Избранные произведения в двух томах (том первый) - Ираклий Андроников

Поэтому спрашивать в архивах, куда я входил впервые, нет ли там хотя бы листочка, писанного висковатовскою рукою, стало для меня правилом.

Архив его я найти уже не надеялся. Он читал лекции по истории русской литературы в Дерпте (это город Тарту в Эстонии). До 1940 года архив никто не искал: Эстония находилась за пределами Советского государства. Когда же после войны я занялся этим делом, оказалось, что, прослужив в Дерпте свои двадцать пять лет, Висковатов переехал в столицу, стал директором одной из петербургских гимназий и умер в Петербурге в 1905 году. И архив его нужно было искать в Ленинграде, где до блокады жила его дочь, Павла Павловна. После войны это оказалось делом уже невозможным.

И вот — это было в 1948 году — в Ленинграде. Я занимаюсь в Пушкинском доме, в Рукописном отделе. На стол тихонько кладется какая-то папка. Раскрыл — листы, писанные рукой Висковатова. Довольно много листов: подготовительный материал к биографии Лермонтова. И в записях упоминаются даты, когда Висковатов слушал рассказы о Лермонтове людей, его знавших, и самые имена этих людей.

Спрашиваю у сотрудницы.

— Откуда это взялось?

— Это дар.

— От кого?

— Даритель не пожелал назвать имени.

— Но мне нужно знать это имя!

— Спросите у Льва Борисовича.

А надо сказать, что Рукописным отделом заведовал тогда известный пушкинист Лев Борисович Модзалевский, сын пушкиниста старшего поколения — Бориса Львовича Модзалевского, о котором вы уже знаете.

Я-в кабинет:

— Лева, откуда это взялось?

— Я положил.

— Ты?

— Да, это история долгая… Сестра моего отца была замужем за племянником Висковатова — Василием Васильевичем. Архив цел. И перешел к этому Василию Васильевичу. Его фамилия тоже Висковатов. Я сам стремлюсь добраться до этих бумаг, но мне это сложно из-за родства.

Между прочим, «твой» Висковатов взял на время из архива Академии наук массу неопубликованных документов, в том числе ломоносовские бумаги, и умер, не вернув их. И Василий Васильевич не отдавал.

— Кто этот Василий Васильевич? Где он живет?

— Да он уже умер — не то в тридцать шестом, не то в тридцать седьмом году. Жил в Москве. Был художником…

— А у кого хранились бумаги Павла Александровича, дяди? У Василия Васильевича?

— У Василия Васильевича были лермонтовские рисунки и какие-то рукописи лермонтовские, я думаю — копии… Архив сохранился. И я знаю примерно, где он находится. Должен обязательно его разыскать. Хочешь — вместе? Тебе, москвичу, это проще, чем мне. Если можешь, приходи ко мне вечером. Расскажу тебе все подробно…

— Я сегодня уезжаю в Москву… — Ну, тогда до Москвы отложим. Я послезавтра еду туда, могу прийти к тебе, и мы решим, как нам действовать.

На том и расстались.

Через несколько дней я узнал, что, переходя по мосткам из одного вагона «Стрелы» в другой, Модзалевский погиб. Вместе с ним исчезла тайна архива.

Я начал искать один. Четырнадцать лет искал без всякого результата. Ни загсы, ни кладбища, ни адресный стол ничего не открыли. Ходил в Союз художников, во «Всекохудожник» — нет, не было у них Висковатова! Кого только не спрашивал про Василия Васильевича! Кого только не мучил!

Несколько лет назад решил я рассказать про Василия Васильевича по телевидению. А рассказав, попросил зрителей записать телефон студии или адрес и сообщить, кто что знает. К концу передачи дежурная передала список:

«Двадцать шесть человек звонили, хотят вам что-то сказать!»

Через два дня я знал о Василии Васильевиче Висковатове больше, чем собирался узнать.

Он родился в 1875 году. Служил в Петрограде, в Государственном банке. В 1918 году вместе с Госбанком был эвакуирован в Москву. Продолжал работать на прежнем месте. Жил в Рыбном переулке, дом 3, квартира 12. В свободное время делал макеты для промышленных выставок: в Союзе художников не состоял. Умер при трагических обстоятельствах в 1937 году.

Стал я набирать номера телефонов, которые записала дежурная, и узнавать имена людей, видевших В. В. Висковатова в последние годы жизни, имена его соседей, знакомых. Вместе с Висковатовым жил Филипп Яковлевич Яковлев с дочерью Ниной. Знаком был Василий Васильевич с педагогом Владимиром Ивановичем Григорьевым, с братом его Петром. Знала его москвичка Вера Алексеевна Маслова; очевидно, в родстве состоял Петр Александрович Висковатов, живший на станции Саблино Октябрьской железной дороги. Работнику домоуправления Алексею Игнатьевичу Ланцову были переданы ключи от комнаты Висковатова и принадлежавшие ему вещи. Есть сведения, что двое — мужчина и женщина — приходили и взяли какие-то папки с бумагами.

Василию Васильевичу было бы сейчас много лет. Люди, с которыми он общался в то время, тоже принадлежали к числу не вполне молодых. С тех пор прошло много времени. Те умерли, другие уехали, иных не удалось разыскать. А ведь дело идет о Лермонтове!

И каковы были мои радость и огорчение, когда одна из родственниц Висковатова в разговоре по телефону сказала:

— Как жаль, что в ту пору, когда я приезжала в Москву и заходила к Василию Васильевичу, так была поглощена своими делами, что не заглянула в папку с рисунками Лермонтова! Ах, если б они только нашлись!

Они еще не нашлись. Но путь к этой находке наметился с помощью телевидения. Хотите еще примеры?

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ МУЗЕЙ

В Москве, на Кропоткинской улице, в доме 12, разместился Государственный музей А. С. Пушкина. Я говорю не о Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Нет! О музее, посвященном поэту. Если у вас будет возможность там побывать — пойдите! Он не похож ни на один музей, какие мне приходилось видеть. Начнем с того, что судьба его необычна и увлекательна.

Решение о его открытии состоялось в 1957 году. Предоставлено ему было все — и помещение, и средства, и штаты. Не хватало одного — экспонатов: портретов Пушкина, его книг, рисунков, картин, иллюстраций, вещей. Все это сосредоточил в своих собраниях Всесоюзный музей А. С. Пушкина в Ленинграде. Поэтому некоторые работники предлагали разделить Всесоюзный музей пополам: пускай, дескать, часть останется ленинградцам, а другую возьмет Москва. Но музея, подобного Всесоюзному, не удостоился, кроме Пушкина, ни один из величайших писателей мира — ни Данте, ни Сервантес, ни Гёте, ни Байрон, ни Бальзак, я уж не говорю о Шекспире! Разрушить такой музей невозможно! Что сказали бы вы, если бы речь пошла о разделении на части Третьяковской галереи или ленинградского Эрмитажа?

Всесоюзный музей А. С. Пушкина в Ленинграде решили не трогать. И тогда коллектив нового музея, московского, во главе с директором, редким энтузиастом, почитателем Пушкина и блистательным организатором — зовут его Александром Зиновьевичем Крейном, — ринулся на розыски материалов. Дело было нелегкое. В 1937 году, в дни, когда отмечалось 100-летие со дня гибели Пушкина, пушкинисты получили материалы из всех музеев страны. И все это было передано потом Всесоюзному музею А. С. Пушкина и увезено в Ленинград. Но оказалось, что можно еще раздобыть кое-что — и вещи той эпохи, и книги, изображения друзей и знакомых поэта…