Тайны подмосковных лесов - Сергей Рокотов

Закусив губу от бешенства, Ворон глядел в наглые голубые глаза Сереги, потом перевел взгляд на шикарный особняк, никак не менее трехсот пятидесяти метров площади.

- Эх, дядя Олег, знали бы вы, сколько сил и трудов стоило мне все это построить, - поймал его взгляд Серега. - Да если бы не братья, жил бы я в старом доме. Помните нашу верандочку заплесневелую, сколько вы с покойным братухой там выпили, эх, весело было с вами, бабы какие, музыка... Вы мои учителя... Через вас и жизнь настоящую познал, мужскую. Жаль, братуха пил так сильно, не дожил до светлых времен... И мать не так давно преставилась, ангельская её душа... Ладно, дядя Олег, хотите, вечерком присоединяйтесь к нам, приезжайте в "Золотой олень" часикам к семи, Саха и Леха банковать будут, а мы с вами за их счет погудим. У Лехи столько денег, - подмигнул он. - Расколем его... Лады?

- Послушай, Серега, помоги мне, - тихо произнес Ворон. - А я помогу тебе, когда придет время. Я пригожусь тебе... Ты слышал такое погоняло Ворон?

- Что-то не припомню. И как это так "погоняло"? Это что, на жаргоне? Так я в этом ничего не понимаю.

- Что ты придуриваешься, Серега?! Это я Ворон, мне нужна твоя помощь. По старой дружбе! Мне нужно прикрытие. Я бы не обратился к тебе, если бы не крайняя необходимость.

- Вы хамите, дядя Олег, - спокойно возразил Серега. - Какой такой Ворон? Я этого ничего не знаю, и никакой такой помощи оказать вам не могу.

Он прекрасно знал, кто такой Ворон, хоть ему ни разу и не доводилось сидеть с ним. Он даже поверил в то, что Олег Быстров и Ворон одно лицо. Но он не собирался помогать ни Ворону, ни черту с рогами. У него свое дело, а у тех дела свои. Ворон так Ворон, ну и что? И никто бы не осудил его за то, что он не помог какому-то старому знакомому его брата, голословно утверждавшему, что он Ворон. Да и незачем было заниматься чем-то сомнительным на той улице, где жил сам. Еще если бы где-то на стороне, да что-то незначительное, можно было бы посодействовать, но здесь... засада, прикрытие... Странно даже, что такой человек как Ворон мог вообще подумать, что он на это решится.

- Все, дядя Олег, до свидания. Вы не обижайтесь, поймите меня правильно. Саха, Леха, братаны, поехали, мы ещё успеем Красную площадь посмотреть, а уж на Ленинские горы сами съездите, мне на работу пора, а то шеф такой строгий... Уволит еще, что я буду делать? Пельмени сибирские вам лепить?

Здоровенные и невозмутимые быки Саха и Леха, мрачно глядя на седого Ворона в золоченых очках, чинно прошествовали к белому "Мерседесу". Один из них сел за руль, другой - рядом. Серега пропустил в калитку Ворона и его спутников, а суровый охранник закрыл за ними и калитку и ворота.

- Ну ладно, дядя Олег, до встречи, будьте здоровы, - улыбнулся весьма довольный собой Серега и сел на заднее сидение "Мерседеса".

- Счастливо, - буркнул Ворон. Сказать что-нибудь крепкое на прощание он не решился. Перед ним был хитрый опасный зверь совершенно новой формации, не признающий никаких старых знакомств, ностальгии по прошлому, дружеской помощи. Это был человек, не сделающий без очевидной выгоды ни одного шага. В сущности, он и сам был таким. И встречая такого же, как сам, испытывал чувство раздражения.

"Мерседес" быстро рванул по узенькой улице, взметая пыль и скоро скрылся из виду. За воротами щелкнул замок, и трое остались стоять, не солоно хлебавши.

- Прогуляемся, что ли, по свежему воздуху, - предложил Ворон.

Спутники молча пошли тихим шагом рядом с Вороном. Дошли до дачи Полевицких. Ворон приостановился, остановились и те.

- Тишина, - сказал Ворон. - Вроде бы, никого.

- Да мы же говорили, все уехали.

- Ладно, подождите меня здесь. Я сам зайду.

Он открыл калитку и вошел в сад. Вспомнилось то утро семьдесят третьего года, осень, мокрые красные и желтые листья под ногами. И он, двадцатипятилетний Олег Быстров, шагающий по этим листьям отсюда прочь, ещё тогда понятия не имеющий о том, что где-то меньше, чем через полчаса он перестанет существовать в лице Олега Быстрова, вспомнился и ноябрьский полдень девяносто второго, когда они с Хряком отправили под мост бежевую "Волгу", отправили на тот свет Машу. Что-то роковое связывало его с этим местом, с этим подмосковным сосновым лесом. "Не остановиться ли в самом деле?" - подумалось ему. - "Пропади пропадом эта семейка..." И тут же вздрогнул от стыда - до него дошло, что это слабость. Ведь сейчас ему не нужно ничего - ни деньги, ни власть, ни покой... Ему нужна она, а раз она так поступает, она ответит за это... Он побеспокоится, чтобы она всю жизнь была несчастна. Он бы мог мигом организовать исчезновение, гибель её муженька, который перебежал ему дорогу, но это было бы романтично, она будет горевать, она останется молодой прекрасной вдовой... Нет уж, эта участь не для них... Он превратит её жизнь в нелепый фарс, он будет издеваться над ними ежедневно и каждый вечер наслаждаться их унижением. Поначалу он сорвет-таки их свадьбу, он доведет до смерти припадочного Аркашку, сожжет их ничтожный "Жигуленок", этого пацана ежедневно будут метелить пудовые кулаки и превратят его в полного дебила, их доконают звонки, угрозы, издевательства, ну а потом, когда она морально созреет, её привезут к нему, и здоровенные бугаи будут на его глазах насиловать её, он дождется того часа, когда она будет ползать перед ним на брюхе, придурочная сучка. Если она забеременеет от этого своего недоумка, то он и об этом побеспокоится. Словом, отныне он все дела бросит и займется только ей горе ей отныне. И он не станет откладывать эти дела в долгий ящик, сейчас это ударит гораздо больнее, пусть даже это рискованно. Что, этот припадочный Аркашка заявит на него в милицию? А что он там скажет? Что он, когда-то, двадцать с лишним лет назад, пытался его от ревности утопить и не дотопил, а потом их пугал пьяница Николашка, а потом он не сумел справиться с управлением машины и угробил свою жену, а потом его дочка тусовалась неизвестно с кем неизвестно где? Да что он о нем знает, этот дебил, этот вшивый интеллигент? Да кто его в наше время будет слушать?

Почему такие женщины, как покойная Маша, как Катя - красивые, умные, гордые достаются такой швали?! Ничего, он исправит эти ошибки природы. Не ему, так пусть никому. Немало ему попортила крови семейка Корниловых Полевицких, этих надменных, высокомерных людишек. Когда он, одноглазый инвалид, гнил в лагерях, Аркашка с Машей и Катей наслаждались воздухом Европы и Америки, а теперь, когда ему под пятьдесят, он знает, как сладок этот воздух. Они жрали авокадо с креветками и лобстерами, да закусывали черной икрой, запивая "Мартелем" и "Мартини", шлындали по раутам и приемам, катались на лимузинах и носили смокинги и платья от Кардена, он ежеминутно рисковал жизнью и жрал гнилую капусту в лагерях, боролся за то, чтобы хоть как-то вырваться из этого совкового порочного круга нищеты и унижений. У него не было влиятельных родителей, не было денег, не было поддержки, и он зубами и когтями пробивал себе дорогу к благополучию. А что теперь? Маша погибла, Аркашка инвалид, дача вон вся гниет и разваливается, участок зарос бурьяном, Катька радуется как последняя дура поганому "Жигуленку", а у него дом в Европе, лимузины, деньги, здоровья хоть отбавляй, и даже правый глаз, хоть плохо, но видит. Так-то вот, смеется тот, кто смеется последним, господин Корнилов, простой советский дипломат. Аркашка проживает последние накопления, скоро спустится за грань прожиточного минимума, а он колесит и летает по всему миру, наслаждаясь его прелестями и красотами... И надо же, при всем этом эти людишки умудряются пренебрегать им... Ничего, ещё не вечер, самое интересное впереди, он увидит их всех, ползающих в грязи, молящих его о пощаде. Что ж, он будет великодушен - когда он вдоволь насмеется над ними, когда он разорит их до конца, тогда, может быть, он и отпустит эту Катьку со своим изувеченным придурком доживать свою убогую жизнь где-нибудь на окраине Москвы или лучше в дальнем Подмосковье в комнате в коммуналке на грошовый оклад, пусть себе радуются, даже пусть плодятся, беднее будут. Все впереди, господа хорошие, и дачку вашу полуразвалившуюся сожжем дотла, и квартирки потребуем продать нам за бесценок, все сумеем сделать, чтобы вас осчастливить...

Он стоял перед терраской и курил. Предстоящая месть будоражила ему душу. Он даже вспотел, лоб покрылся испариной. Хорошо, что он зашел сюда, эти места, где им впервые пренебрегли, придали ему сил для возмездия... Может быть, даже он наберется выдержки и завтра даст им отгулять свою жалкую свадебку, но потом...

Он обошел весь дом вокруг и вдруг остановился, пораженный увиденным им в окне.

Несмотря на яркий солнечный день за окном горела настольная лампа. А рядом с лампой он увидел силуэт человека. Ворон приблизился к окну и вгляделся. Вот это да! Это был Аркашка Корнилов, седой, с усами, он сидел на чем-то и как-то странно глядел вперед. Голова его подергивалась, как у припадочного. Потом Ворон с удивлением увидел, что голова стала куда-то удаляться. Он прильнул к окну и обнаружил, что Аркадий едет вперед на инвалидной коляске. Ну дела! Ну надо же! Неудачи, неудачи, и вот - как это все замечательно. Сам Дьявол кидает Аркашку в его лапы. Ворон стал обходить дом с разных сторон и наблюдать, куда денется жалкий инвалид, куда он поедет на своих колесиках. Зрелище настолько радовало его, настолько восхищало, что он не мог оторваться. Какое удовольствие смотреть на это! Чего стоят все жизненные блага перед таким удовольствием? Вот теперь он его навестит... Ох, как сейчас он над ним покуражится, слава Богу, что он не разбился тогда вместе с Машей! Но... радость радостью, а хорошо бы проверить, нет ли кого ещё дома.