Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.) - Владимир Малявин

20 Это сообщение относится к 178 г., когда Цай Юн был обвинен в родственной связи с Ян Чжи. Там же говорится, что «Хуму Бань (один из восьми „сокровищниц“ списка Фань Е. – В. М.) и другие создали с Ян Чжи союз» [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 24б].

21 Это невероятное событие зарегистрировано в хрониках в 165 и 166 гг., оба раза – в четвертом месяце, т. е. в половодье [Хоу Ханьшу, цз. 7, с. 21а, 23а, цз. 105, с. 6а]. Сян Кай толковал его как предвестие скорого вступления на трон одного из удельных правителей, и это предсказание сбылось [Хоу Хань шу, цз. 30б, с. 28б].

22 Полный перевод и подробный анализ доклада Сян Кая даны в работе Р. де Креспиньи [R. de Crespigny, 1976].

23 К этому наказанию прибегал еще Ван Ман. Оно упоминалось и в материалах, относящихся ко времени управления Чжан-ди: сановник Юань Ань, занимая пост правителя столичной области, выражал нежелание «подвергать людей запрету служить в столь просвещенный век» [Хоу Хань шу, цз. 45, с. 2а-б]. Подвергнутые этому наказанию не считались преступниками, но, судя по изданному в 106 г. императрицей Дэн указу, по статусу находились ниже простолюдинов [Хоу Хань шу, цз. 4, с. 17а]. Во II в. запрет обычно распространялся на потомков, а также учеников и служилую клиентуру высокопоставленных чиновников. Примером может служить указ 146 г. в отношении противников Лян Цзи – Ли Гу и Ду Цяо.

24 Упоминания об этой тюрьме (ее полное название – «тюрьма Северной управы Желтых ворот») появляются со времен царствования Хуань-ди. Судя по названию, она относилась к гарему и, вероятно, была учреждена евнухами как место расправы над политическими противниками. С раннеханьского периода во дворце существовали две другие тюрьмы для служилых людей.

25 ХуГуан родился в потомственной сановной семье и начал свою карьеру еще при Ань-ди. Он был в числе тех, кто советовал Шунь-ди породниться с семейством Лян, и пользовался благосклонностью Лян Цзи, что не помешало ему пригласить ко двору ряд видных деятелей «чистой» критики, в том числе Ли Ина. Он был одним из трех гунов, разжалованных после переворота 159 г., но через несколько лет снова выплыл на поверхность, на сей раз, по-видимому, с помощью семейства Доу. В протестах он участия не принимал, но завоевал всеобщее уважение своей ученостью и составленным им сводом административных уложений империи. Фигура ХуГуана не менее характерна для позднеханьской бюрократии, чем образ поборника «чистоты».

26 Храм Лао-цзы на его предполагаемой родине был воздвигнут (или получил официальное признание) в 149 г. в период владычества семьи Лян и пользовался ее покровительством. В 165 г. евнух Цзюй Гуань по поручению Хуаньди посетил храм, совершив там поклонение. В следующем году император лично совершил поклонение Лао-цзы и Будде во дворце. Начинание Хуаньди, однако, не получило продолжения [Crespigny, 1980, с. 72-73].

27 С точки зрения характера семейно-родственных отношений в ханьском Китае представляет интерес аргументация Хэ Хая, писавшего в докладе: «В соответствии с „Записками о ритуалах“ потомки общего прадеда должны жить отдельно и владеть имуществом порознь. Их чувства взаимной любви и долга слабы, а родство далекое. Но ныне запрет клики распространяется на все пять поколений родства. Это расходится с классическим учением и противоречит правилам обыденной жизни» [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 8а].

28 Например, когда Лин-ди и евнухи начали продавать чиновничьи должности, сановнику Цуй Ле уступили пост гуна за полцены на том основании, что он слыл «славным мужем» Хэнани [Хоу Хань шу, цз. 52, с. 27б]. Другому чиновнику снизили в десять раз квоту денежного взноса от его области из уважения к его «чистой славе» [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 32б].

29 Заметим, что древние историографы по-разному оценивают этот альянс. В хронике «Вэй люэ» (III в.) утверждается, что Сюнь Кунь добровольно породнился с Тан Хэном из карьеристских соображений и что его поступок «был осужден почтенными мужами» [Саньго чжи, цз. 10, с. 1б]. Фань Е, видимо, не желая бросать тень на столь славное семейство, реабилитировал Сюнь Куня. Согласно его трактовке, Сюнь Кунь согласился на брак из страха перед Тан Хэном, а сам он «смолоду прославился своим талантом и потому смог избежать упреков» [Хоу Хань шу, цз. 70, с. 24а].

30 К слову сказать, эти служители гарема благодаря их учености приобрели немалый авторитет среди конфуцианских эрудитов и в 175 г. помогли Цай Юну добиться разрешения воздвигнуть у ворот Столичной школы каменные плиты с образцовым текстом Пятикнижия [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 11б].

ГЛАВА 3

1 Оставим в стороне вопрос о том, откуда бралась в человеке «воля» и что позволяло китайцам приписывать ей абсолютную ценность. Ответ на него потребовал бы специального разбора проблемы априорности моральных суждений и в конечном счете – проблемы межкультурного «диалога» вообще.

2 Заслуживает внимания данное Т.А. Метцгером определение цели конфуцианского самосовершенствования как «обретения живого, непосредственного, эмоционально успокоительного и элитистского чувства космического единства и силы посредством морального очищения вместе с познавательным постижением космоса как упорядоченно связанного целого» [Metzger, 1977, с. 81].

3 К такому мнению позволяет прийти, в частности, книга американского синолога Л.А. Шнейдера, посвященная образу Цюй Юаня в китайской культуре [Schneider, 1980].

4 Обстоятельное исследование группировки Лю Бана как союза «людей долга» предпринял Т. Масубути [Масубути, 1960, с. 45 и сл.].

5 Правда, люди строгих манер не всегда одобряли эту практику. Когда ученики Ли Гу стали называть его по должности, от которой он отказался, тот сделал им внушение: «Не занявшему такой пост нельзя присваивать такое имя» [Эршиуши бубянь, с. 2233].

6 Исходное значение понятия «цзе» – коленце бамбука. С древности оно обозначало всеобщий порядок, ритм природы и сообразность человека этим ритмам в ритуале.

7 Характерный эпизод содержится в биографии Ван Сю (рубеж III в.), преданно служившего семейству Юань Шао. Узнав о гибели своего патрона, Ван Сю воскликнул: «Нет у меня господина!» и... пошел служить к Цао Цао, убийце его покровителя [Саньго чжи, цз. 11, с. 16а-б].

8 Носить головную повязку вместо более приличествующей ученому мужу шапки было одной из распространенных черт эксцентричного поведения деятелей «чистых суждений».

9 Характерный эпизод содержится в жизнеописании Ли Хэна (рубеж II-III вв.), уроженца Сянъяна. Живя на чужбине в Учане и будучи простолюдином, Ли Хэн попросил некоего «знатока талантов» оценить его способности, и тот сказал ему: «Во времена, когда много беспорядков, вы обладаете талантом главы ведомства в Палате документов» [Саньго чжи, цз. 48, с. 6б].

10 Сходная оценка приписывается сановнику Цяо Сюаню (ум. в 183 г.), о котором Цао Цао хранил добрую память. Наконец, в «Разных речениях» Сунь Шэна (IV в.) имеется другой вариант отзыва Сюй Шао: «Вы способный подданный во времена порядка и порочный герой смутного времени» [Шишо синь-юй, с. 100]. Эти разночтения напоминают нам, что подобные оценки были прежде всего политическим капиталом и их могли подделывать или перекраивать по своему вкусу.

11 Отзыв Фань Пана каноничен и восходит к трактату «Ли цзи». Данная формула была популярна в ханьскую эпоху и прежде.

12 Речь собеседника Чжу Луна вдохновлена традиционной для китайской культуры идеей зависимости душевных качеств людей от природных условий их родной местности. Считалось, что, хотя милость Неба «беспристрастна», благодатный климат, плодородная почва, неровный рельеф, особенно соседство «гор и вод», благоприятствовали сгущению космической Силы и тем самым – рождению «выдающихся мужей». «Среди гор и вод не обязательно должны иметься выдающиеся мужи, выдающиеся мужи не обязательно должны быть среди гор и вод», – утверждал позднеханьский чиновник, защищая своего протеже, столичного уроженца [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 14а].

13 О политической подоплеке позиции Кун Жуна см. ниже. По мнению Тан Чанжу, Хэ Янь выступал против рвавшегося тогда к власти дома Сыма, который происходил, если следовать административному делению позднеханьской империи, из Цзичжоу [Тан Чанжу, 1955, с. 297].

14 Кун Жун, будучи правителем тамошней области, приказал назвать родную деревню Чжэн Сюаня его именем, воздвигнуть в ней высокие ворота и расширить ведущую к ней дорогу [Хоу Хань шу, цз. 35, с. 18б].

15 Известны аналогичные примеры, относящиеся к более раннему времени, причем без всякой «идейной» подоплеки, которую ищет Ё. Кавакацу. Так, в конце правления Ван Мана некто Сюнь Жэнь из Тайюаня раздал десятимиллионное состояние отца родичам и стал жить отшельником. Однажды в его округу вторглись сюнну, но, «прослышав о славном благочестии Жэня, решили не входить в деревню рода Сюнь» [Хоу Хань шу, цз. 53, с. 2б]. Нечто подобное сообщается о современнике Сюнь Жэня, отшельнике Чжоу Дане: некие «мятежники» разграбили все города в его родной области, не тронув только его селения [Хоу Хань шу, цз. 83, с. 7а]. В другом случае повстанческие войска из Тайшаня (середина II в.) условились не грабить уезд, где начальствовал известный своими добродетелями чиновник [Хоу Хань шу, цз. 62, с. 15б]. Примечательно, что в надписи на памятной стеле Цао Цюаня особо отмечается, что во всей округе только уездный город, управлявшийся им, не пострадал от «желтых повязок» [Ван Фангань, 1968, с. 609].