Колдун - Ольга Григорьева

Время шло, и за близкими родичами Полевы взмыли в светлый ирий души дальней родни – кого-то из них задрал медведь, кому-то перегрызла горло красавица рысь, а иных затоптал вепрь… Последним лес убил ее мужа, славного Богумира.

После смерти мужа лес стал для нее злобным и мохнатым чудовищем, каждый день заглатывающим в зубастую пасть светлый солнечный диск. Это беспощадное чудище шумно дышало под ее окнами, скрывая в своей мохнатой шкуре коварных Лешаков, детоубийц Россомах и горбатых вещих Лесных Старцев. В те одинокие ночи Полева слышала в шуме доносящегося из леса ветерка песни вещей птицы Гамаюн и завывание Владыки Бора. Потом, вместе с болью потери, страх отступил, но не ушел окончательно, а лишь затаился где-то в самой глубине сердца. Она перестала слышать голоса нежитей, но, напоминая о коварстве леса, подлая память то и дело вызывала в ее уме лики давно ушедших родичей. До той поры, пока не появился в Устьице зеленоглазый знахарь.

Все, кого знала Полева, боялись леса, а болотник любил его. Не кланялся ему из опаски быть битым, а именно любил. Сам того не ведая, он поделился этой странной любовью с Полевой, и однажды мерянка поняла, что ее с детства лелеянный страх ушел. Это случилось в первую проведенную ею в лесу ночь.

Выйдя из Медвежьего Угла, знахарь повернул к лесу и за весь день ни разу не вышел на дорогу. Не умея быстро и ловко перескакивать через сломанные ветви и кочки, Полева бежала за ним следом, не замечая ничего вокруг, и лишь к вечеру, когда сгустившаяся тьма стала давить ей на плечи, она опомнилась. Словно почуяв ее страх, болотник остановился, огляделся и, бросив суму возле разлапистой ели, принялся складывать костер. Не в силах пошевелиться, Полева рухнула на влажный мох, вцепилась пальцами в деревенеющие ноги. За болью, усталостью и блаженным пониманием близости любимого она забыла о страхе. Лес укачивал ее усталое тело в своих мохнатых и теплых ладонях, шептал ей что-то утешительное и нежное. В свете вспыхнувшего костра лицо болотника приобрело неожиданную мягкость. Вырвавшись из тесного тела, Полевина душа взмыла над ним и, не научась летать, осела вечерней росой на крючковатых лапках можжевеловых кустов и мягких иглах елей. С той ночи ей и стало казаться тесным людское жилье. Куда как просторнее и легче дышалось под кровом еловых ветвей! А какие чудные запахи дарил лес, какие росные рассветы! Он был чем-то похож на Выродка – так же молчалив, красив и беспощаден, но в его загадочной и прохладной глубине огромной сетью растянулась немыслимая притягательная сила, и, однажды оступившись, Полева угодила в эту сеть.

Может, поэтому Новый Город напугал ее? Высокие, ощерившиеся острыми абламами стены напомнили Полеве зубы Великого Змея, того, кем, скрываясь от Перунова гнева, оборачивался мудрый Белее, а призывно распахнутые створы ворот походили на нелепую ловушку для громадной мыши. Однако Выродок без страха вошел в городище, и Полева последовала за ним.

На улицах Нового Города толкалось слишком много народу. Все вокруг шумели, кричали и суетились, словно на торгу. Время от времени, перекрывая людские голоса, пел-зазывал на княжий двор желающих влиться в дружину Владимира воев рожок.

Оглушенная шумом большого городища, Полева вцепилась в рукав Выродка – с ним было спокойнее. Знахарь везде чувствовал себя как в своем дому. Распихивая локтями встречных, он пробился к княжьему терему и, приглядев в тихом углу старую поленницу, поволок к ней Полеву. Ничего не соображая, она упала на припертую к бревнам лавку, зажала ладонями уши.

Выродок до вечера просидел на этой лавке. Ночь они провели у городской стены, а на другой день вновь отправились к хоромам князя. Выродок ничего не объяснял Полеве, да и она, помня обещание, не пыталась спрашивать. Привыкнув за два дня к суете и шуму, Полева стала замечать и богатые заморские одежды новгородских бояр, и изукрашенное причудливой резьбой оружие именитых воевод Владимира, и золотые украшения новгородских жен. С восторгом глазея на невиданные ранее богатства, мерянка с горечью думала о своем убогом наряде и о давнем предсказании Выродка. Откуда он мог узнать, что Владимир вернулся в Новый Город? Почему так торопился к нему, и зачем, потратив столько сил на дорогу, уже третий день сиднем сидел на княжьем дворе, отваживая всех желающих поболтать?

Задыхаясь от пронизывающей вони лошадиного помета и старого железа, Полева косилась на спокойное лицо знахаря, старательно отыскивая позволившую бы ей решить столь сложную загадку черточку. Однако молчала. Сдержалась, даже когда здоровенный урманин затеял с Выродком ссору, хотя ее так и подмывало вскочить и завопить, призывая на помощь добрых людей. Она не зря испугалась – ведь урманин был почти вдвое выше и мощнее знахаря. Беззвучно шевеля губами, Полева молила богов уберечь любимого, но помощи богов не понадобилось. Полева так и не поняла, как огромный грозный урманин вдруг очутился в пыли, под ногой Выродка. Не веря глазам, она часто заморгала и тут услышала властный голос именитого Владимирового дядьки. Добрыня звал Выродка в избу. Другой бы загордился оказанным вниманием, но знахарь принял приглашение так, словно давно его ждал.

Он ушел, и Полева осталась одна, с тоской отсчитывая мгновения его отсутствия. Она не ведала, чего хотел боярин от болотника, как не ведала и того, что ждал от Добрыни Выродок, но знала: если он не выйдет – она сделает все что угодно ради его спасения. Полева не очень точно представляла себе, что именно она смогла бы сделать, но ее решимости хватило бы на семерых.

Она уже начала волноваться, когда Выродок вернулся. Он явно был чем-то опечален – удрученно клонил голову и непривычно низко гнул плечи. Подволакивая ноги, спустился с крыльца, подошел к мерянке. Уже в который раз Полеве захотелось обнять его и забрать часть исказившей его лицо горечи, но она не сделала этого. Выродок не терпел прикосновений. Полева помнила, как однажды ночью она попыталась обнять его. Хорошо зная силу женской плоти, она старалась прижиматься к знахарю как можно сильнее, чтобы он ощутил желание в ее тугих грудях и подергивающемся животе. Богумир никогда не оставался равнодушным к подобным ласкам, но болотник отшвырнул ее прочь, словно мерзкую мокрицу.

– Оставь меня! – рявкнул. – Хочешь любить – люби издали, а коли кобеля для утех ищешь – ступай прочь!

Покраснев от стыда и обиды, Полева стиснула на груди платок, прикрыла им свою наготу. А Выродок отвернулся и лег спать. Она плакала всю ночь, а к утру поняла – никакие обиды и страхи не заставят ее променять полюбившуюся вольную жизнь с Выродком на щедрые ласки и золоченые хоромы с другим…