Дорога - Александра Маринина

– А потом что?

– Так что же? Уехала мамашка. Бросила, стало быть, Лизу. У тебя, говорит, хахаль есть, как он тебе деток заделать сумел, так пусть и растит их. А то, что ты не умеешь его заставить, так это твое личное горе, которое я с тобой разделить не могу, потому как у меня, кроме тебя, дуры набитой, и твоих сопляков, есть еще муж, а также сын и его многодетная семья, которым я тоже нужна не меньше, чем тебе, а вот хахаля при должности у них нет и помочь им, кроме меня, некому. С тем и уехала.

– А как же Лиза? Как она справляется одна?

– Плохо она справляется, – вздохнул Ворон. – Ты ж понимаешь… Пока мамашка была рядом, Лиза еще как-то старалась, у нее надежда была, что вдвоем они сумеют жизнь наладить. После выписки из больницы к ним из поликлиники прислали медсестру, которая десять дней делала Денису массаж и учила Лизу и мамашку, как самим его делать. Они вроде научились, Лиза начала каждый день заниматься с малышом, мамашка все зудела, что надо мальчика к бабкам свозить, к знахаркам, у них где-то под Талдомом есть замечательная знахарка, которая всем помогает. Лиза Родиславу позвонила, тот зубами скрипнул, но согласился отвезти ее с ребенком к бабке, только условие поставил, чтобы мамашки не было.

– И как? Съездили?

– Ну, конечно, съездили.

– Помогло?

– Да прям-таки! Потом мамашка придумала, что надо Дениса отвезти к экстрасенсу, чуть ли не к самой Джуне, и опять Лиза Родиславу позвонила, попросила найти специалиста. Тот нашел, отвез ее с Денисом, деньги заплатил, а толку никакого. В общем, пока мать была рядом, Лиза еще как-то колотилась, пыталась спасти ребенка, а как одна осталась – так с тормозов сорвалась, руки опустила и снова начала потихоньку попивать. С работы, само собой, уволилась, но поскольку она опытная машинистка и владеет латинской машинописью, то у нее была возможность работать на дому. Родислав ей машинку хорошую купил, дорогую, электрическую, вот она стала заказы брать и на дому деньги зарабатывать. Но и тут все неровно.

– Это в каком же смысле? – не понял Камень.

– Так у выпивающего человека разве бывает ровно? – резонно заметил Ворон. – То она трезвая три дня подряд – так и работа быстро выполнена, и Дениска ухожен, и массаж ему сделан, и лечебная физкультура. А то примет на грудь прямо с утра, от заказчиков прячется, к телефону не подходит, дверь не открывает, потому как работа не сделана, про массаж и физкультуру забыла, лежит пластом на диване и оплакивает свою загубленную жизнь. Однажды Родислав ее в таком состоянии застал, так чуть не прибил, ты, кричит, своим пьянством уже ребенку непоправимый вред нанесла, так ты хочешь его окончательно загубить? Ребенок болен, и им нужно заниматься каждый день с утра до вечера, ни сна ни отдыха не знать, только о сыне и думать, а ты что себе позволяешь? Ну, в таком примерно ключе.

– Ишь ты! А Лиза что?

– Так известно что. Ты свое, говорит, удовольствие получил и в сторону отвалил, а теперь еще имеешь наглость меня поучать, как мне твоего ребенка на ноги ставить. Вот сам бы взял и ставил его на ноги, если ты такой умный, а меня нечего учить. Пила, пью и пить буду, когда захочу и сколько захочу. А захочу – совсем брошу, потому как я не алкоголичка какая-нибудь, а просто глубоко несчастная женщина, всеми обманутая, преданная и брошенная. И если ты на мне не женился, то никакого права голоса у тебя в моем доме нету.

– Слушай, – возмутился Камень, – это что же получается? Она, выходит, совсем глупая, что ли? Уровень дискуссии – ниже плинтуса, просто противно слушать, у Лизы аргументы как у пятилетнего ребенка.

– Так дура и есть, – охотно согласился Ворон. – А ты что думал? Что наша Лиза – гигант мысли, что ли?

– Ну, я все-таки полагал, что если такой мужчина, как Родислав, всерьез увлекся, то не пустышкой же.

– Ох-ох-ох, держите меня семеро, шестеро не удержат! – в голос захохотал Ворон. – Такой мужчина, как Родислав! Да какой он такой-то? Тоже мне еще, экземпляр выискался. Он самый обыкновенный кобель, как девяносто процентов человеческих самцов, ищет, где попка покруглее, титьки попышнее да ножки подлиннее, а интеллектуальный уровень его интересует в самую последнюю очередь.

– Ну зачем ты так? – обиделся Камень. – Среди человеческих самцов очень часто попадаются вполне приличные особи, и их значительно больше, чем десять процентов.

– Ладно, пусть не девяносто, пусть восемьдесят семь, – Ворон решил слегка уступить, – но сути это не меняет. Просто ты неравнодушен к Родиславу и считаешь его не рядовым мужиком, а каким-то исключительным. А он на самом деле такой же, как все. И если уж на то пошло…

Ворон сделал паузу и надолго замолчал. Камень терпеливо ждал продолжения, он решил не торопить события, дать другу намолчаться вдосталь и заговорить первому. Время от времени у них случались такие мелкие конфликты: кто кого перемолчит. Камень всегда побеждал. Но Ворона тысячелетний опыт ничему не научил, и он снова и снова пытался доказать, что обладает недюжинной выдержкой.

Холодное декабрьское солнце быстро уходило за верхушки вековых елей, на лес спускалась промозглая зимняя ночь, и Ворон начал мерзнуть. Пора было подумать о ночлеге, но прежде следовало закончить просмотр серии, прерванный на полуслове.

– Ну что ты молчишь? – ворчливо начал он. – Вот лежит тут, молчит, надулся, как мышь на крупу. Мы историю смотрим или где?

– Смотрим, – подтвердил Камень. – Так что там с Родиславом? Ты, кажется, хотел что-то рассказать?

– Да я уж прямо и не знаю, стоит ли об этом рассказывать, – Ворон изобразил смущенные колебания. – Тебе неприятно будет, ты расстроишься. Может, не надо?

– Надо, – твердо ответил Камень. – Горькая правда лучше сладкой лжи, так, кажется, люди говорят.

– Ладно, слушай, но имей в виду: ты сам настоял, я не хотел ничего говорить. В общем, так: Родислав окончательно ушел от Лизы летом восемьдесят пятого, так?

– Вроде бы.

– А Леночка, про которую я тебе говорил, случилась в январе восемьдесят восьмого. Так?

– Ну, наверное, – осторожно согласился Камень. – Тебе видней.

– И что же ты думаешь, как он решал все это время свои сексуальные проблемы?

– Какие проблемы? – испугался Камень. – У него что, проблемы с сексом? Ты мне не говорил.

– Нет, вы только посмотрите на него, на этого ханжу лицемерного! – закаркал Ворон. – Я ему не говорил! А чего тут говорить-то? От Лизы он ушел, с Любой он не спит, куда Родиславу деваться-то? Организм нормально функционирует, гормоны вырабатывает, потребность, стало быть, есть, а как ее реализовывать? Об этом ты подумал?

– Нет, – признался Камень. – Это мне как-то в голову не приходило. У меня гормонов нет, и я все время забываю, что у других они есть. Как же он выходил из положения?

– А вот так и выходил, – дерзко ответствовал Ворон. – Женщин вокруг много, и старых знакомых, и новых. Но Родислав уже горьким опытом научен, поэтому ничего глубокого и серьезного не заводил. Так что Леночка из Управления международных связей не на пустом месте возникла, не вдруг. Это я тебе говорю в качестве напоминания о том, что Родислав твой любимый – такой же, как все. Кобель и есть. Не знаю, может, тебя это утешит, но он иногда с интересом посматривает на мою Любочку и сожалеет, что у них так все сложилось. Он бы с удовольствием… это самое… ну, ты понимаешь. Но когда столько лет не было близости, то как-то страшно подступаться, тем более у них договор был. Но я отвлекся, я вообще-то про другое хотел сказать.

– Тоже насчет Родислава? – напрягся Камень, которому откровения Ворона удовольствия, надо признаться, не доставили.

– Насчет него, – кивнул Ворон. – С Леночкой-то у него облом получился.

– Облом? – удивился Камень. – Как же так? Ты вроде говорил, что у них был взаимный интерес и она ему улыбалась. Что случилось?

– Ох ты, господи, – вздохнул Ворон, – дитя ты невинное. Столько лет на свете живешь, а ума так и не набрался. Облом – это не значит, что женщина не согласилась и отказала.

– А что же это значит?

– Это значит, что ничего не вышло.

– Почему? Родислав передумал? Или они места не нашли, где можно встретиться наедине?

– Ну конечно, передумает он! И место у них было, и время. А только ничего у Родислава не получилось. Вернее, сначала вроде бы получилось, а потом – раз! – и все. И больше ничего.

– Почему? – забеспокоился Камень. – Может, он заболел?

– Ага, – злорадно подтвердил Ворон, – заболел он. Болезнь называется «психогенная импотенция». Достали его все эти переживания и заботы.

– Но ведь это лечится? – с тревогой спросил Камень. – Это же не на всю жизнь, правда?

– Как знать, – Ворон выразительно махнул крылом. – Как пойдет. Бывает, что проходит, а бывает, что уже до самой смерти не восстанавливается.

– Вот ужас-то! – расстроился Камень. – Ведь Родислав еще такой молодой. Сколько ему сейчас?

– Сорок четыре в этом году исполнится, – сообщил Ворон, что-то быстро прикинув в уме. – Пацан. А по нашим с тобой меркам, он вообще новорожденный. Это в Средние века до сорока четырех не все доживали, там средняя продолжительность жизни была низкой, а для двадцатого века сорок четыре – это не возраст, это для мужика самый расцвет. Представляешь, каково будет Родиславу, если с этим вопросом у него всё? Ну ладно, про неприятное я тебе рассказал, ты уж извини, если что не так, и не сердись. В конце концов, мое дело – доводить до тебя информацию, а то ты ругаешься, если я что-то утаиваю.