Где ты, мой незнакомец? - Кэтлин Вудивисс

Пока она наслаждалась, в ее голове одно за другим мелькали какие-то неясные образы, тоже связанные с купанием. Почему-то она была совершенно уверена, что час был поздний, она провела в дороге много часов и собиралась лечь спать …

Ей казалось, что она ощупью пробирается в темноте, нащупывая разлетевшиеся осколки собственной жизни. Ленора вдруг как бы увидела себя со стороны — на ней ночная сорочка, поверх она накинула на плечи пеньюар. Вокруг царил кромешный мрак. Вдруг ослепительная вспышка света прорезала темноту, и леденящий ужас охватил ее: она поняла, что опять погружается в тот же кошмар, который неотступно преследует ее уже много дней. Она снова увидела, как в воздух взвилась кочерга, правда теперь она наблюдала всю эту сцену как бы со стороны. Из темноты выступила какая-то неясная фигура, было понятно, что это мужчина. Его рука в черной перчатке с силой опустила кочергу на чью-то склоненную голову.

Она пронзительно вскрикнула от неожиданности и резко выпрямилась. Весь ее страх внезапно рассеялся, и в голове прояснилось. Внезапно она отчетливо поняла смысл того, что только что предстало перед глазами, и от неожиданности открытия у нее захватило дух.

— Это была не я! — с облегчением чуть слышно прошептала она. — Я этого не делала! — Она обвела глазами комнату, будто мир и покой снизошел в ее душу после этого открытия. Плечи ее распрямились, будто избавившись от непосильного груза терзавших ее страхов. Впервые за много недель она почувствовала себя свободной, будто навеки избавилась от маячившей за ее спиной виселицы и адского огня. От облегчения слезы подступили ей к глазам. Ей хотелось и рыдать, и кричать от радости, хотя трагедия, только что пережитая заново, все еще стояла перед глазами, не давая покоя. Более, чем когда-либо она была убеждена — то, что она только что видела — не плод ее больного воображения. На ее глазах когда-то убили человека. Но кого?!

Не в силах ответить на этот вопрос, она только беспомощно затрясла головой. Если то, что рассказал Малькольм, правда, значит, ее похитили из этого самого дома, а потом перевезли в Натчез. Скорее всего, рассчитывали поживиться деньгами ее отца …

Где-то в глубине подсознание копошилось еще одно смутное воспоминание. Откинув голову на край ванны, она прикрыла глаза и попыталась расслабиться в надежде, что видение само всплывет перед ее глазами. Вначале она могла различить какие-то туманные образы, но вскоре ей удалось различить нечто, напоминающее группу людей. На вид это было какое-то отребье, они кричали, перемежая слова грязными ругательствами. Она невольно брезгливо поморщилась, когда один из этих подонков приблизился к ней вплотную и заглянул прямо в лицо.

— Ого, да ты просто красотка! А ну-ка, тащи нам кошелек, мисси! — прошепелявил он, визгливо хихикая. — Только, будь я проклят, почему бы нам для начала не позабавиться с тобой? Ты — милашка, что надо, а мне вот раньше не свезло трахнуть хоть одну настоящую леди. Петушок мой сейчас прям торчком стоит, так бы и грыз тебя зубами, как застоявшийся жеребец — кобылу! Да разве я один? Мои дружки тоже ждут — не дождутся, когда придет их черед!

Тихонько скрипнула дверь за спиной, и жуткое воспоминание рассеялось к невольному облегчению Леноры. Впрочем, она тут же насторожилась и замерла, прислушиваясь к шороху за дверью. Она выскочила из ванны, завернулась в полотенце и на цыпочках подкралась к двери. На ее голос откликнулась Меган и Ленора с облегчением вздохнула, приоткрыв дверь, чтобы впустить служанку. Она заперла дверь на ключ, чтобы быть уверенной, что никто не сможет потревожить во время купания. Бог знает, что может случиться. Вдруг Малькольма обуяет любопытство, или, что еще хуже, обычная похоть. Поскольку собственные отец все время пел ему дифирамбы, стало быть, у нее нет ни единого союзника в этом доме. А это означало, что ей следует все время быть начеку.

— Я нашла это в вашем дорожный чемодане, мэм. Надеюсь, оно подойдет, — сказала служанка, протянув ей платье из бледно-голубого органди[2]. Она развесила его на спинке постели, чтобы Ленора могла хорошенько рассмотреть платье, и шагнула в сторону, в свою очередь критически разглядывая его. — Все ваши красивые платья так долго пролежали в чемодане, мэм, что теперь придется их все перегладить. Такое впечатление, что их просто побросали в дорожный чемодан, не глядя. Видно, кто-то сильно торопился.

Ленора замерла — на память ей пришли слова, которые сказал им хозяин гостиницы в Натчезе. Он будто услышала, как он рассказывал им с Эштоном, в какой-спешке уехал Малькольм, — «… покидал в чемодан платья жены, нанял человека, чтобы отвезти их, и умчался».

У Меган вырвался вздох.

— Ах, какой у вас красивый чемодан, мэм! Новехонький, красивый, просто загляденье! И такой большой, что можно уложить Бог знает сколько платьев, да так, что не будет ни малейшей морщинки. Вот теперь мне ясно, почему хозяин выгнал прежних слуг! Стыд какой, разве можно так обращаться с вещами!

— Ах, Меган, какая разница! Спасибо, благодаря тебе платье почти как новое, — И в самом деле, Ленора не нашла на платье ни единой складки. Платье было очаровательно — глубокий вырез был украшен вышитыми шелковыми листочками, разбросанные тут и там крохотные жемчужины блестели, словно капли росы. Пышные бледно-голубые рукава, обнажавшие руки до локтя, были украшены такими же вышитыми лентами. Широкий шелковый пояс подчеркивал высокую линию талии и пышную, всю в оборках юбку, по широкому подолу которой были тоже разбросаны листья.

Женщина лучезарно улыбнулась.

— Прелестное платье, мэм. Я и то подумала — вы в нем будет точно невеста перед алтарем.

Ленора затрясла головой, пытаясь отогнать нахлынувшее воспоминание. Неужто она видела вокруг смеющиеся, радостные лица? И это Малькольм Синклер стоит подле нее, улыбаясь в точности как жених, счастливый, принимающий поздравления от друзей?!

Внезапно задрожав, Ленора упала на стул и в отчаянии попыталась разобраться, что же ей привиделось. Неужели невеста — это и в самом она? А Малькольм — жених?

Мириады вопросов роились в ее мозгу, но ответить на них она не могла. Тем не менее, с той самой минуты, как она вошла в этот дом, ее все время одолевали видения, впрочем, скорее, воспоминания о реальных событиях в ее прошлом. Кое-что виделось еще смутно, неясно, но многое она узнавала. Увы, на ее несчастье это было совсем не то, чего бы она желала всем сердцем. Она то и дело видела лицо Малькольма, значит, он был в ее жизни, но, к ее ужасу, в этих воспоминаниях не нашлось места Эштону.

Совсем сбитая с толку, она подперла голову рукой и прикрыла глаза, всем сердцем желая, чтобы память никогда не вернулась к ней. То, что в ее воспоминаниях не находилось места Эштону, повергло ее в пучину отчаяния, унося с собой всякую надежду на то, что она благополучно избавится от своей болезни. Ленора чувствовала себя слабой и опустошенной. Конечно, она понимала — рано или поздно, ей придется взглянуть жестокой правде в глаза, но ее бедное сердце истекало кровавыми слезами. Чем дальше она была от него, тем слаще казались ей минуты, которые они провели вместе.