Терроризм от Кавказа до Сирии - Игорь Прокопенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1990 году, вернувшись из армии, Ахмадов создал свою рок-группу с громким названием «Президент». В репертуаре — песни собственного сочинения, за музыкальными инструментами — лучшие друзья. С концертами объездили всю Чечню. Это было счастливое время в жизни Артура. Правда, заниматься музыкой профессионально не позволил строгий отец — настоял на том, чтобы сын окончил физмат.
В своей довоенной биографии они все или почти все — простые советские ребята. Даже если сегодня в это трудно поверить.
Как и многие чеченцы, Магомед Хамбиев с детства любил вольную борьбу. Подумывал даже о профессиональной карьере. Еще в школе Магомед стал кандидатом в мастера спорта и уже в семнадцать лет работал тренером в детской спортивной школе. В армии спортивного паренька из горного чеченского села сразу зауважали. По-русски говорил с ошибками, но «дедам» спуску не давал.
Во время нашей встречи Магомед Хамбиев рассказывал:
«Ну, я не подметал там, как все чеченцы, я не стирал чужие портянки и так далее. Я делал то, что приказал командир. Ну, я командовал и очень успешно командовал».
Службу Хамбиев заканчивал уже в Германии в должности заместителя командира спецвзвода Западной группировки войск. В родном Беное молодым сержантом гордились и родственники, и односельчане. После армии Магомед снова вернулся к тренерской работе, обзавелся семьей. Однако вскоре его жизнь, как и жизнь многих чеченцев, перевернулась.
В начале 1990-х рухнул привычный советский уклад. Его заменила национальная идея и многотысячные митинги. В те годы начальник штаба ОМОНа Бувади Дахиев был простым грозненским парнем. Но в отличие от многих он лишь наблюдал за событиями смутного времени: бывал на митингах, слушал речи новых вождей, однако не примкнул к ополченцам и ни разу об этом не пожалел.
Рассказывает Бувади Дахиев:
«Они использовали вот такие лозунги: «Народ!», «Ради народа!». «Каждый чеченец — это генерал», «Мы люди, которые должны жить так, что из краника у нас будет верблюжье молоко течь», «Краники у нас обязательно должны быть золотые!» Я случайно проходил, останавливался, слушал, чего же эти люди хотят. Для меня это было чуждо тогда, я был глубоко советским человеком, был в этом духе воспитан».
Лозунги о кавказском исламском государстве с центром в Грозном и выходе из состава СССР звучали в Чечне впервые. Поначалу настораживали, но постепенно стали частью жизни, особенно для молодых. Чувство патриотизма было разбужено. Магомед Хамбиев взял охотничью двустволку и поехал в Грозный — родину защищать. В те дни для него, как и для многих чеченцев, все смешалось: пламенные призывы встать на борьбу за независимость, обида за сталинскую депортацию, предания Кавказской войны.
В памяти ожили образы национальных героев. Таких, как бесстрашный наиб Шамиля — Байсонгур Беноевский. В сражениях он потерял ногу, руку и глаз. Чтобы не упасть с коня, шел в бой привязанным к седлу. Для многих чеченцев непобедимый воин так и остался историческим примером для подражания. До сих пор на него равняются.
Магомед Хамбиев делится со мной своими воспоминаниями:
«Тогда я не понимал политику тогдашнюю, но я очень много читал литературы по нашей истории чеченской, про Байсонгура… У меня в душе все время горело: мне бы вот так вот, командовать там, идти из села на войну…»
Магомед Хамбиев был быстро принят в ближний круг дудаевских военачальников. Ему предложили набрать ребят из Беноя и стать командиром роты. В его случае политика срослась с историей и географией: молодой командир был, как и легендарный Байсонгур, родом из села Беной. А новые герои новой власти были очень нужны — за ними шла молодежь.
Рассказывает Артур Ахмадов:
«Помню, как первый раз я попал к Масхадову. Попали мы к Масхадову несколько человек, около 15 человек пришли. И он с нами разговаривал, предложил остаться пока в комендантской роте, при главном штабе. Масхадов тогда был начальником Главного штаба. И мы согласились. Все равно мы не думали, что война начнется, войдут войска. Не верилось, а казалось, что это все остановят, сумеют как-то без военного вмешательства договориться».
Но договориться не удалось. Война началась.
Артур Ахмадов вспоминает:
«И я видел, как пролетал самолет, и звук такого мощного взрыва. Когда приехал и увидел погибших, убитых людей, сожженные машины, разорванные тела… Страшная картина эта ужаснула меня. И тогда действительно, впервые, такое настоящее желание появилось твердо взять или удержать взятое в руки оружие».
Оружие жгло им руки. Они жаждали подвигов. К Магомеду Хамбиеву слава пришла быстро — он всегда был на передовой. А его бойцов называли «беноевскими». Всем, кто был под его командованием, Магомед Хамбиев присваивал имя своего кумира. Сначала была рота имени Байсонгура Беноевского, потом батальон.
Магомед Хамбиев вспоминает:
«Тогда я, конечно, легендарный был командир и т. д. И они считали за честь со мной воевать».
Молодые ополченцы не разбирались в политике, но искренне верили, что стоят за правое дело. К тому же при новой власти можно было быстро сделать карьеру — приехав из села, выбиться в бригадные генералы, а если повезет, вписать свое имя в историю.
Рассказывает Бувади Дахиев:
«Они были простыми советскими парнями. Знали, что такое пионерия, комсомолия и хотели принести пользу своему народу».
После первой войны многим казалось, что это и есть начало новой лучшей жизни. На первом параде в честь независимости лидеры самопровозглашенной республики праздновали победу.
Позиции Масхадова в Чечне укреплялись. С ним росли и преданные ему командиры. Магомед Хамбиев стал просто близким другом и советником.
Магомед Хамбиев вспоминает:
«А меня он даже не спросил: «Хочешь ты быть министром обороны или нет?» Я по телевизору узнал, что я стал министром обороны, когда читали указ. Ну, я тогда сказал по телевизору, когда меня поздравляли: «Я это не считаю для себя счастьем, потому что мне еще далеко до министра, я не могу писать предложение без ошибки. Ну, как я могу стать министром обороны? Ну, я постараюсь…»
В новую роль Магомед Хамбиев вошел быстро. Похоже, из Германии, с мест армейской службы, он привез в Чечню и строй мысли, и уважение ко всему немецкому. Любил во всем порядок и дисциплину. Часто вместе с Масхадовым ходил по казармам с проверками. Одевался тоже по моде офицеров Третьего рейха. Его даже прозвали Штирлиц. Прозвище придумала жена Масхадова.
После Хасавюртовских соглашений у многих в Ичкерии возникло ощущение эйфории. Однако вскоре стало ясно — мирный договор был, а мирная жизнь в республике так и не заладилась. Ичкерия стала неуправляемой. В независимой республике развелось слишком много независимых полевых командиров, играющих по своим правилам.
Вспоминает Артур Ахмадов:
«Предчувствие было сильное, что что-то должно произойти. С одной стороны, так продолжаться уже не могло, беспредел был полный, беззаконие, банды. Создавалась целая армия. В Урус-Мартане свои группировки, у Бараева свои целые отряды. И если президент Ичкерии боялся приезжать в Урус-Мартановский район, о чем вообще могла быть речь, о каком государстве?»
Предчувствие не обмануло Артура. Осенью 1999-го началась вторая чеченская.
Это была уже другая война. Спустя три года после первой кампании многие в республике понимали, что пресловутая независимость не принесла им ни мира, ни благополучия. Их вновь призывали «под ружье». В рядах боевиков начался разброд.
Вспоминает генералГеннадий Трошев:
«Все разумные люди понимали, в том числе и в стане боевиков, как мы говорим, что в этот раз именно боевики объявили войну России. Они вероломно напали в августе 99-го года на Дагестан. И, конечно, в стане бандитов тоже начали мыслить грамотно. Многие уходили втихаря. Многие боялись уйти, хотя хотели уйти, понимая, что их расстреляют свои же. В спину».
Эти слова русского генерала подтверждает Артур Ахмадов:
«Я стал заложником того положения, которое занимал тогда. Был начальником охраны. И просто так взять и уйти я не мог».
Ахмадов говорит, что хотел уйти. Но куда? Федералы не поймут, свои не простят — Артура сдерживали возможные обвинения в дезертирстве. Повсюду снова шли бои. Из осажденного Грозного Ахмадов и другие бойцы президентской гвардии выбирались вместе с бандой Басаева. В ночь с 29-го на 30 января 2000 года боевики угодили в ловушку федерального командования под кодовым названием «Волчья яма».
