Под сенью проклятия - Екатерина Фёдорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стать женой графы? Арания бы согласилась, но только если супруг живет рядом со столицей. Тут-то и незадачка, потому как Ерша ясно сказал — отправят далеко. Да и мне такое не подходит. Ох, навряд ли мы с ним договоримся.
— А если вместе с той девкой тайну узнал один прислужник?
Курносый вскинул одну бровь. Коротко глянул за мою спину, в сторону избушки, где остался Сокуг. Сказал скучным голосом:
— Это — потрудней. Но ведь тайны, госпожа Триша, они навроде яблок. В свой срок наливаются, и в свой же срок усыхают. Сегодня яблоко налитое, глаз манит, а через несколько месяцев сморщенное да засохшее, не людей им угощать, а скоту отдавать. Поэтому, если одной девице так важно, чтобы её прислужник жив остался, можно его просто подержать под замком. Пока тайна не усохнет, как то яблоко. И девица в том может полностью на меня положится — я своему слову не изменю, что бы она не узнала. Ненужного душегубства не терплю, мне и нужного хватает.
Сразу две вещи сказал мне Ерша — во-первых, что простит, и во-вторых, что есть какая-то тайна, которая вскорости откроется. Вот только о чем он говорил? О том, почему Берсуг не живет в кремле? Или о том, что королевишна выйдет замуж за цорсельца? Или король все-таки покажет народу увечного королевича? Вот и гадай.
— А если та девица. если она тайну узнала, когда неположенное совершала? И прислужника того принудила себе помогать? Что ей будет за неположенное?
— Что натворила-то? — Прямо спросил Ерша.
Я на одном дыхании выпалила:
— Приказала прислужнику разыскать убийцу моей матери.
Строгий наказ ему дала, и легед пообещала.
— Это норвинский выкуп за кровь? — Понятливо спросил Ерша. Прищурился с недоверием: — Откуда у тебя деньги, Триша?
В первый раз он меня Тришей назвал. Не красной девицей, не госпожой Тришей, а просто — Тришей. Ушам пожарчело, я судорожно вздохнула. Ответила, распялив глаза по-честному:
— Матушка немного оставила, в наследство.
Ерша глянул с насмешкой, но спросил уже о другом:
— Так нашел твой человек убивца?
— Тут ошибочка вышла. — Промямлила я. — Там ещё кое-что приключилось.
И выложила все подчистую — о Парафене, об иноземных послах, а потом и о тайне королевской, про выжившего королевича.
Когда я смолкла, Ерша молча встал. Шагнул ко мне, схватил меня за локти, одним махом приподнял над землей, да так, что мое лицо оказалось прямо напротив его лица.
И заглянул мне в глаза — остро, страшно. Словно я в колодце сидела, а он, стоя над колодезным срубом, вниз глядел да решал — вытаскивать меня или нет?
Со страху я громко сглотнула. Неужто не поможет?
— Ты хоть понимаешь, куда ненароком ступила? — Спросил Ерша, все ещё держа меня над землей. С натугой спросил, словно каждое слово давалось ему с трудом.
— А то. — Пробормотала я. — Нешто я такая глупая? Только я ведь не нарошно. Так уж сошлось, что моя семья с королевской оказалась повязана. И там, где их злыдни — там и мои злыдни.
Ерша отпустил меня так резко, словно хотел мною землю проломить. Колени у меня разом подогнулись. Я оступилась, едва удержалась на ногах. Курносый зло ощерился.
— Не туда ты влезла, девица. Т акая тайна как пламя — человека жжет.
Убьет, подумала я. Ох, Кириметь-кормилица, спаси-оборони.
— Значит, так. С такой тайной из Чистограда тебя отпускать нельзя. Как раз для такого случая у нас в кремле устроены покои для опальных, в башнях под яром. Все честь по чести — двери в железе, окна зарешечены. Не смотри на меня так, красна девица. Внутри те горницы не хуже дворцовых. Посидишь под замком, рукодельем наконец займешься, как это девке и положено. Звиняй за ущемление, конечно — но там к тебе уж никаких мужиков не подпустят. Ни прислужников, ни прочих. Так что можешь попрощаться со своим Сокугом.
— А зачем ты меня красной девицей называешь? В насмешку? — Я тоже ощерилась, но Ерша взгляда не отвел. — Не стыдно над увечной-то потешаться, господин Ерша? А что до прочего, так я ещё не все рассказала. Проклятье на мне лежит — вот прямо здесь, на лбу, кусок от колдовского узора впечатан. Обычным глазом его не увидеть, только ведьмы могут его разглядеть. А нынче в том узоре искра горит, потому что наславший то проклятье нынче тут, в Чистограде. Знаешь, от какого проклятья на мне кусок?
Ерша сложил на груди руки, глянул с прищуром.
— От того самого, что задело королевича. А кто тебе сказал про искру? Или у самой есть ведьмовской дар?
Я оскал с лица убрала, сказала с жаром:
— Мне об этом одна ведьма сказала, к которой я ходила. А теперь слушай — колдун, что проклятье наслал, должен быть из цорсельцев. Не зря же их посол рыщет по Положью да ищет королевича? И вот глянь — я из Морисланиной семьи, значит, могу что-то знать. А ещё по дворцу слухи пошли, что я ходила в покои королевича, да не один раз. И тот, кто хочет его сыскать, рано или поздно придет ко мне. Но саможориха скоро потеряет свою силу, так что ему придется поспешать. Сам видишь, господин Ерша — под замок мне нельзя. В башнях под яром тот злыдень меня не найдет, и я не узнаю, тот ли это, кто за проклятьем стоял. А так бы на живца его словили.
Я глянула на Ершу, чтоб увидать, скоро ли он сообразит. Курносый меж тем стоял тихо — только ноздри чегой-то раздувал.
— Скажи-ка мне, девица, правильно ли я понял? В покои к королевичу ты сунулась нарочно, чтобы по дворцу пошли слухи. Потом королю наврала, зачем туда ходила — а я, дурень, тебя прикрыл. Пожалел жильцовскую дочку, из-за королевича пострадавшую! Тем временем ты послала своего прислужника делать то, что делать не след. И твой человек покалечил вареского посла. А теперь ты хочешь, чтобы я все забыл и под замок тебя не запер, потому как надеешься, что они и до тебя доберутся!
Долго ж он все перечислял. Я согласно кивнула, сказала умильненько:
— Догадливый ты, господин Ерша!
Он ответил колючим взглядом — у меня даже мурашки по коже побежали.
— Зачем ты суешься не в свое дело, госпожа Триша?
— Да как не мое-то? — Изумилась я. — Думаешь, легко с таким лицом ходить? А если того колдуна поймают, то его смерть с меня проклятье снимет! А может, и не только с меня.
Сложенные на груди руки Ерши дрогнули.
— Мечтаешь раскрасавицей стать?
— Хочу стать такой, какой должна быть. — Упрямо сказала я. — А уж раскрасавицей или дурнушкой — то не в моей воле, а в Кириметевой. Помоги мне, господин Ерша. Подумай, как славно будет, если того убивца поймают. Я свое лицо верну, а королевич, если Кириметь будет милостива, снова свет дневной увидит.
— Почему — если?
Я вздохнула.
— Глаз штука тонкая, это я тебе как травница говорю. Если в глазу от проклятья что-то усохло, то королевский сын останется слепым, даже если проклятье уйдет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});