Сеятель бурь - Владимир Свержин

– И не забудьте написать в договоре, шо отныне и вовеки челноки из любимого отечества должны обслуживаться вне очереди, за полцены и без всяких пошлин. Дальше еще про турецкий крем для бритья…

– Лис, что ты несешь, — возмущался я, – какой еще крем для бритья?

– Я несу тяжкий крест борьбы за права отечественных потребителей! А крем, ну, скажем, «Арко».

– Здесь решается судьба империи!

– А мне от ее судьбы ни холодно, ни жарко, – быть может, моргнув глазом, а может, и нет, отозвался Сергей. – А крем, между прочим, неплохой. Можно было бы осчастливить соотечественников, забить в качестве дани. На каждую православную рожу мужского населения во исполнение воли Петра 1 о бритье бород поставлять, скажем, по двенадцать тюбиков в год.

– Оставь эти глупости! — злился я.

– Это не глупости, – не унимался Лис, желающий хоть так «замстить» мне за необходимость плескаться в водах Босфора. – Я спасаю отечество от кровопролития!

– Какого еще кровопролития?

– От бритвенных порезов.

Ворота гарема закрылись позади мелко семенящих «жен» Ахмада Акбара ибн Батика, определенных волею султана ночевать вместе с его собственными наложницами. Тяжелые ворота затворились, и в тот же миг Лис умолк, позабыв о щетинистости соплеменников, да и я, наблюдавший происходящее его глазами, признаться, тоже.

Вокруг обширного бассейна, посреди которого с нежным журчанием ронял высокие струи прохладный фонтан, в весьма живописном беспорядке сидели, лежали, ходили десятки разномастных красавиц, одежда которых резко контрастировала с облачением Лиса и Багратиона хотя бы уж тем, что на резвящихся девушках она почти отсутствовала.

– Ой-ё! — выдохнул мой напарник, перебегая взглядом по замечательному цветнику с той скоростью, с которой хороший спринтер пробегает стометровку. – Капитан, слушай, ты думаешь, Кутузов сам не дотумкает, шо ему под утро собираются холку намылить? Я ж по учебнику школьному помню, он мужик бдительный, в эту голову палец в рот не клади!

– Сергей, опомнись! Что ты такое говоришь?

– Не, ну що опомнись! Каждый раз – опомнись! — поспешил возмутиться Лис. – Дай мне хоть немного побыть в беспамятстве! Слушай, здесь имеются весьма соблазнительные экземпляры! Как только перестану быть собственной женой, не премину заняться. Как думаешь, султан не сильно обидится, если я у него пару-тройку красоток отверну? У него их вона сколько! Он, поди, даже не заметит.

Русская пословица рекомендует не будить лихо, но, судя по всему ходу истории, оно страдает хронической бессонницей. Хотя закрытая связь не слышна и уж подавно не видна постороннему взгляду, порою даже мысли имеют форму и вес. Стоило Лису пожелать вновь превратиться в мужчину, как прекрасные одалиски стайкой бросились под навес, где таились укутанные «незнакомки», желая, должно быть, привести неведомых скромниц к единообразно-раздетому виду.

Багратион с Сергеем метнулись в ближайшую дверь, завешенную тяжелым бархатным пологом, и немедля оказались в ловушке. Небольшая четырехугольная комнатка, вероятно, служила опочивальней одной из местных красавиц, однако в отличие от спален наших милых дам здесь не было ничего, кроме шелковых подушек. Бежать дальше было некуда. Десятки шаловливых рук схватились за края фериджей, и через мгновение радужная мечта напарника осуществилась к его крайнему неудовольствию.

– И-и-и! – попробовали было завизжать нежные гурии, пытаясь закрыть длинными черными волосами лица и все оставшиеся без прикрытия прелести.

– Тихо! – негромко, но очень четко скомандовал гусарский ротмистр, метнув на переполошившихся девиц гневный взгляд. – Тихо, вам говорю! Я – Багратион.

Происшедшее далее могло быть внесено в хроники султанского гарема, ежели таковые когда-то велись. Увидевшие незнакомца прелестницы разом вдруг замолчали и начали почтительно склонять головы в поклоне.

– Да-да, он Багратион, – подтвердил для пущей убедительности Лис. – Честное слово, Христом-Богом клянусь! Капитан, а шо это они?

– Ты что же, не видишь, — пояснил я, – это сплошь грузинки и черкешенки, их всегда охотно приобретали в гаремы за изысканную красоту.

– Кто спорит! Ну и шо?

– А то, что Багратион в России князь, а у себя, в горах Кавказа, – он царевич, причем из очень уважаемого и в тех местах рода.

– Не, ну где ж справедливость? — возмутился Лис. – Шо ж мы тогда в киоске парились? Барышни, не толпимся, не создаем очередь, Багратиона на всех хватит. Давайте-ка без суеты и шума! Нам отсюда нужно по-тихому выбраться, я думаю, вы не откажете в такой малости своему законному без пяти минут государю. Барышни, не надо отламывать от его высочества кусочки на память! Князь, ну скажите им, в самом деле! Сударыни, я запомнил ваш адресок, мы непременно вернемся.

Слабо одетые Лис и Роман Багратион стояли посреди небольшой залы, и десятка два соплеменниц бравого гусара с грустью провожали царевича и его спутника.

– Блин, Капитан, видел я это все в саркофаге под мумией! Это ж беспредел какой-то! Меня тут общупали, точно я их гашиш под кожей вывожу! Ну шо, мадамы, всему хорошему приходит конец, мы с вами прощаемся, но, даст Бог, ненадолго. Давайте, подруги, нажимайте пружины на раз-два-три. Раз! Два! – Сергей обернулся к стоящему рядом Багратиону. – Ну шо, князь, через мусоропровод к славе и победе!!

ГЛАВА 28

Герои нужны в минуты опасности, в остальное время герои опасны.

Ясное безоблачное утро 25 мая 1806 года стало последним в жизни многовековой империи, известной как Османская Порта. Селиму III не пришлось наблюдать воочию побоище, разыгравшееся перед рассветом у стен Константинополя, но доносившиеся в уединенный киоск вопли и стоны с каждой минутой все более добавляли седины в его черную дотоле бороду.

В начале боя все развивалось именно так, как сулил почтеннейший ибн Батик. Примерно с полуночи русские войска начали грузиться на корабли, и шумная суета, царившая в лагере, не оставляла сомнений, что время для решительного удара выбрано абсолютно точно. Но всякий обман лишь тем отличается от правды, что слишком на нее похож.

Когда опьяненные аракой [44] и парами гашиша воины султана рванулись в атаку, находившиеся в лагере обозники бросились наутек, суматошно отстреливаясь, но вовсе не стремясь найти смерть под ятаганами турок. Успех и трофеи кружили головы нападавших, и наступление их, с самого начала не особо стройное, вскоре напрочь утратило порядок и управление. В этот-то момент заранее отошедшие за линию горизонта основные части Кутузова в жутком молчании под барабанный бой двинулись навстречу смешавшемуся противнику.

Янычары и сипахи попытались бегством спасти жизни свои, но в этот момент посреди лагеря один за другим начали взрываться загодя установленные фугасы, а на берег с кораблей эскадры Ушакова устремились полки морской гвардии, отрезая пути к отступлению потерявшим голову османам. Всадники Бахт-Гирея довершили разгром, беспощадно и хладнокровно торопясь свести кровавые счеты с бывшими господами за сотни лет вассальной покорности.

Когда петухи, радуясь наступившей тишине, начали свой ранний концерт у багрово-алых стен Айя-Софии, на залитых кровью выжженных склонах близ «сладких вод» Европы все было кончено. Армия султана перестала существовать, и души брошенных в мясорубку янычар наверняка остались бродить по тернистым зарослям, пугая отдыхающую публику будущего стонами и бряцанием призрачного оружия.

Через три дня мы были свидетелями того, как пушки, еще недавно турецкие, обращенные в сторону Мраморного моря, отгоняли от берега пришедшую на помощь Стамбулу эскадру адмирала Нельсона. Сражение у древних стен было жестоким и кровопролитным, но, по сути, изменить уже ничего не могло. Несолоно хлебавши, вернее, щедро нахлебавшись соленой морской воды, британский флот был вынужден отойти, чтобы в узких проходах Босфора и Дарданелл не угодить в западню между эскадрами Ушакова, Сенявина и Перри.

Вскоре после этого седой как лунь Селим III, окруженный представителями союзников, подписывал документ, отторгавший от раскинувшейся еще совсем недавно от Тигра до Гибралтара империи османов земли Аравии, Египта, Иордании, Ливана, Месопотамии, Эмиратов, Палестины, Сирии, Судана, Триполитании, Македонии, Сербии, Черногории, Болгарии, Румынии и Греции. Казалось, собственный приговор султан, обреченный на проклятие современников и потомков, подписал бы с куда большей охотой. Но даже захоти он сейчас противостоять союзникам, ему нечем и не с кем было это сделать.