— Ложь! И десяти минут не прошло!
— Не кричите, сеньор лейтенант. Операция началась.
— Я желаю пройти в операционную. Тайная полиция.
Сестра молча выносит халат, колпак и марлевую повязку. Медленно завязывает тесемки халата, который топорщится на офицере, помогает надеть повязку.
— Живее! Живее!
Сестра вводит его в операционную и шепотом велит сесть в угол. Операция продлится с полчаса. Офицер желает взглянуть на лицо больного, но спины хирурга и ассистентов образуют неприступную стену.
— Что с больным?
Один из ассистентов недовольно оборачивается.
Пересадка кожи. Профессор просит полной тишины, сеньор.
Кожи? Это то, что нужно. Студенту основательно обезобразили лицо. Офицер доволен.
Острый запах йода, спирта. Ослепляюще яркий свет лампы падает на операционный стол и, ударяясь о хирургические инструменты, рассыпается на скальпели, зажимы, ножницы.
Томительные полчаса. Профессор выпрямляется. Высокий, гордый, седой, проходит не смотря.
Офицер вглядывается в лицо больного: не тот!
Где ему знать, что за минуту до его прихода, того вынесли через окно и сейчас Андрес далеко от спасшей его больницы.
Офицер возвращается к Линаресу, — Линарес начинает допрос Хусто.
— Ты будешь делать то, что я приказываю, если... Если ты Хусто Орральде.
Но такой экзамен уже был у Мигэля. Опоздал, Бочка Желчи.
— Мой полковник, — высокомерно говорит Мигэль, — я не обязан отвечать на ваши вздорные вопросы.
Но Линарес только на секунду сбит с толку тоном мальчишки. Ему многое не нравится. Аида давно жалуется на неотесанность парня. Его реплики становятся двусмысленными. Он запомнил: «Индейцы не будут жаться к стенам...»
Главное — у Линареса вызывает бешенство любая неточность в ответах «задержанного», как он уже мысленно окрестил Хусто. Натренированное ухо палача восприимчиво к фальши. Он готов поклясться, что мальчишка помнит его приказ конвоирам. Нет, это не главное. Линарес боится признаться самому себе, что он — шеф ищеек, наставник не одного десятка провокаторов, осторожнейший из осторожных — мог сболтнуть при мальчишке об убийце Адальберто Барильяса.
— Выпей, Хусто! — говорит Линарес, протягивая ему хрустальный фужер, наполненный до краев. — Выпей, и у тебя пройдет дрожь!
— А я не дрожу, полковник!
— Что же, ты боишься чокнуться со мною? — насмешливо подзуживает Линарес мальчика. — Или дом Линареса плох для наследника дона Орральде?
Хусто — Мигэль опрокидывает в рот содержимое фужера. Густая влага обжигает рот, горло, желудок, на глазах выступают слезы, стены ходят перед ним ходуном, он чуть не падает в кресло.
— Крепко? Запей этим. Полегчает.
Хусто — Мигэль мотает головой, но полковник насильно разжимает ему зубы и вливает в него такую же порцию рома, смешанного с виски; мальчишка сейчас начнет буянить и выложит все начистоту. «Ну, вставай же, дурачина, мне нужно знать, зачем ты вертишься в моем доме, если тебе не по душе я и моя девчонка!»
— А, полковник, — кричит Мигэль, — мы славно чокнулись!
— Ты замечательный парень, — смеется полковник, — не зря тебя любит дон Кастильо.
— Вы называли его самозванцем, полковник! — орет Мигэль и с хитростью грозит пальцем. — Я помню.
Линарес бледнеет.
— Что ты еще помнишь, Хусто? — вкрадчиво спрашивает он.
— Давайте петь, полковник — веселится Мигэль. — Хотите, я научу вас расчудесной песне.
Он взлетает на спинку кресла и, ударяя по струнам воображаемой гитары, распевает во все горло:
И если наш Педро смеется,Богач от него не спасется.
— Подпевайте, полковник! — командует он.
Богатому грандуДостанутся банты,А счастье к пеону вернется.
Остановись, Мигэль! Остановись, пока не поздно! Взгляни, как насторожился палач, как медово зазвучал его голос:
— Где ты взял эту песню, Хусто?
— Я взял ее в Пуэрто!
Да остановись же, мальчик! Спиртное кружит тебе голову, развязывает язык. Ты губишь себя, Мигэль.
— Ты долго жил в Пуэрто?
«Пуэрто, Пуэрто, — набатным колоколом отдается в голове Мигэля. — Я прожил в тебе всю жизнь. Каждый уголок твой знаю. В заливе твоем купался каждое утро. Пуэрто. Отец Каверра...»
Он озирается. Где он? Кому он хочет разболтать о своей жизни? Он не Мигэль. Он Хусто.
— Ты долго жил в Пуэрто? — повторяет свой вопрос полковник.
— Долго. С моим опекуном. В отеле дель Hopтe. Почему вы не поете, полковник?
Линарес подносит ему еще бокал, но Мигэль выбивает его из рук полковника. «Дядя Карлос, почему вы не забираете меня отсюда?»
— Я хочу домой, — жалобно просит Мигэль.
— Сейчас ты пойдешь домой, Хусто, — увещевает его полковник. — Только скажи мне... Кому ты говорил об Андресе?
— Я не знаю. Я ничего не знаю. — Он вдруг закрывает лицо руками и хрипло кричит: — Только посмей открыть кран, Бочка Желчи, я перекушу тебе горло...
Что-то новое сквозит в его тоне! У Хусто Орральде не может быть такой жгучей ненависти к пыткам.
— Как тебя зовут? — орет Линарес.
— А будто ты не знаешь, полицейская крыса! — дерет глотку Мигэль, но разъяренные глаза полковника пробуждают в нем какую-то мысль, и он начинает хныкать: — Я пожалуюсь президенту, как ты обращаешься со мною, скотина... Президент меня любит... Я стрелял в него... Я стрелял в его врагов — вот что! Выкусил?
Вбегает Аида.
— Папа, что здесь происходит? Хусто, в каком ты виде?
— А, Бочкина дочка заявилась, — хохочет Мигэль. — За поцелуйчиками прибежала? Лови!
Он показывает ей кукиш и пританцовывает в кресле:
— Дайте адресочек, — подражает он ее голоску. — Я бегу из этого дома. Я великая артистка... Все мы артисты...
Аида заливается слезами.
В дверях появляется дон Леон, и его плотно сбитая фигура, растерянный вид напоминают Мигэлю, что он делает глупости.
Он бросается к опекуну и кричит:
— Дон Леон, возьмите меня отсюда. Я совсем пьян... Я не знаю, что говорю...
— Нет, он знает, что говорит, — отвечает Линарес на недоуменный взгляд дона Леона. — Вам придется оставить его у меня, полковник.
— И не подумаю! — заявляет Леон. — Напоили мальчика и желаете производить над ним собачьи опыты. Мы едем домой, Хусто.
— Едем! Едем! — пляшет Мигэль. — А артистку, — он тычет в сторону Аиды, — и Бочку Желчи с собой не возьмем.
Леон хохочет. Линарес отзывает его и шепчет ему длинно и нудно.
— У вас бред, любезный полковник, — отмахивается Леон и багровеет. — Или вы хотите... ошельмовать меня в глазах президента? Не выйдет, любезный полковник! Хусто Орральде — любимец президента и мой воспитанник. Не выйдет.
Их спор доходит до брани. Линарес остывает первым.
— Обещайте одно: что до завтра мальчишка и носу не высунет на улицу.
Просыпается Мигэль ночью, в своей широкой кровати в особняке опекуна. Треск в голове, пересохло горло. Он тихо стонет и слышит голос полковника:
— Ну, ну. Мужчина не должен распускаться из-за лишней кружки рома. Пожуй лимон — и тебе полегчает.
Мигэль жует лимон. Полковник расхаживает по спальне. Мигэль видит, — он взволнован.
— Если не спится, расскажи, как было дело.
Мигэля обожгла мысль: он что-то забыл, забыл самое важное. Как было дело? Он пришел в гости к сеньорите Аиде. Заявился офицер из Сакапа. После обеда офицер и Линарес ушли в кабинет. Через час вернулись. Потом вбежал стражник и шептался с Линаресом.
