Генерал Симоняк - М Стрешинский

Беспокойная мысль - как-то придется на новом месте - недолго тяготила Симоняка. Нахлынули дела привычные, фронтовые, и они целиком захватили его.

3-я ударная армия с момента своего создания не знала отступления. Но нынче размах наступательных боев неимоверно возрастал.

Они развернутся уже на польской территории. Советские войска выполняют свой интернациональный долг, освобождая братьев-славян от фашистского рабства.

В Польшу прибывали войска 3-й ударной. Полки имели, как правило, лишь по два батальона. На ходу комплектовали третьи, пополняли роты и, по указанию командарма, сразу же втягивались в напряженную учебную жизнь на полях, полигонах, стрельбищах.

Куда как вырос масштаб дел у Симоняка по сравнению с временем, когда он командовал корпусом. И характер их стал иным. Всё же командарм часто мысленно обращался к ленинградскому периоду своей боевой деятельности. Наши военные университеты, - называл он целеустремленные военные занятия, тренировки, которыми были насыщены паузы между боями в его дивизии, корпусе. Не забыл Николай Павлович броски батальонов через ледяную Неву перед прорывом блокады Ленинграда. Не изгладились из его памяти учебные городки, построенные по образцу и подобию гитлеровской оборонительной полосы под Пулковом с путаными линиями траншей, мощными дотами, и Токсовский полигон, где солдаты и командиры впервые шагали вплотную за огневым валом... Из богатой ленинградской копилки опыта командарм выбирал сейчас всё то, что могло помочь лучше подготовить армию к боям.

Вера командарма в силу, сметку, удаль, выносливость, человечность советского солдата к концу войны еще более окрепла. Сам командарм делал многое, чтобы проявились лучшие качества советского воина. Он всё время находился в войсках. Его постоянно видели не только в штабах, но и среди солдат. Ему было жизненно необходимо это общение с бойцами.

Как-то Николай Павлович наблюдал учение в 150-й дивизии. Сколько ему привелось видеть таких учений на Неве, среди озер Карельского перешейка и у Нарвы, в лесах Курляндии. Но у него не притупилось восприятие. На каждом учении он видел что-то новое, что вносили в него время и люди. И сейчас вот невдалеке от Вислы атакует полк передний край противника. Артиллерия трижды перепахала землю на участке наступления, и атака пехоты идет стремительно. Углубились батальоны, и в пробитую ими брешь хлынули танки. Стремясь воспользоваться их ударом, батальоны убыстряли темп наступления, не давая противнику прийти в себя.

- Вот ведь что получается, - вслух рассуждал Симоняк, повернувшись к стоявшему рядом генералу Шатилову. - Танков у нас прибавилось. Они, казалось, несут облегчение пехоте, а в то же время требуют от нее еще более высокого напряжения сил, более напористого темпа наступления... Смотри-ка, Шатилов, как взмокли ребята.

Шатилов кивнул головой. Он тут же рассказал Симоняку, как на недавнем марше дивизии пришлось двигаться сквозь метель и пургу. Ветер слепил глаза мокрым снегом, а под ногами чавкала грязь - тяжело было ноги волочить.

- Я пристроился к одной из рот, хотелось самому почувствовать настроение людей, подбодрить их. Спрашиваю: Как, ребята, тяжело идти? И в ответ слышу:

Ничего, товарищ генерал, на Одере перекурим, а в Берлине отдохнем.

- Хорошо сказал, - засмеялся Симоняк и, хитро сощурив глаза, продолжил: Выходит, не солдат нужно подбадривать, а у них учиться бодрости, выдержке.

Шатилов молча кивнул головой - верно подметил командарм.

В январе сорок пятого Красная Армия двинула свои войска в наступление на огромном пространстве от Балтийского моря до южных отрогов Карпат. Рванувшиеся 14 января вперед в общем направлении на Познань соединения 1-го Белорусского фронта за два дня пробились на двадцать пять - сорок километров. В это же время решалась судьба многострадальной Варшавы. В ночь на 17-е 1-я армия Войска Польского форсировала Вислу и ворвалась в столицу. Вскоре в Варшаве оказались и советские части. Одна из красивейших столиц Европы предстала перед ними разрушенная, истерзанная, искромсанная.

Соединения 3-й ударной, двигавшиеся во втором эшелоне войск фронта, шли через Варшаву. Симоняк знал об испытаниях, выпавших на долю польской столицы, о ее разрушении, но то, что увидел, его потрясло - ни улиц, ни площадей, ни набережных, ни домов, ни памятников. Одни нагромождения обгоревшего кирпича на всем долгом пути через город. Но в глазах возвращавшихся ее жителей Симоняк видел не только слезы, но и улыбки, слышал радостный смех. Враг изгнан. Земля, на которой стоит Варшава, освобождена от гитлеровской скверны. Начинается новая жизнь.

Не только в Варшаве, а на всем пути советских войск по польской земле народ сердечно встречал Красную Армию - свою избавительницу от фашистского рабства. Гитлер включил в границы рейха Лодзь, Познанщину, Поморье и другие польские земли, безжалостно истреблял поляков, изгнал большую часть населения из родных мест, остальных превратил в батраков.

В крестьянский дом на окраине только что освобожденной польской деревни зашли Симоняк с начальником политотдела армии полковником Лисицыным. Расположились за столом. В горницу вошел пожилой польский крестьянин, поклонился русскому генералу, хотел что-то сказать - не смог: мешали слезы.

Потом объяснил, что советский генерал находится в его доме.

- Попотчевать-то вас нечем. Всё забрал у нас проклятый колонист - и дом, и землю. Заставлял нас на себя работать.

- Кончилось это, - успокаивал крестьянина командарм. - Не будет у вас больше колонистов. Скоро вся Польша станет свободной...

Слушая Симоняка, крестьянин не мог скрыть радости. Он порывался еще что-то сказать. Наконец решился:

- В доме не вся мебель моя, многое принадлежало колонисту.

Командарм, улыбаясь, поднялся с места, подошел к старику, дружески потрепал его по плечу.

- Это теперь всё ваше, - сказал он твердо. - Можете пользоваться со спокойной совестью. Сюда колонисту навсегда вход закрыт.

Утром следующего дня Николай Павлович встретил хозяина дома во дворе, он запрягал в повозку лошадей.

- Куда собрались? - спросил Симоняк.

- Хочу помочь Красной Армии перевозить боеприпасы, чтобы вы скорее освободили Польшу и разгромили фашистскую Германию.

Командарм не смог ему отказать, и польский крестьянин около сотни километров двигался с частями 3-й ударной.

6

Семь оборонительных рубежей на пятьсот километров в глубину лежали между Вислой и Одером. Свои главные силы группа немецких армий А расположила на первом - вислинском рубеже, рассчитывая в случае его прорыва последовательно обороняться на всех остальных. Но удар Красной Армии перечеркнул эти расчеты. Советские войска продвигались вперед, не ввязываясь в бои по уничтожению отдельных очагов сопротивления, а обходили их, захватывали у противника заранее подготовленные позиции, прежде чем он оседал на них.