Тучи на рассвете (роман, повести) - Аркадий Сахнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мен Хи не верит своим глазам. Она не заметила его раньше. Откуда он взялся? Он стоит на том месте, где только что был капитан. Он стоит и широко улыбается. Все та же улыбка. Он медленно идет к цеху. Он хочет поглядеть, что там делается. Он идет улыбаясь, а работницы пятятся от него, шарахаются в разные стороны. У входа в цех осталась только одна Мен Хи. Она не может тронуться с места.
Хозяин идет в цех. Нет, он не идет, он крадется мелкими, осторожными шажками, и улыбка не сходит с его лица.
Это для него они ремонтировали машины! Это для него они старались! Барабаны снова будут вертеться по шестнадцать часов. Он опять приведет в цех надсмотрщиков с бамбуковыми палками. Он засыплет вытяжные подвалы, и хлопья пеньки снова заполнят цех. Они будут оседать на окнах, на стропилах, на мокрых телах. Они залепят глаза и рот. Хозяин идет, улыбаясь и глядя на нее, качает головой.
«Да, да, так и будет, Мен Хи, ты все правильно поняла, ты еще расскажешь мне, о чем говорит Пан Чак. Мне тоже это интересно знать».
Чер Як приближается, и ей уже не видно его крадущейся походки. Перед ней только лицо. Страшное улыбающееся лицо, изъеденное оспой. Он что-то говорит. Он благодарит ее. Она умница, что встречает его у входа. Он давно понял, что она ему преданна.
О, пусть не беспокоится Мен Хи! Он сумеет отблагодарить ее за усердие.
Нет, это не голос Мен Хи, это вся ее исстрадавшаяся душа, вся ее ненависть к Чер Яку вырвалась в крике:
— Не пущу!
Широко раскинув руки, она встала у двери, загораживая вход.
Но он даже не сердится. Он улыбается. Он протягивает руку, чтобы ласково отстранить ее от двери. Перед глазами тянущаяся к ней рука и кривой оскал рта, и она в ужасе бьет по этому ненавистному лицу. В первое мгновение Мен Хи чувствует только, как горит ладонь, но в ту же секунду — удар по голове. Все плывет перед глазами, и она падает. Будто из-за гор доносятся крики, выстрелы, кто-то подхватывает ее, тащит… Потом ноги ее касаются земли. Да, она пробует идти сама…
Мен Хи пришла в себя далеко за воротами фабрики. Она среди работниц, возбужденных, взволнованных. Они идут к Народному комитету. И чем ближе к центру, тем больше людей. Весь народ на улицах. Идут колонны рабочих со знаменами, транспарантами, лозунгами: «Долой японских колонизаторов!», «Отмените кровавые приказы Макартура!», «Американцы, одумайтесь!».
На всех улицах и площадях полиция: американская, японская, корейская. Пешая и конная, на американских автомобилях и японских мотоциклах, на велосипедах и рикшах. Полицейские с автоматами и дубинками, с пулеметами и походными рациями. Маленькие открытые машины носятся с бешеной скоростью вдоль колонн по мостовой и по тротуарам.
На полном ходу машины разрезают колонны. Люди бросаются в стороны, давя друг друга. Сытые кони, высоко поднимая ноги, теснят толпу. Полицейские кричат, размахивая саблями. Они разгоняют народ. Но разогнать невозможно. Идти некуда. Люди на всех площадях, в переулках, на крышах домов, на деревьях.
«Долой японских колонизаторов!», «Под суд Абэ Нобуюки и других военных преступников!».
Все новые и новые колонны демонстрантов заполняют городские магистрали.
И вдруг мощный голос репродукторов заглушает крики людей, сирены машин:
— Внимание! Внимание! Слушайте заявление представителя оккупационных войск в Корее.
Толпа стихла. Замерли автомобили и мотоциклы. Лица обращены к широким жерлам репродукторов, установленных на столбах и крышах.
Первую фразу произносит американец, потом его сменяет переводчик:
— Командование нашло возможным сместить с должности генерал-губернатора Абэ Нобуюки и его ближайших помощников. Военная администрация предупреждает, что всякая попытка сорвать мероприятия военного командования повлечет за собой самые суровые меры. Все участники неорганизованных, не разрешенных полицией шествий впредь будут рассматриваться как нарушители приказа номер два генерала Макартура.
Несмотря на угрозы, люди поняли, что одержали первую победу: заставили убрать главаря японской колониальной администрации. И волна негодования, бушевавшая десять минут назад, стихла. Постепенно народ начал расходиться.
Текстильщики угрюмо возвращаются на фабрику. А куда же теперь идти Мен Хи? Работницы подхватывают ее под руки.
— Идем, не бойся!
Мен Хи идет, окруженная женщинами. Из репродукторов несется веселая музыка. Потом снова слышится голос. Мен Хи вздрагивает. Какой знакомый голос!..
— … Коммунистический режим на Севере невозможно перенести…
Кто это говорит?
— … Коммунисты издеваются над нашей древней культурой. Под видом равноправия они требуют, чтобы женщины отказались от вековых традиций вежливости…
Мен Хи даже не старается уловить смысл этих слов, она вслушивается в голос, и чудится ей: «Ты обвенчаешься с поминальной доской и, как вдова, верная своему мужу, навсегда войдешь в дом его отца, в мой дом».
Это он! Это помещик Ли Ду Хан!
Мен Хи невольно ускоряет шаг, увлекая за собой работниц, но голос догоняет ее:
— … Любой юнец может назвать там старого человека товарищем… Женщина может не подчиниться решению мужа… Я счастлив, что мне удалось бежать в свободный Сеул.
— Мен Хи, не бойся Чер Яка, — утешает ее одна из работниц, по-своему поняв волнение девушки. — Мы не дадим тебя в обиду.
И в самом деле, почему она так испугалась? Ведь теперь она не одна. Она идет, окруженная тесным кольцом женщин. Мен Хи замедляет шаг, вслушиваясь в голос из репродуктора.
— … У микрофона выступал землевладелец Ли Ду Хан, не вынесший режима Северной Кореи и бежавший на Юг.
Значит, Ли Ду Хан в Сеуле. Мен Хи осматривается. Улица почти опустела. Где они находятся? Что ей делать? Как найти Пан Чака? Остановиться у здания Народного комитета, которое уже виднеется в конце улицы, и ждать его там. Должен же он туда прийти…
Здание Народного комитета оказалось оцепленным полицией. На двери большая надпись:
«Народный комитет, как незаконный орган власти, закрыт. Помещение сдается в аренду».
Что же делать теперь? Скоро начнет темнеть. На одной из улиц толпится народ. Все смотрят вверх. На крутом и высоком куполе, венчающем шестиэтажное здание, красуется транспарант:
«Всю власть — Народным комитетам!»
Транспарант укреплен на высоком металлическом стержне. Несколько полицейских, помогая друг другу, пытаются взобраться на купол, но это им не удается. Наконец один из них ухватился за стержень и в ту же секунду с криком отдернул руку, едва удержавшись от падения.
— Ток, ток! — кричит он. — Стержень под током.
…Где же искать Пан Чака?
Предатель нашел хозяина
Чо Ден Ок едет на сеульский аэродром Кымпо встречать Ли Сын Мана. Рядом в машине Ли Ду Хан и Чер Як. Возле шофера — капитан Гарди Стоун, личный помощник начальника военной администрации генерала Арнольда. Едут молча, каждый погружен в свои мысли.
Впервые Чо Ден Ок не знает, как себя вести. Этот вопрос всегда был для него самым простым. Он не задумываясь определял, кому и как надо улыбаться, насколько низко кланяться.
Еще в молодости он понял, что сделать карьеру можно, только обеспечив себе покровительство японцев. Это — главное. На Супхунской гидростанции его карьера зависела от Канадзава, и именно ему он сумел доказать свою преданность. В Восточно-колониальной компании это был подлец и вор Цуминаки, но только с его помощью можно было идти дальше, вверх. В полиции даже мальчишка понял бы, что все зависит от Такагава, и уж он старался для генерала, не щадя сил. Его усердие всегда оценивалось должным образом.
Когда рухнуло величие Японии, стало ясно, что, какая бы ни пришла власть, карьеру сделает тот, кто боролся с японцами. Поэтому, выполнив задание Абэ Нобуюки на севере страны и пробираясь в Сеул, он всюду, где возникали митинги, выступал со страстными речами против самураев и, как только мог, поносил японских милитаристов.
Впервые он утратил уверенность, когда узнал, что созданы Народные комитеты. Он уже готов был сообщить новой власти важные данные, имеющие государственное значение. Правда, о его прошлой деятельности могут узнать. Ну что ж, он сам о ней расскажет. Он горько ошибался. Он видел, что японцы строят в Корее железные дороги и электростанции, и полагал, что некоторые японцы просто злоупотребляют своей властью, а вообще Япония искренне хочет помочь Корее. Потом он понял, что ошибся. Чтобы исправить свою ошибку, он готов посвятить себя разоблачению японцев. Это могут подтвердить коммунисты во многих населенных пунктах, слышавшие его выступления. Вот и сейчас он передает народной власти такие сведения, которые доказывают его преданность новому строю.
Его бы, наверно, простили. Но все же Чо Ден Ок пришел к выводу, что в Народный комитет идти нельзя, и не только потому, что это рискованно. Не может быть, чтобы американцы отдали власть Народным комитетам. Американцы — люди дела. Они и будут на Юге главной силой. Значит, надо добиться их расположения. А сейчас лучше надежно укрыться до их прихода. Ведь если он попадет в лапы Пан Чака или ему подобных, никакие американцы его не спасут.
