В небе — гвардейский Гатчинский - Николай Богданов

Этот метод в передовых соединениях авиации дальнего действия был отработан и себя оправдал. В нашем соединении он стал внедряться с лета 1944 года. Наш полк специализировался как эшелон обеспечения бомбардировочного удара.

Выполнять эту ответственную и сложную задачу приходилось в очень тяжелой боевой обстановке, но мы с ней справлялись.

6 октября соединение наносило удар по порту Мемель. Там скопилось большое количество транспорта с живой силой и боевой техникой противника. Несмотря на сильный зенитный огонь в районе цели и патрулирование ночных истребителей как на подступах к порту, так и на маршруте, полк со своим заданием справился успешно. Цель была хорошо обозначена и освещена на весь период бомбардировочного удара. Воздушных боев с истребителями противника мы не избежали. Больше всех пострадал наш самый лучший экипаж — командира отряда гвардии капитана Ивана Кулакова. В эту ночь экипаж проявил подлинный героизм, образцы взаимной выручки и летного мастерства.

Зайдя с моря и сбросив в заданное время гирлянду светящихся бомб над портом и одновременно выбросив через входную дверь несколько ящиков малокалиберных бомб, Кулаков развернул самолет и лег на обратный курс. Маскируясь фоном полыхавшего от разрывов порта и рвущихся в небе зенитных снарядов, вражеский истребитель Ме-110 атаковал его снизу сзади. Очередь противника угодила в пилотскую кабину, тяжело ранила командира корабля и борттехника гвардии техника-лейтенанта Соколова, сильно повредила носовую часть машины. Второй летчик был молод и неопытен. Командование кораблем принял штурман гвардии капитан Навроцкий. Он приказал второму летчику произвести противоистребительный маневр. Второй летчик лейтенант Тятинин, хотя и не имел еще боевого опыта, но умело сманеврировал и ушел от преследования истребителя. Под руководством Навроцкого радист Тюкалов и стрелок Фитенко, используя бортовую аптечку, перевязали тяжелораненых и уложили их в фюзеляже самолета. После этого они по радио сообщили на КП о происшедшем и продолжали полет на свой аэродром.

Штурман Михаил Навроцкий на всем протяжении полета умело и хладнокровно руководил экипажем, помогал молодому летчику в управлении самолетом. При подлете к аэродрому он распорядился, чтобы летчик сел на левое командирское сиденье, сам сел на правое, при заходе на посадку выпустил шасси и щитки и помог второму пилоту благополучно посадить израненную машину.

Весь экипаж в полете вел себя исключительно мужественно, без паники, именно поэтому им удалось, благополучно вернуться, спасти жизнь тяжелораненых товарищей, сохранить боевую машину.

За подвиг, совершенный в этом полете, гвардии капитану Михаилу Карповичу Навроцкому было присвоено звание Героя Советского Союза. Командир экипажа гвардии капитан Иван Васильевич Кулаков был награжден орденом Красного Знамени, остальные члены экипажа — орденами.

В трудной ситуации оказался в эту ночь экипаж гвардии лейтенанта Александра Маркирьева. Его самолет пытались сбить два Ме-110. Но Маркирьева так просто не возьмешь! Экипаж у него был слетанный, организованный.

«Мессеры» атаковали его излюбленным методом — снизу с обоих бортов. Отражать такие атаки бомбардировщику почти невозможно: фюзеляж закрывает от обзора большую часть воздушного пространства под самолетом. На это гитлеровцы и рассчитывали, но просчитались. Маркирьев стал закладывать такие крены, что спрятаться под фюзеляж при заходе на очередную атаку немцам никак не удавалось. Заходя снизу, они снова и снова попадали под огонь пулеметов Ли-2. Воздушные стрелки доложили Маркирьеву, что патроны кончаются. Надо было выходить из боя. И, долго не раздумывая, когда гитлеровцы снова пошли в атаку, Маркирьев скомандовал: «Выпустить шасси, щитки. Винты — на малый шаг!» — и ввел самолет в крутое снижение. «Мессеры», проскочив мимо, потеряли его.

Домой Александр Маркирьев прилетел с загнутыми от чрезмерной перегрузки при выводе самолета из крутого снижения консолями крыльев. Зато экипаж остался целым и невредимым.

11 октября полк обеспечивал бомбардировочный удар по Тильзиту железнодорожному узлу в Восточной Пруссии. Мы со штурманом полка гвардии майором Барабанщиковым полетели с экипажем Маркирьева как лидеры эшелона обеспечения бомбардировочного удара.

К сожалению, самолет Маркирьева оказался, как говорят летчики, «утюгом»: оба двигателя хотя и работали исправно, но тянули слабо, не давали нужных оборотов. Самолет летел на малой скорости, медленно набирал высоту, и мы опаздывали к началу прилета первых бомбардировщиков на цель, которую мы должны были зажечь и осветить САБ-100–55.

Уж на что был невозмутимым Барабанщиков, но и он вслед за мной начал нервничать. Александр Маркирьев решил нас успокоить:

— Товарищ командир, вы не волнуйтесь, прилетим вовремя. Мой «Иванушка», как норовистая лошадь — вначале брыкается, а потом как побежит — не удержать!

Хорошо, что его шутка частично оправдалась, и мы все же вовремя подошли к цели, но более чем на 3500 метров подняться не смогли. Так на этой высоте и полезли в огонь первых яростных орудийных залпов зенитной артиллерии и получили «полную порцию», какая достается бомбардировщику над хорошо прикрытой целью.

Надо было видеть, как умело, с большой выдержкой вел корабль Маркирьев. Он будто не обращал внимания на то, что творится вокруг, но видел все. Каждое движение его рук, каждый маневр самолетом точно отвечал на действия зениток и прожекторов. Если разрывы снарядов среднего калибра начинали приближаться спереди и рвались на уровне нашего самолета, он уменьшал скорость, стараясь не лезть в их гущу, терял высоту, чтобы находиться ниже слоя разрывов, но когда вспышки рвавшихся снарядов были рядом, резко нажимал ногой на педаль, давал полный газ, отжимал штурвал, огибал разрывы и снова ставил самолет на заданный курс. Но вот широкий серебристо-голубоватый сноп света внезапно обволакивает наш самолет, а вслед за ним как штыки пронзают металлическое тело машины добрый десяток прожекторов с тонкими и очень яркими лучами. Самое время резким маневром уклониться, скольжением вывести самолет из перекрестия прожекторов, но этого сделать нельзя: штурман начал прицеливание для сбрасывания зажигательных бомб. Нервы у всех на пределе. Только Василий Барабанщиков не шелохнется, склонившись над прицелом.

— Не болтайтесь! — требует он.

Самолет все сильнее и сильнее вздрагивает от рвущихся вблизи снарядов, иногда их осколки дробью бьют по обшивке, время тянется бесконечно долго. Наконец Барабанщиков распрямляется, закрывает слезящиеся глаза.