Посланница преисподней - Ольга Митюгина

— Бросьте! Скажите, Арит был сегодня в Университете?

— Не могу знать, повелитель. Если вы дадите мне пять минут, я выясню.

— Будьте так добры, Дарршис, — Эет устало опустился на стул.

Командир вышел из кабинета и ровно через пять минут вернулся.

— Повелитель, господина Арита сегодня не видели в Университете. И господина Таривила тоже.

Эет закусил губы.

— В какой квадрат они направлялись?

— Боюсь, господин Арит не отчитывается перед нами, повелитель, — смущённо кашлянул воин.

Эет устало прикрыл глаза. Богиня, да что же это такое?… Всё одно к одному…

— Дарршис, организуйте, пожалуйста, поисковую партию, — поднимаясь, распорядился правитель. — О любых результатах немедленно сообщайте мне.

— Слушаюсь!

Юноша развернулся и вышел из кардегарии.

Он стоял у ворот, вдыхая резкий солёный ветер, летевший с моря, и смотрел на мирный золотой свет в окошках городских домов. Жители — и люди, и демоны — попрятались, заперлись у своих очагов, и сейчас, наверное, ужинали или собирались у камелька за разговорами…

И никого на улицах: немудрено, в такую-то погоду!

Из кардегарии выбегали солдаты, строились, через площадь промчались уже двое посыльных — наверное, за подкреплением…

Эет вздохнул и раскрыл портал в Верхний храм.

Он пробовал читать, но смысл строчек терялся, ускользал, и Эет ловил себя на том, что не может повторить двух слов из прочитанного.

И вот теперь юноша стоял на балконе, вглядываясь в ночь и почти с безнадёжностью ожидая новостей.

Что могло случиться с Аритом и Таром? Оба превосходные маги!

С ними дракон.

Что могло их вынудить заночевать в лесу, да ещё и в бурю? Ну ладно, в шторм Пончику трудно лететь, но зачем понадобилось дожидаться урагана? Ведь у них был весь день!

И неужели так трудно послать весточку? Ведь оба превосходно владеют магией Пространства. Что, не судьба создать портал?

Эет не находил себе места. Он то злился на друзей, то тут же винил себя в этом и воображал немыслимые ситуации…

Если бы рядом был Вир! Он бы обязательно что-нибудь придумал.

Но Вир почему-то никак не приходит в себя… Богиня, неужели он так и не очнётся?

Нет, вздор. Нельзя даже думать о подобном!

Что это? Какой-то шорох в зале?

Эет стремительно обернулся — и зацепил локтем прозрачный тонкий бокал.

Жалобно брякнув о край балкона, бокал, сверкнув в полосе света, перевернулся раза два — и сгинул во мраке. Через несколько минут тонкий слух немёртвого различил далеко внизу едва уловимое звяканье.

В зале никого не было. Только ветер шуршал страницами распахнутой книги.

— Чёрт! — Эет в сердцах стукнул кулаком по камню парапета.

Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, юноша вернулся в зал Верхнего храма. Ровно горело пламя перед фреской, бросая свет на изображённую там женщину.

— Сили, — Эет подошёл вплотную, испытующе вглядываясь в глаза богине. — Дай знак, что с ними всё хорошо. Сили, ты слышишь меня?

Пламя в кадильнице вздымалось и опадало, и ничего не менялось на фреске. Ни отблеска в глазах, ни затаённой улыбки в уголках губ — ничего.

— Богиня, неужели действительно что-то случилось? — Эет похолодел. — Дай знак, Мортис, молю тебя!

И снова — ни дрожания теней, ни хмурой морщинки между совершенными бровями. Никакого ответа.

— Почему ты молчишь? — против воли Эет начинал злиться. Он понимал, что гнев ни к чему не приведёт, понимал, что глупо и дерзко — сердиться на Изначальную… но, чёрт возьми, разве муж не имеет права получить от жены ответ на простой вопрос? Ответ, который она наверняка знает!

— Прекрасно, — сквозь зубы выдохнул он. — Ты молчишь. Знаешь, дорогая, если для тебя мужчина, которого ты целовала — не больше чем комнатная собачонка, то заведи себе настоящую моську и целуйся с ней. А я себя слишком уважаю, чтобы быть чьей-либо игрушкой. Даже твоей, Мортис.

Тени скользнули по фреске — Эету почудилось, что девушка на картине дважды моргнула. По крайней мере, на миг в нарисованных глазах промелькнули изумление и боль.

— Ты так и не ответишь мне? — Юноша помедлил несколько мгновений. — Ну, как хочешь.

Он отвесил фреске глубокий поклон, развернулся и, вскинув голову, с гордо расправленными плечами, удалился в свою комнату.

Эет ни секунды не жалел о сказанном.

Он рухнул на кровать прямо в верхней одежде и в сапогах. Закинув руки за голову, лич лежал, глядя в потолок. В груди всё кипело.

Да, чёрт возьми, он сорвался! Сорвался на любимую женщину. Но что ей стоило дать знак? Он и так не находит себе места! Неизвестно, что с Таривилом и Аритом, Вирлисс никак не придёт в себя… Неужели любимой женщине трудно поддержать хотя бы ободряющей улыбкой?

Наваливалась одуряющая сонливость. Юноша встал.

— Я не хочу с тобой говорить, — холодно отчеканил он в пространство. — Не пытайся меня погрузить в сон.

Ветер со стуком распахнул форточку, прохладной ладонью нежно коснулся лба. Храм наполняла тишина. Только потрескивало масло в светильнике, да тени дрожали на книжных полках.

Молодой человек тяжело вздохнул и сел за стол, обхватив голову руками. От ссоры с Силинель на душе легче не стало. И уступить бы, соскользнуть в серый туман сна, вновь встретить мудрый и чуть грустный взгляд её чудесных глаз… но он не мог!

Просто не мог позволить так с собой обращаться.

Роза на подоконнике благоухала как никогда.

Юноша сам не замечал, что кусает губы.

Он раздражённо придвинул к себе первую попавшуюся книгу, наобум раскрыл её — и взгляд невольно упал на слово «пожалуйста».

Эет дёрнул уголком рта и попытался резко захлопнуть том, но рука дрогнула, и получилось лишь перевернуть несколько страниц. Здесь глаза словно по волшебству наткнулись на слово «любимый».

Пожалуйста, любимый….

Эет выпрямился за столом. Два таких слова, в научном труде! Каков процент наткнуться на них с первого взгляда?

— Сили, знаешь… — он не находил слов. Гнев в душе боролся с любовью и нежностью. — Ты походя творишь чудеса, но не желаешь дать прямого ответа на вопрос, когда тебя спрашивают.

Он глубоко вздохнул, потом решительно содрал с себя сапоги и рухнул в постель.

— Я тебя слушаю, — холодно проронил юноша и мгновенно провалился в забытьё.

Миг перед глазами клубилось серое марево, а потом Эет понял, что стоит у невысокой, залитой солнцем скалистой гряды, по уступам которой так легко подняться наверх, к зелёной стене леса. Густая трава, разросшаяся у валунов, доставала до колен.