Возвращение - Геннадий Ищенко

Во второй тетради я расписывал все, что помнил по кризису в Чехословакии. В моих прежних записях об этих событиях было всего несколько строчек. Я и сейчас многого не знал, но все же на половину тетради моих знаний хватило. В конце я записал свои рекомендации. До танков доводить было нельзя, как нельзя было тянуть с мерами до шестьдесят восьмого года. Нужно было срочно убирать Новотного и заменять его не замаранным в репрессиях и прагматичным Гусаком. Без реформ у них было не обойтись, уж слишком сильно «закрутил все гайки» Новотный. Убрать нужно было и Дубчека. Его «программа действий» однозначно вела к ликвидации социализма. И других деятелей того же толка вроде Рихта, Шика и Ауэсперга нужно было вычищать. Как это лучше сделать, пусть решают сами. Гусак тоже был не самой лучшей кандидатурой, но других авторитетных политиков в Чехословакии я просто не знал. Этот хоть не переступит черту, если ему прямым текстом сказать, что за ней прогревают моторы наши танки.

Хорошо, что я успел все закончить в понедельник, во вторник меня с тренировки забрала Белова.

— Фиг я чему научусь, если меня все время будут дергать, — попытался возражать я. — Кому я так понадобился, что это не может подождать?

— Ворчишь, как старый дед, — поддела меня Елена. — Раз отрывают, значит, надо. Поедешь туда, куда обычно возим.

— Тогда мне нужно сначала заехать домой, — сказал я. — Нужно кое-что забрать для хозяина.

— Сказали везти сейчас, — заколебалась она.

— А ты позвони, — сказал я, впервые назвав ее на «ты». — Скажут нельзя — поедем сейчас. Нам-то и нужно всего полчаса, даже меньше. Я сейчас побегу в душ, а ты — на телефон.

— Полчаса у нас есть, — сообщила Елена, когда я уже переодетый после душа вышел к гардеробу. — Пошли быстрее!

Мы все-таки провозились дольше, чем я рассчитывал, но Брежнев своего неудовольствия никак не показал.

— Познакомься, — сказал он мне, представляя пожилого мужчину с седыми, зачесанными назад волосами. — Это Грушевой Константин Степанович. Он у нас генерал и обременен многими важными постами, но пока все их оставил ради нашего проекта. Он сейчас возглавляет большую группу работников самых разных ведомств, которые в своей работе используют твои материалы.

— Очень большую? — с неудовольствием спросил я.

— Около пятисот специалистов из самых разных организаций, — ответил он. — И будем привлекать еще людей, хотя уже не так много. Я понимаю, чего ты опасаешься. О тебе знают очень немногие. Человек сорок, не больше. Остальные либо вообще ничего не знают об источнике, либо считают, что все идет от белорусов.

— Все равно много, — вздохнул я. — Вы же понимаете, что при таких масштабах работы утечка — это просто вопрос времени? Сначала, естественно, в такое никто не поверит, но потом задумаются. Рано или поздно поднимется шум. А потом начнут искать источник. Белорусский дед для меня — это только отсрочка. Для вас в этом раскрытии могут быть плюсы, а для меня — сплошные минусы.

— Какие, по-твоему, плюсы? — спросил Грушевой.

— Будет больше веры вашим словам, — пояснил я. — Конечно, если вы начнете с трибуны ООН говорить о победе революции во всем мире, вам никто не поверит, а вот на слова о реальных угрозах цивилизации обратят самое пристальное внимание. Не нужно это только политизировать. Вы уже сейчас можете выступить с предупреждением о последствиях ядерной зимы. Эта теория будет выдвинута лет через пятнадцать и получит подтверждение моделированием на больших ЭВМ. Думаю, это малость охладит американцев.

— Что за зима? — спросил Брежнев. — В твоих записях о ней ничего нет.

— Там только то, что произошло, — сказал я. — При взрыве тысяч ядерных зарядов в верхние слои атмосферы в виде мелкодисперсной пыли будут заброшены миллионы тонн грунта и сажа от сгоревших городов и лесов. Солнечный поток у поверхности Земли сократится в несколько десятков или сотен раз, в зависимости от суммарной мощности зарядов. Самоочищение атмосферы займет месяцы, а температура повсеместно сильно упадет. Точно посчитать нельзя, потому что неизвестно слишком много факторов, но довоеваться можно и до ледникового периода.

— А что там насчет минусов? — спросил Брежнев.

— Долго скрывать свои достижения нельзя, — ответил я. — Иначе толку от них… И не забывайте, что мир не стоит на месте, и все, что я даю ученым, будет вскоре изобретаться. Мои сведения только немного ускорят этот процесс и приведут к тому, что мы будем идти в передних рядах, а не плестись в хвосте, как это было в моей реальности. А вот для меня минус большой. Не хотелось бы всю жизнь провести на хорошо охраняемой даче. Поэтому число знающих обо мне людей не должно расти, а вам нужно будет подумать о еще каком-то прикрытии, помимо деда. Тому деду, кстати, жизни осталось лет пять, вряд ли больше.

— Что-нибудь придумаем, — пообещал Брежнев. — Займись, Константин.

— Это вам, Леонид Ильич, — сказал я, протягивая ему свои тетради. — В этой информация только для вас. Это то, о чем мы с вами говорили первый раз, я только дополнил. А в этой все подробности о кризисе в Чехословакии, которые мне удалось вспомнить. В конце я дал свои рекомендации.

— Интересно, — сказал Брежнев, перелистывая вторую тетрадь. — Мы уже предварительно обсуждали этот вопрос. Что тут у тебя?

— Его нужно не предварительно обсуждать, а прорабатывать и начинать действовать, — сказал я, заработав одобрительный и немного удивленный взгляд генерала. — Когда гнойник лопнет, всех обдаст гноем.

— Провести реформы? — удивился Леонид Ильич. — Суслов предлагал наоборот…

— Дело, конечно, ваше, — сказал я. — Я примерно представляю, что мог посоветовать Михаил Андреевич. Без реформ не обойдется ни их общество, ни наше. У нас просто это еще не горит. То, что подходит для одного этапа, уже не годится на другом. Жизнь меняется, поэтому нужно учитывать эти изменения, чтобы не очутиться за бортом. А у них Новатный работал под нашего Иосифа Виссарионовича с поправкой на местную специфику. Вот и доработался до отставки и контрреволюции. А у них и терпения меньше, чем у нас, и при социализме живут всего ничего. Давить силой можно, толку то… Сами по себе реформы и послабления не страшны, главное — это что и как реформировать, и под чьим руководством и контролем. Затыкать рты это не лучший способ решения спора. Нужно так работать, чтобы меньше кричали, и иметь на руках больше козырей.

— Геннадий, меня не слишком устраивает порядок консультаций… — начал Грушевой.

— Извините за то, что перебиваю, Константин Степанович, — сказал я. — У меня есть предложение. — Давайте я на время отложу свое писательство и сделаю для вас развернутые комментарии по моим спискам. По некоторым событиям мне добавить особенно нечего, но другие я могу описать более или менее подробно. Дайте мне только один экземпляр распечаток. Тогда необходимости в частых консультациях вообще не будет, а вам так гораздо удобнее.

— Это совершенно секретные документы, — замялся Грушевой. — Работать с ними в квартире…

— Мое право на допуск к написанным мною бумагам не оспаривается? — спросил я. — А сохранность… Поставьте в моей комнате сейф. Сделанные мной записи будете периодически забирать. По-моему, это самое удобное, и я не буду лишний раз никуда мотаться.

— Так и сделаем, — подвел черту Брежнев. — А теперь давай от дел государственных перейдем к личным.

Глава 14

— Твоя работа приносит государству огромную экономию средств, — сказал Грушевой. — А выгода от сотрудничества в долгосрочном плане вообще не поддается расчетам. Скольких ошибок можно будет избежать!

— Этих ошибок избежите, наделаете другие, — сказал я. — Вы, Константин Степанович подводите разговор к оплате? Если так, то зря. Может быть, я исключение из правил, но деньги мне не нужны. Вот услуги другого рода… Поможете раньше времени жениться и получить квартиру, а большего мне пока и не надо. Я на заимствованных книгах столько заработаю, сколько будет нужно. И совесть у меня чиста: уже лет через пять изменения реальности начнут сказываться на жизнях миллионов людей, и чем дальше, тем сильней. Поэтому многих произведений искусства, которые я помню, просто не создадут. Вместо них будет что-то совсем другое. Почти ничего из того, что в мое время создали после перестройки, уже не будет. Кое-что у меня напечатать не получится, но остальными книгами можно будет радовать людей. Конечно, после того, как я их переделаю на теперешний лад.

— Зря, — сказал Грушевой. — Любой труд должен вознаграждаться. Но если ты хочешь получать оплату услугами, обращайся. Все, что будет можно, для тебя сделают. В ближайшее время у тебя в комнате поставят сейф, и вам сменят дверь. Прослушивать квартиру никто не будет, но сигнализацию поставим, а у соседа, пока ты работаешь с документами, поживет пара оперативников. Но необходимость в консультациях все равно не исчезнет, поэтому мы и этот вопрос проработаем. Мне с тобой и самому нужно будет поговорить, так что организуем все так, чтобы не привлекать к тебе лишнего внимания. Тебе в этот киношный институт обязательно поступать? Есть же уже одно высшее образование.