Зачем нам враги - Юлия Остапенко

— Горк... — хрипло сказал Натан и закашлялся от дыма, дравшего горло. — Ты Горк, так ведь?

Он говорил на калардинском, но Горк понял его. Помедлив, он кивнул и шагнул вперед. Его цепкий взгляд не выпускал глаза Натана.

— Так, калардинец, — медленно сказал он на тальвардском, тщательно выговаривая каждое слово. — Не бойся. И прости нас. Ты не знаешь, какое зло было рядом с тобой и твоими друзьями.

— Они мне не друзья, — сказал Натан. — А она — все, что... у меня есть.

— Это неправда, калардинец, — ответил Горк все так же на тальвардском, хотя явно понял его слова. — Послушай. Ею руководит демон. Это очень злой и темный демон. Он уже свел с ума детей Тальварда, он забрался в умы детей Калардина, и кровь эльфов скоро зальет эти земли, как море, и мы потонем в ней раньше, чем вы. А эта страшная девочка помогает ему, калардинец. Не говори, что ты этого не знал.

— Не знал, — выдавил Натан. — Я не знаю, о чем ты говоришь, но она моя госпожа, мой долг защитить ее, я...

— Ты не должен так говорить, калардинец. Ты должен делать, а ты говоришь. Она тебе не госпожа. Она кукла. А в ней зверь. В прежние времена мы предавали огню ведьм и ведунов. Тогда те, кто черпает силу из мертвых, еще не свели с ума детей Тальварда. Нас осталось совсем мало, и мы скоро умрем, но не раньше, чем решат боги. Если бы эта маленькая ведьма осталась здесь, погибли бы мы все. И вы тоже, калардинец.

— Неправда. Мы ушли бы сегодня. Мы просто просили помощи, — бессильно сказал Натан. Четверо мужчин держали его все так же крепко, не ослабляя хватку. Один из них сжимал его правую руку, выкрутив запястье, и Натан чувствовал, как снова просыпается тупая боль в недавно зажившей ране.

— Вы уйдете. Ты, слепая женщина и... эльф. — Горк запнулся перед последним словом, покачал головой, будто хотел что-то сказать и передумал. — Мы не трогаем эльфов. Это демонам нужны эльфы, а мы просто хотим жить.

— Она тоже, — прохрипел Натан. — Проклятие, ей же только одиннадцать лет!

— То, что в ней, намного старше. С ней говорят демоны, и ведьма должна умереть. Все беды и нашей, и твоей земли, калардинец, оттого, что мы перестали очищать ведьм пламенем. Он говорил и говорил, а Рослин уже не кричала. Натан смотрел на сарай, окутанный плотной пеленой дыма, так, что уже и двери было не разглядеть, и думал: она не кричит. Кричала, будто звала меня, а теперь не кричит, словно не надо уже звать, а этот подонок, этот детоубийца говорит, говорит и...

— Очищение пламенем, — повторил Натан и, будто очнувшись, закричал: — Очищение пламенем! Вы знаете про очищение пламенем?!

Они знали. Натан понял это по изменившемуся лицу Горка.

— Ты хочешь пойти за ней в огонь?

— Да, и вы отпустите ее, если мы оба выйдем живыми!

— Вы не выйдете.

Будто в подтверждение его слов внутри сарая что-то затрещало, и мгновение Натану казалось, что стены хилого строения сейчас обрушатся внутрь, как стены карточного домика. Он услышал слабый треск и увидел отблески пламени у самой земли.

И вдруг вспомнил Эллен — здоровую, зрячую, сжимающую обгорелую палку всей ладонью.

Внезапно толпа всколыхнулась — так же, как при его появлении. Он попытался обернуться, но увидел только могучее плечо державшего его мужчины, и за ним — напряженные лица.

Но зато он слышал — шаги. Стремительные, отдававшиеся вдоль всей улицы гулом, хотя пламя уже трещало громко, а низкие неровные стены домов не могли создать эха.

Я могу узнать его по звуку шагов, подумал Натан и снова вспомнил Эллен — и в этом воспоминании она лежала на земле, погрузив руки в грязь, хотя он, кажется, никогда не видел ее такой.

Эльф вошел в толпу, и его не схватили, как Натана, — напротив, дали дорогу. Натан взглянул ему в глаза и понял почему.

Глориндель был без рубахи, в одних только штанах, явно натянутых наспех, а рыжеволосая дочь старосты Эррея бежала за ним, как собачонка, и что-то быстро, невнятно лопотала заискивающим медовым голоском. Белая ночная рубашка, неплотно запахнутая на груди, почти не скрывала полные груди, меж которых свисал на кожаном шнурке продолговатый амулет. Что-то кольнуло Натана при его виде — будто он когда-то видел нечто подобное. А потом вдруг некстати вспомнил: такой носили староверы в самых диких уголках Калардина.

Но эти люди не были дикими. Они жили в затерянной деревне и сжигали ведьм на кострах из молодых побегов, но они совсем не были дикими. Напротив — в черных глазах Горка угадывалось куда больше знания, силы и разума, чем в глазах лорда, которому когда-то присягнул Натан... И, наверное, поэтому он не пытался вырваться.

Он все время думал: а что, если они правы?

Глориндель остановился напротив Натана, в нескольких шагах от сарая. Скрестил руки на груди. Его лицо было совершенно непроницаемым. Говорить с Горком он не стал, но Натан вдруг понял, что думают они об одном и том же. И уверился окончательно, когда Глориндель взглянул на него, и Натан увидел в его глазах затаенное облегчение.

Это было жуткое и очень опасное мгновение. Натан моргнул, тяжело тряхнул головой. Ему стоило большого труда выдавить хоть слово — язык заплетался и лип к пересохшему небу:

— Очищение... огнем... Можно вытащить... ее...

Ресницы Глоринделя дрогнули. Он посмотрел на поднимавшееся пламя, снова на Натана и сказал только одно слово:

— Эллен.

Эллен. Да, конечно, он тоже подумал об этом: Эллен. Тусклое пламя уже объяло сарай, и Эллен единственная, кто может войти туда и вынести Рослин. Потому что она не чувствовала боли от огня и была почти богом.

Но только Эллен, израненная, ослепшая, лежала сейчас в дальней комнате, в полной тьме, и спала. Рослин умирала в этом задымленном аду от того, что вчера Натан не пожелал тревожить ее служанку, и потревожить Эллен теперь означало бы обречь на смерть их обеих. Да, обеих, а не только одну из них, что ты и сделал, Натан.

— Эллен, — повторил Глориндель и улыбнулся.

Натан вскинул на него изумленный взгляд. Нет, эльф не о том говорил. Он вовсе не предлагал позвать Эллен и приказать ей идти в это пламя, вот еще. Как малодушно это было бы со стороны здорового мужчины... пусть даже он и чувствует боль от огня.

Натан ощутил волну жгучего, всепоглощающего стыда и вздрогнул, когда эльф повторил в третий раз — вы крикнув это слово и почему-то уже почти смеясь:

— Эллен!

И у Натана на миг возникло дикое ощущение, что Глориндель обращается к нему по имени.

Эльф быстрым шагом подошел к нему, схватил за плечи, взглянул в лицо расширившимися глазами, блестевшими от непостижимой для Натана радости.

— Всеблагие небеса, как вы все-таки похожи, — прошептал он. — Ты тоже... Стоит мне на тебя посмотреть, Натан, и... и я знаю, что должен делать дальше. Так всегда было, и там, в самом начале, помнишь? Я потому так и доставал тебя. Хотел, чтобы ты не выдержал первым. Потому что, знаешь, это так жутко — когда тебя все время заставляют поступать правильно.