Миры Империума - Кейт Лаумер

Мой комментарий породил массу встречных вопросов, я ответил на них как мог подробнее. Оливия оказалась умной и высокообразованной женщиной. Ее заворожила нарисованная мной картина мира, над которым не простиралась гигантская тень Бонапарта.

К тому времени, когда я закончил, свежесть утра уступила дремотному теплу полудня. Оливия предложила пообедать, и я принял ее приглашение. Пока она возилась у дровяной плиты, я сидел возле окна, потягивая коричневое пиво из глиняной кружки, и рассматривал любопытный, отдающий анахронизмом пейзаж с его возделанными полями, покрытой битумом дорогой, лошадью, тянувшей повозку на резиновом ходу, и россыпью белых и красных точек фермерских домов по ту сторону долины. Атмосфера мира и благоденствия притупляла мое отдаленное воспоминание об угрозе Империуму, заставляя его, как и объяснила мне Оливия, казаться полузабытой историей, прочитанной давным-давно, вроде старой сказки, напечатанной в лежащей на столе книге. Я взял в руки толстый том в красном кожаном переплете и взглянул на заглавие:

Лаймэн Ф. Баум

«Волшебница из страны Оз»

— Вот забавно,— произнес я.

Оливия, увидев книгу в моих руках, улыбнулась почти стыдливо.

— Странное чтение для ведьмы, вы не находите? Но в подобных фантазиях норой находят пристанище мои собственные мечты. Как я вам уже говорила, этого одинокого тесного мира мне категорически не хватает...

— Я не об этом, Оливия. Мы с безупречной точностью установили нашу общеисторическую дату в самом начале девятнадцатого века. Баум родился не раньше чем в тысяча восемьсот пятьдесят пятом или около того — почти полвека спустя. Но вот он здесь.

Пролистав книгу, я нашел издательство: «Уили и Кот-тон», Нью-Йорк — Нью-Орлеан — Париж, и дату: 1896.

— Вы встречались с этим произведением в вашем непостижимом мире? — подняла брови Оливия.

— В моем мире он никогда не писал этой книги...

Я покачал головой, любуясь фронтисписом В. В. Денслоу[22], изображавшим похожую на Глинду[23] фигуру, стоящую лицом к группе гномов. В верхней части следующей страницы помещалась замысловатая буквица «Я», а следом шли слова: «...призвала вас сюда,— сказала Сорана Волшебница,— чтобы сообщить вам...»

— В детстве это была моя любимая книжка,— произнесла Оливия.— Но если вам она не знакома, почему вы узнали имя автора?

— Он написал другие. «Волшебник из страны Оз» был первой книгой, которую я прочел от корки до корки.

— Волшебник? А не волшебница? Как здорово было бы ее прочитать!

— Это единственное, что он написал?

— Как ни печально, да. Он умер год спустя, в девяносто седьмом.

— Восемьсот девяносто седьмой, это могло бы означать...

Я умолк. Туман, висевигий в моем мозгу с самого момента пробуждения, стремительно рассеивался под резким ветром внезапной догадки: Дзок с его компанией, подменив мои собственные воспоминания сфабрикованными, тем не менее ухитрились засунуть меня на линию, максимально приближенную к моей собственной. Да, они расстарались, подошли к вопросу со всей скрупулезностью и действовали гуманно. Но только кое-чего все же не додумали, кое-что упустили из виду и в конечном счете несколько переборщили с гуманизмом.

На фотограмме, показанной мне советниками, я видел сияющую область, не отмеченную имперскими сетевыми картографами. Четвертый, еще не открытый нами мир, расположенный внутри Пустоши. Тогда я счел ее ошибкой наряду с другой, более страшной, допущенной ими: отсутствием нулевой линии Империума.

Похоже, кое в чем они оказались правы и ИП-четыре — мир с куда более близкой к нам общеисторической датой по сравнению с XV веком ближайших линий за пределами Пустоши — действительно существует.

И вот я там — или здесь,— в мире, где в 1897 году жил по крайней мере один человек, известный в моем собственном. А если жил один, то что помешает существованию другого? Или даже двоих. Например, Максони и Кочини, изобретателей МК-привода!

— Могло бы означать что, Брайан? — Голос Оливии вернул меня к действительности.

— Ничего. Просто подумалось.— Я положил книгу на место.— Всего за пятьдесят лет последствия основной дивергенции не могли успеть коснуться всех аспектов дальнейшего развития. Какие-то события, а значит, и люди...

— Брайан.— Оливия пристально посмотрела на меня через комнату.— Я не прошу вас доверять мне, но позвольте вам помочь.

— В чем? — Я попытался вернуть лицу беззаботное выражение, но оно комкалось и слипалось, как вывалянная в грязи маска.

— Вы что-то задумали. Я это чувствую. В одиночку у вас все равно ничего не выйдет. Здесь слишком многое для вас незнакомо, слишком много ловушек, в которые вы непременно угодите. Позвольте оказать вам посильную помощь.

— С чего это вам помогать мне... если я что-то затеваю? Примерно минуту она молча смотрела на меня. Темные глаза казались огромными на бледном, классически очерченном лице.

— Я провела жизнь в поисках ключа к другому миру... миру моих сновидений. Вы каким-то образом связаны с ним. Даже если сама я никогда не смогу туда попасть, мне будет приятно сознавать, что я помогла кому-то достичь его недоступного берега.

— Это все такие же миры, как ваш. Какие-то лучше, какие-то хуже — некоторые гораздо, гораздо хуже. Все они состоят из людей, земли и зданий, тех же старых естественных законов, той же старой человеческой природы. Мира ваших снов не найти, просто упаковав вещи и тронувшись в путь. Вам придется строить его там, где вы есть.

— И все же... я вижу невежество, коррупцию, общественный и нравственный упадок, ложь, обман, предательство тех, кто пользуется доверием невинных...

— Конечно. И пока мы не разовьем человеческое общество до соответствия нашему человеческому разуму, эти вещи будут существовать. Но дайте нам время, Оливия. Мы же экспериментировали с культурой всего несколько тысяч лет. Еще несколько тысяч — и вы увидите разницу.

Она рассмеялась.

— Вы говорите так, будто столетие — всего лишь миг.

— По сравнению со временем, которое потребовалось нам, чтобы развиться из амебы в человекообразное — или даже от первого гомо сапиенс до первого возделанного поля,— оно и есть мгновение. Но не отказывайтесь от своей мечты. Мечты — это сила, которая несет нас к конечной цели, чем бы та ни являлась.

— Тогда позвольте мне придать этой мечте осязаемость действительности. Позвольте помочь вам, Брайан. История, которую мне рассказали — мол, вы заболели от перенапряжения, когда работали в Колониальном кабинете, и находитесь тут на санаторном лечении,— прозрачна, как ночная сорочка парижанки! И, Брайан,— она понизила голос,— за вами следят.