Фактор холода - Сандра Браун

Кровь бросилась в голову Скотту.

– Вы не знаете…

– Конечно, знаю, Скотт. Я все прекрасно знаю. Видишь ли, у твоего дорогого папочки есть две взаимосвязанные навязчивые идеи. Во-первых, он готов спать с любой женщиной, какую только сможет уложить. Во-вторых, он не может удержаться, чтобы этим не похвастать. Удивительно, не правда ли? Удивительно и весьма неосторожно с его стороны, но он так и не понял, что эти две склонности несовместимы. Весьма занимательный и достойный изучения психологический феномен.

Но я отвлекся. На чем я остановился? Ах да. Если бы его связывала с Миллисент романтическая любовь, это была бы древнегреческая трагедия. На худой конец, мелодрама. Классический любовный треугольник. На самом же деле, если послушать Уэса, их отношения были чисто животными. Он как-то раз сказал, что она все время «в течке». – Уильям сладко усмехнулся. – Представляешь? И это происходило, пока она официально считалась твоей девушкой. Практически у тебя под носом.

У Скотта стучало в висках. Его железы производили слюну с такой чудовищной скоростью, что он не успевал ее сглатывать. Вспышка жара охватила его тело, он весь покрылся испариной.

– Итак, Скотт, советую тебе никогда больше не приходить ко мне домой с угрозами разоблачения. Ты сам рискуешь куда больше, чем я. – Склонив голову набок, Уильям добавил: – Знаешь, ты очень похож на Уэса, хотя вроде бы так сильно его не любишь. Я только сейчас понял, насколько вы с ним похожи. Как и он, ты считаешь, что твоя смазливая физиономия и накачанные мускулы дают тебе право помыкать людьми. Очнись, сынок. Разные вещи дают одним людям власть над другими, и один из самых надежных способов – знать о людях такое, что не должно выйти на свет.

Я, например, не думаю, что тебе или Уэсу очень понравится, если я расскажу агентам ФБР – кстати, они сегодня побывали у вас дома, – что он трахал твою подружку одновременно с тобой. Они могут решить, что такая нездоровая ситуация породила злобу между заинтересованными сторонами. Боже сохрани, но они могут даже подумать, что такое первобытное соперничество между отцом и сыном могло привести к насилию, включая ликвидацию проблемы как таковой, а таковой в данном случае является Миллисент.

– О боже, – простонал Скотт.

Повернувшись, он зацепился носком башмака за ковер и споткнулся по дороге в прихожую. Он стал рвать на себя дверь, не соображая, в какую сторону она открывается, и в конце концов вылетел на улицу, даже не потрудившись закрыть ее. Ледяной воздух немного успокоил его, но все-таки не остановил тошноту. Он едва добежал до живой изгороди, отделявшей участок Риттов от соседнего, и его вырвало.

Спазмы были так сильны, что он опустился на четвереньки, низко наклонив голову. Они долго не утихали, даже когда желудок опорожнился. Наконец все прошло. Скотт сунул пригоршню снега в рот, подержал, пока снег не растаял, и выплюнул. Он набрал еще одну пригоршню и растер снегом пылающее в лихорадке лицо. Выступивший пот охладился, и Скотт начал замерзать. Его колотил неудержимый озноб, ему приходилось стискивать челюсти, чтобы зубы не щелкали.

– Скотт?

Он поднял голову и оглянулся на голос.

Мэри-Ли Ритт стояла на пороге заднего крыльца, уже готовая спуститься по заснеженным ступеням.

– Уходите! – крикнул Скотт.

– Тебе плохо?

Ноги у него дрожали, как студень, когда он попытался подняться. Мэри-Ли была уже на середине лестницы.

– Уходите в дом!

В его охрипшем голосе звучала паника. Повернувшись к ней спиной, ломая густой кустарник живой изгороди, он пошел прочь по цельному снегу через соседский двор. Его вел слепой инстинкт, велевший ему только одно: бежать.

– Эй!

Датч, дремавший в кресле, вздрогнул, просыпаясь, снял ноги со стола и машинально встал.

– Ну, что еще? – спросил он, готовясь к худшему.

Уэс махнул ему, чтобы он снова сел.

– Ничего, насколько мне известно. – Он вынул бутылку виски из кармана куртки и поставил ее на стол Датча, потом снял промокшую куртку и повесил ее на крючок возле двери. Дуя на свои замерзшие руки, он сел у стола напротив Датча.

– Снег перестал, – сообщил Уэс. – Но ветер не утих, температура все еще ниже нуля. Говорят, еще больше похолодает, когда тучи разойдутся. Сегодня будет установлен погодный рекорд.

– Кофе хочешь? – спросил Датч.

– Нет, спасибо. Я сегодня столько кофе выпил, боюсь, до июня не усну. Я принес свое питье. – Он кивнул на бутылку «Джека Дэниэлса». – Давай сюда свою кружку.

Датч толкнул через стол свою кофейную кружку. Уэс открыл бутылку, налил виски в кружку и подвинул ее обратно к Датчу. Сам он выпил из горлышка. Когда оба сделали по нескольку глотков, Уэс окинул друга критическим взглядом.

– Выглядишь хреново.

Датч это знал. Его изрезанное, опухшее, воспаленное лицо выглядело так, словно его рвала стая бешеных собак.

– Эта мазь, что ты мне принес от Ритта, никуда не годится.

– Эти порезы, если их не обработать, скоро загноятся. Хочешь, подвезу тебя до больницы?

– Нет.

– К Ритту домой?

– Черт, только этого не хватало!

– Он говорил, у него есть кое-что покрепче, если это не поможет.

Датч покачал головой.

– Ты хоть что-нибудь ел?

– Так, хватал куски то тут, то там.

– Дора могла бы…

– Да я не голоден.

Хорошо зная Уэса, Датч понял, что тот пришел неспроста и рано или поздно перейдет к цели своего визита. А пока ему хотелось, чтобы Уэс ушел и оставил его в покое. Датч терпеть не мог так называемой «отеческой заботы». Он был не в настроении «просто поболтать». Ему хотелось упиваться своим горем в одиночестве. И если это кому-то казалось паранойей или саморазрушением, тут уж ничего не поделаешь, извините, так уж он устроен.

И разве у него нет поводов для горя? У него же ничего не получается. За что бы он ни взялся, все выходит наперекосяк. Можно смело сказать: за что бы он ни взялся, все кончается катастрофой. Его безуспешная попытка поднять на гору грузовик Кэла Хокинса окончилась тем, что ему теперь грозит несколько судебных исков. А сам Хокинс может предъявить ему даже уголовное обвинение.

Но мало ему этого – окружающие словно сговорились подрывать его авторитет. Он пренебрег запретом Бегли и поехал-таки на турбазу «Уистлер-Фоллз», но его тормознули, прежде чем он успел добраться до коттеджа номер восемь и своими глазами увидеть, что за улики против Тирни нарыли федералы.

Он был здесь главным, он был начальником полиции города, но этот Бегли выскочил из уютного кабинетика Гаса Элмера и наорал на него, обвинил в попытке сорвать федеральное расследование, обращался с ним так, будто он – ничто, ноль без палочки. Даже его подчиненные стали огрызаться всякий раз, как он отдавал приказ.