Полный курс русской истории: в одной книге - Василий Ключевский

«За все: за подачу прошения государю помимо подлежащих мест, за порубку мерного дуба (указных размеров) или мачтовой ели, за неявку дворянина на смотр, за торговлю русским платьем – конфискация имущества, лишение всех прав, кнут, каторга, виселица, политическая или физическая смерть», – говорит Ключевский.

Поэтому при Петре возникло такое упорядоченное государство, которое знало только одну меру – карать, и карать жестоко. В опалу при Петре было попасть легко, только ловкому вору Меншикову удалось миновать при Петре имперского правосудия. Приговоры судов того времени часто были неадекватны проступкам, карали точно как во время войны, даже если караемый находился где-то в Сибири, где все войны измышливал самостоятельно. Но с той же военной простотой Петр и выделял понравившихся ему людей, если замечал, что дарование послужит на славу отечества. На такового избранного сыпались милости, пока он был нужен, отпадала необходимость – начиналась нужда. Подбор людей начался с армии, когда вместо сборного крестьянского войска была создана регулярная армия, где рекруты объявлялись бессмертными, то есть если кто-то умирал или бежал от невыносимой тяжести вечной службы, на его место тут же из той же административной единицы присылали замену, войско было всегда в своем числе, потери не считались. Так вот, кажется, до сих пор добрела до нас мысль, что резервы народа безграничны: солдаты должны служить, а бабы – рожать солдат. Дворянская служба тоже была признана без всякой вольности, то есть служение дворянина было бессрочным, пока не умрет. Петр вытащил из усадеб все дворянство мужского пола и приговорил к вечной военной службе, за укрывательство следовало жестокое наказание. Сами дворяне должны были поставлять сперва в Разряд, а потом в Сенат списки недорослей, то есть детей с десятилетнего возраста. По этим спискам постоянно шли смотры и отборы. Отобранных недорослей сразу же распределяли по полкам и школам. Знатность не играла никакой роли – разбирались все, без оглядки на родословие. Детей приказных людей тоже было велено проводить через разборы – этих сразу отправляли в солдаты. Пытающиеся уклониться от службы попадали по указу от 11 января 1722 г. в страшнейшее положение:

«…всякий безнаказанно мог его (т. е. уклониста. – Ред.) ограбить, ранить и даже убить; имя его, напечатанное, палач с барабанным боем прибивал к виселице на площади „для публики“, дабы о нем всяк знал как о преслушателе указов и равном изменникам; кто такого нетчика поймает и приведет, тому обещана была половина его движимого и недвижимого имения, хотя бы то был его крепостной».

Поскольку государству требовались не только солдаты, но и управленцы, то есть гражданские люди, Петр учредил квоту для разбора в гражданскую службу, «дабы в гражданстве более трети от каждой фамилии не было, чтоб служивых на землю и море не оскудить». В 1724 году появилась Табель о рангах, которая классифицировала все гражданские и военные чины «в три параллельных ряда, воинский, статский и придворный, с разделением каждого на 14 рангов, или классов». Иначе в этих званиях можно было и запутаться. Унифицировали при Петре и принцип разбора на службу: куда припишут, туда человек и попадал, без разницы, откуда он родом. Это стерло уже последние местные традиции, а просто делало служилого гвардейцем или солдатом.

«В 1611 году, в Смутное время, в дворянском ополчении, собравшемся под Москвой под предводительством князя Трубецкого, Заруцкого и Ляпунова, – пишет Ключевский, – чтобы выручить столицу от засевших в ней ляхов, какой-то инстинктивной похотью сказалась мысль завоевать Россию под предлогом ее обороны от внешних врагов. Новая династия установлением крепостной неволи начала это дело; Петр созданием регулярной армии и особенно гвардии дал ему вооруженную опору, не подозревая, какое употребление сделают из нее его преемники и преемницы и какое употребление она сделает из его преемников и преемниц».

Налоги Петра Великого

Крестьянское население теперь было переписано, что длилось довольно долго и с большим трудом закончилось составлением списков – то есть, как говорили, сказок. Петр не стал вникать в особенности, отличавшие крестьян, он просто разбил все это многочисленное население на две группы: крестьяне государственные и крестьяне крепостные. Государственные крестьяне, как понятно, принадлежали государству и считались свободными, а крепостные принадлежали помещику. Петр вроде бы озаботился положением крепостных, заметив, что это плохо, если людей продают как скот и разлучают семейство, но никаких указов по этому поводу он не издал. Его интересовала фискальная сторона дела, потому что на крестьян было записано содержание армии, крестьяне должны были платить подати и налоги. Основным поступлением была так называемая подушная подать. Это, по сути, был чистейший бред, поскольку налог распределялся в равной мере по числу душ, а не по количеству работников или – как было прежде – с тяглового двора. Так что мужик, имевший пять малолетних сыновей, платил больше, чем отец с уже взрослым сыном-работником! Петр свято верил, что «никакого государства в свете нет, которое бы наложенную тягость снесть не могло, ежели, правда, равенство и по достоинству в податях и расходах осмотрено будет». Этот пример с двумя мужиками – тому живая картинка. Налогом было обложено уже все что можно, но денег все равно не хватало. Для измышления новых источников дохода он даже учредил доносителей, которые придумывали проекты по улучшению жизни и финансов страны и изыскивали новые возможности, этих публицистов и литераторов еще называли прожектерами. Другая категория разработчиков именовалась прибыльщиками. Вот они-то в основном и изобретали новые налоги.

«Прибыльщики, – рассказывает Ключевский, – хорошо послужили своему государю: новые налоги, как из худого решета, посыпались на головы русских плательщиков. Начиная с 1704 года, один за другим вводились сборы: поземельный, померный и весчий, хомутейный, шапочный и сапожный – от клеймения хомутов, шапок и сапог, подужный, с извозчиков – десятая доля найма, посаженный, покосовщинный, кожный – с конных и яловочных кож, пчельный, банный, мельничный – с постоялых дворов, с найма домов, с наемных углов, пролубной, ледокольный, погребной, водопойный, трубный – с печей, привальный и отвальный – с плавных судов, с дров, с продажи съестного, с арбузов, огурцов, орехов, и „другие мелочные всякие сборы“, говорит роспись в заключение. Появились налоги, трудно доступные разумению даже московского плательщика, достаточно расширенному прежними порядками обложения, или прямо его возмущавшие. Обложению подвергались не одни угодья и промыслы, но и религиозные верования, не только имущество, но и совесть. Раскол терпелся, но оплачивался двойным окладом подати, как едва терпимая роскошь; точно так же оплачивались борода и усы, с которыми древнерусский человек соединял представление об образе и подобии Божием. Указом 1705 г. борода была расценена посословно: дворянская и приказная – в 60 рублей (около 480 рублей на наши деньги), первостатейная купеческая – в 100 рублей (около 800 рублей), рядовая торговая – в 60 рублей, холопья, причетничья ит. п. – в 30 рублей; крестьянин у себя в деревне носил бороду даром, но при въезде в город, как и при выезде, платил за нее 1 копейку (около 8 копеек). В 1715 г. установлен однообразный побородный налог на православных бородачей и раскольников в 50 рублей. При бороде полагался обязательный старомодный мундир… От бородача, явившегося в приказ не в указанном платье, не принимали никакой просьбы да сверх того тут же, „не выпуская из приказу “, вторично взыскивали тот же платеж в 50 рублей, хотя бы годовой был уже внесен; несостоятельных отсылали в каторжный порт Рогервик отрабатывать штраф; всякий, увидевший бородача не в указном платье, мог его схватить и привести к начальству, за что получал половину штрафа да неуказное платье в придачу».

Придумывали все новые и новые невероятные налоги, каковых прежде ни при одном правителе не существовало. Например, для нерусских народов Поволжья ввели налог на свадьбу, поскольку свадьба не православная, а иноверческая. Для сбора новых налогов пришлось завести множество канцелярий, содержание которых – увы! – съедало доходы от самого налога! Однако, как писал Ключевский:

«Петр не оставил после себя ни копейки государственного долга, хотя один заводчик, побывавший за границей, и предлагал ему выпустить на 5 миллионов рублей кредитных знаков, не бумажных, а деревянных – для прочности».

Вот откуда, дорогой читатель, и идет наше традиционное наименование родимой валюты – деревянный рубль.

До чего же длинными нитями спутаны прошлое и настоящее, не правда ли?

Фискалы и казнокрады Петра Великого

Создал Петр и совершенно замечательную должность фискала , то есть доносчика, который должен был вскрывать злоупотребления, с чем обращался в верховный орган управления – Сенат. Если фискал сообщал истинную правду и вину обвиняемого доказывали, то он получал за своевременную работу половину штрафа, назначенного Сенатом. А если фискал ошибался, то закон требовал не держать к нему вины, а если неправо обвиненный пробовал возразить, то ему просто обещали «жестокое наказание и полное разорение имения».