Север и Юг - Элизабет Гаскелл

«Моя юная леди, – подумала миссис Торнтон, – у тебя строптивый норов. Если вы с Джоном сойдетесь, ему придется держать тебя в узде, чтобы ты в конце концов научилась знать свое место. Теперь ты вряд ли пойдешь гулять со своим красавчиком в такой поздний час. У тебя для этого слишком много ума и гордости. Мне нравятся девушки, которые не дают себя в обиду, когда о них говорят нелестные слова. Это показывает их сильный дух. И мисс Хейл не из робкого десятка! Она неплохо держит удар. Я отдаю ей должное. А моя Фанни совсем другая. Судьба, увы, обделила ее стойкостью и мужеством».

Мистер Торнтон провел утро не так хорошо, как его мать. Она добилась поставленной цели и выполнила свою миссию. Он же пытался понять, в какую пропасть загнала его забастовка. Фабрика несла огромные убытки. Добрая доля его капитала была вложена в новое дорогое оборудование. Кроме того, мистер Торнтон, приняв большие заказы, которые ему теперь требовалось выполнить, закупил много хлопка. Из-за забастовки он ужасно запаздывал по срокам взятых обязательств. Даже с его прежними опытными рабочими он с трудом произвел бы необходимый объем товаров, а некомпетентность ирландских рабочих, которые лишь начинали обучаться работе, ежедневно приносила ему лишь горькое разочарование.

Для своей просьбы Хиггинс выбрал неудачное время. Он обещал Маргарет, что любой ценой встретится с мистером Торнтоном. И хотя каждое мгновение усиливало его недовольство и уязвляло гордость, он час за часом стоял, прислонившись к стене, – сначала на одной ноге, затем на другой. Наконец дверной засов щелкнул и мистер Торнтон вышел на улицу.

– Сэр, я хотел бы поговорить с вами.

– Не могу задерживаться, друг. Я и так уже опаздываю.

– Хорошо, сэр. Я подожду, когда вы вернетесь.

Глядя вслед мистеру Торнтону, Хиггинс печально вздохнул. Затея оказалась бесполезной. Ожидание у фабричных ворот было единственным шансом увидеть хозяина. Если бы Николас постучал в дверь сторожки или проскользнул к дому Торнтонов, ему пришлось бы предстать перед надсмотрщиком. Поэтому он терпеливо стоял у стены, не отвечая на вопросы и лишь кивая при виде знакомых мужчин и женщин. В обеденное время ворота открылись и толпа рабочих хлынула с фабричного двора. Хиггинс по-прежнему стоял у стены, бросая хмурые взгляды на ирландских штрейкбрехеров, которых недавно привезли сюда. Наконец появился мистер Торнтон.

– Что? Ты все еще здесь?

– Да, сэр. Я должен поговорить с вами.

– Тогда заходи, – сказал он, открывая дверь сторожки. – Давай пройдем через двор. Сейчас перерыв на обед, поэтому я могу уделить тебе несколько минут для разговора.

По пути к нему подбежал надсмотрщик и тихо сказал:

– Я полагаю, сэр, вам известно, что этот парень, Хиггинс, является одним из лидеров Союза. Тот самый, который произносил речь в Херстфилде.

– Я этого не знал, – ответил мистер Торнтон, оглянувшись и посмотрев на своего спутника.

Хиггинс был известен ему только по имени, как местный смутьян.

– Прошу вас, проходите, – сказал он, перейдя на официальный тон.

«Такие люди мешают коммерции, – подумал мистер Торнтон. – Они вредят городу, в котором живут. Демагоги и любители насильственных методов».

Как только они оказались в конторе, он взглянул на посетителя и бесстрастно спросил:

– Итак, сэр, что вы от меня хотите?

– Меня зовут Хиггинс…

– Я знаю. Что вам угодно?

– Я хочу работать.

– Работать? Вы, славный парень, пришли просить у меня работу? Вам не занимать наглости, мистер Хиггинс.

– У меня много врагов и клеветников. Их пруд пруди. Но я не слышал, чтобы кто-то из них называл меня излишне скромным.

Николас больше злился на поведение фабриканта, чем на его слова. Мистер Торнтон увидел на столе письмо, вскрыл конверт и начал читать его. Наконец он поднял голову и раздраженно спросил:

– Чего вы ждете?

– Ответа на вопрос, который я задал.

– Я уже ответил вам. Не занимайте больше моего времени.

– Вы сделали замечание о моей наглости, сэр. Но меня учили, что по правилам приличия на вежливый вопрос человек должен отвечать «да» или «нет». Я был бы благодарен вам, если бы вы дали мне работу. Хэмпер может подтвердить, что я хороший рабочий.

– Я не советовал бы вам отправлять меня к Хэмперу для расспросов о вашем характере. Он может рассказать мне больше, чем вам хотелось бы.

– А я все же рискнул бы получить его рекомендацию. Мне нравится совершенство, и я всегда делаю то, что считаю лучшим. Вот самое худшее, что он может сказать обо мне.

– Тогда идите к нему и устраивайтесь на его фабрику. Мне пришлось уволить сотню лучших рабочих из-за того, что они последовали за вами и такими, как вы. Неужели вы думаете, что я возьму вас к себе? С таким же успехом я могу кинуть горящую головню в центр склада с хлопком.

Хиггинс повернулся к двери, но воспоминание о Бушере заставило его снова обратиться к мистеру Торнтону:

– Обещаю вам, хозяин, что, если вы будете справедливы к рабочим, я ни слова не скажу вам во вред. Могу дать еще одно обещание. Если мне доведется увидеть, что вы поступаете бесчестно и неправильно, я сначала скажу об этом вам. Вы первый услышите мое предупреждение. А если мы не поладим во взглядах на ваше поведение, вы можете уволить меня в тот же час.

– На мой взгляд, вы слишком большого мнения о себе! Не понимаю, как Хэмпер отказался от вас? Как вышло, что он не принял на свою фабрику такого умника, как вы?

– Мы расстались из-за некоторых разногласий. Я не захотел подписывать обязательства, которые от меня требовались, а он не взял бы меня на работу при любом раскладе. Поэтому я подумал, что могу принять другое предложение. Я хороший рабочий, хозяин, и умеренный во всем человек – особенно когда воздерживаюсь от выпивки. Но теперь мне придется забыть о ней надолго.

– Чтобы отложить больше денег на следующую забастовку?

– Нет! Я с удовольствием помог бы любым забастовщикам, но мне нужно содержать вдову и детей того рабочего, которого довели до бешенства ваши штрейкбрехеры. Он потерял работу из-за тупых ирландцев, которые не знают, что такое уток и долевая нить.

– Ну, если у вас такие добрые намерения, займитесь чем-нибудь другим. И я не советовал бы вам оставаться в Милтоне. Вас тут слишком хорошо знают.

– Будь сейчас лето, я уехал бы в Ирландию, чтобы работать там на сенокосе или на земляных работах, – сказал Хиггинс. – Поверьте, я никогда не вернулся бы в Милтон. Но сейчас зима, и дети умирают от голода.

– Да! Из вас получится прекрасный землекоп! Вы не сделаете и половину дневной нормы ирландца.

– Тогда я нанялся бы на полставки. Работал бы по двенадцать часов и делал им половину нормы. Если я такая «головня» для вас, то, может быть, подскажете мне другую работу? Ради тех сирот я согласился бы на любые деньги.

– Уехав на заработки в Ирландию, вы станете штрейкбрехером. Ради чужих детей вы согласитесь на меньший заработок и собьете ставки других рабочих. Вспомните, как вы и ваши товарищи оскорбляли бедных ирландцев, которые тоже хотели что-то заработать для содержания своих детей. Ваш Союз тут же набросился на них, превратив в ад существование этих людей. И вот, чтобы вы испытали на себе все те беды и страдания, которым раньше подвергали бедных штрейкбрехеров, я отвечу на ваш вопрос своим «нет». Я не дам вам работу. Мне не известна причина, заставившая вас прийти на мою фабрику. Ваш рассказ о сиротах может быть как правдой, так и ложью. Во всяком случае я считаю его маловероятной историей. Позвольте мне пройти. Я уже дал вам ответ. Вы не получите работу.

– Да, я услышал вас, сэр. Мне и раньше не хотелось обращаться к вам. Но меня попросили прийти. Просто одна девушка думала, что вы способны к состраданию. Однако она ошиблась и ввела меня в заблуждение. Хотя я не первый, кто обманывался словами женщин.

– В следующий раз попросите ее заниматься своими делами и не отнимать время у занятых людей. Я убежден, что в основании всех бед стоят женщины. Теперь уходите.

– Я признателен вам за доброту, хозяин, и за это вежливое прощание.

Мистер Торнтон не снизошел до ответа. Затем, спустя мгновение, он посмотрел в окно и был поражен худой согбенной фигурой Хиггинса, шагавшего через двор. Его усталая тяжелая походка создавала странный контраст с решимостью и волей, которые он проявил в беседе с хозяином фабрики. Позже, подойдя к охраннику в сторожке, мистер Торнтон спросил:

– Как долго этот Хиггинс ждал меня у ворот?

– Он был здесь с восьми утра, сэр. Стоял и никуда не уходил.

– А сколько сейчас времени?

– Как раз час, сэр.

«Пять часов, – подумал мистер Торнтон. – Это очень долго для человека, который вынужден ждать, надеясь на удачу и боясь отказа».

Глава 39

Появление друзей

Нет, я решила, ты больше не получишь меня.

И я рада – да, я рада всем сердцем,

Что обрела свою свободу.