Украденная дочь - Клара Санчес

В этот раз я отправилась в промышленную зону с рюкзаком, чтобы не пришлось тащить тяжеленную коробку в руках. Менеджер проекта сказала мне, что ей позвонила одна из клиенток и стала расспрашивать о девушке примерно моей внешности, которая приносила ей товары новой серии. Этой клиентке хотелось бы знать, где она может меня найти. Выслушав, как эта девушка выглядит, менеджер проекта решила, что это, возможно, я, но сказала клиентке, что девушку такой внешности она знает, однако сообщать какие-либо подробные сведения о ней без разрешения не имеет права. Я поблагодарила эту женщину за то, что она поступила по отношению ко мне так корректно, мысленно моля все силы небесные о том, чтобы Грета случайно не упомянула мое имя в присутствии Анны, потому что иначе кусочки пазла начнут занимать свои места, но уже не для меня, а для них.

Тащить товары в рюкзаке мне было очень легко. С такой партией товаров я могла удовлетворить запросы трех-четырех денежных клиенток и заработать почти полмиллиона песет, и первой, к кому из таких клиенток я отправлюсь, будет, само собой разумеется, «роковая женщина». Мне не хотелось, чтобы она опасалась, что я взяла из ее почтовой ячейки больше денег, чем было договорено, — я хотела, чтобы она знала, что может мне доверять. Сидя за решеткой и не имея возможности распоряжаться своей жизнью и своими деньгами, она, наверное, терзалась отчаянными мыслями.

Промышленная зона, однако, находилась от метро дальше, чем мне раньше казалось. Я думала, что в прошлый раз у меня создалось об этом ложное представление, потому что пришлось тащить тяжелую коробку, до отказа заполненную баночками, коробочками, флакончиками… Однако и теперь, когда у меня был рюкзак, у меня ушло полчаса на то, чтобы добраться до места расположения фирмы, и еще больше времени на то, чтобы оттуда вернуться. В общей сложности — включая время, которое я провела в помещениях фирмы, — я потратила более двух часов. Поскольку в этот день я почти не завтракала (а также давно не ходила в туалет), я зашла в бар, расположенный у входа в метро, и заказала кофе с молоком (первым же глотком которого обожгла себе язык) и стакан воды. Официант сказал, что у них есть свежеприготовленный омлет. Я подумала, что мне предстоит вступить на «вражескую территорию» и неизвестно, когда у меня появится возможность поесть, поэтому согласилась на омлет и пересела от стойки бара за столик. Сняв рюкзак, я попросила официанта присмотреть за ним, пока я схожу в туалет. Вернулась я из туалета, чувствуя себя легкой, как перышко. Это был безликий бар с таким же интерьером, как и во всех других барах, официант в нем был таким же, как и все другие официанты, а я была такой же, как и все другие посетители. Омлет оказался очень вкусным. Лучи солнца немножко разгоняли холод и грели мне часть ладони, коленку и половину лица. Жизнь была бы прекрасной, если бы не…

Я резко поднялась со стула. Что со мной происходит? Как я могу так расслабляться? Я, похоже, впала в состояние благодушия, и мне было не так-то просто из этого состояния выйти. Официант удивился тому, что я то сидела и витала в облаках, то вдруг ни с того ни с сего куда-то заторопилась. По сути дела, с моей стороны это была своего рода попытка обо всем забыть — дескать, пусть в маленьком мирке Лауры и в мире в целом все происходит так, как происходит, а я тут ни при чем.

Я заскочила в метро и бегом спустилась по эскалатору на платформу. Мне потребовалось три четверти часа на то, чтобы добраться до улицы Гойи. Поезд стоял на станциях так долго, как никогда раньше: всегда находился какой-нибудь олух, который не давал дверям своевременно закрыться. Мне подумалось, что я ужасно непутевая и что даже не стоит удивляться тому, что я не подала своевременно документы на поступление в университет. Я чувствовала себя недотепой. Мне трудно было даже представить, как я спасу Лауру от Лили и Греты, если не в состоянии спасти хотя бы себя. Дольше всего я задерживалась на станциях пересадки с их длиннющими эскалаторами и потоками людей, которые все время лезли и лезли в вагон, не позволяя дверям закрыться. Весь мир, казалось, был против меня.

Я добралась до дома Лауры — вся в смятении и в поту — примерно в половине третьего. Грета, наверное, все еще была в обувном магазине, а Лили — наверху, в квартире. Я почти прильнула лицом к витрине, ожидая увидеть, как развевается юбка Греты, однако клиентов обслуживала одна лишь наемная продавщица. Мне подумалось, что Грета, наверное, отправилась — как она это частенько делала — выпить кофе в кафетерии, и я пошла к этому кафетерию. Мне нужно было убедиться в том, что с Лаурой в квартире находится только один человек — не больше.

Однако в кафетерии я не увидела ни Грету, ни Ларри. Тогда я вернулась обратно, к обувному магазину, но Греты там по-прежнему не было. Я перешла улицу и встала у входа в магазин «Зара». Фасад этого дома уже хорошо запечатлелся в моей памяти. Сам фасад был кремового цвета, а украшения на нем — белого. Окна и застекленные балконы были очень маленькими. Этот дом, наверное, относился к той эпохе, когда никто не хотел, чтобы снаружи было видно, что происходит внутри. Он был из числа домов, которые строили для того, чтобы в них поменьше проникали холод и жара и заглядывало поменьше любопытных глаз.

Я размышляла над тем, не попытаться ли прямо сейчас проникнуть в квартиру, — а что они могли мне сделать, убили бы, что ли? — когда вдруг заметила, что к дому Лауры подъехал и прямо посреди проезжей части остановился какой-то автомобиль. Я посмотрела на него без интереса — просто потому, что он двигался в моем поле зрения, охватывающем пространство от подъезда дома и входа в обувной магазин до угла улицы. Именно поэтому мне потребовалось несколько секунд на то, чтобы осознать огромное значение представшей моим глазам сцены. Из автомобиля вышел и быстрым шагом зашел в подъезд дома доктор Монтальво — психиатр моей мамы и, по-видимому, Лауры. Он был одет в пальто, которое доходило до щиколоток и было для него узковатым, в результате чего он казался худее и, пожалуй, выше, чем был на самом деле. Его усы угрожающе топорщились. Если доктор Монтальво приехал сюда, чтобы забрать Лауру, то мне больше нельзя терять время. Я решила, что подожду возле подъезда, а когда Лауру будут проводить мимо меня, предложу ей дать деру отсюда вместе со мной. Врача я могла бы резко отпихнуть в сторону, а то и врезать ему рюкзаком. Грета — несмотря на ее инфантильную внешность — представляет собой всего лишь слабую старуху, и удар ногой по голени сразу же выведет ее из игры. Лили пуститься за нами вдогонку попросту не сможет. А если Лаура не сможет бежать? Однако весь этот план, над которым я лихорадочно размышляла, моментально рухнул после того, как я увидела боснийца, который иногда толкал кресло притворяющейся инвалидом Лили: он вышел из подъезда дома, сел в автомобиль доктора Монтальво, припарковал его и снова зашел в подъезд. Вот с ним-то мне никак не справиться! Придется попытаться увести с собой Лауру каким-нибудь мирным способом.

Я подтянула лямки рюкзака и уже собиралась пересечь улицу, чтобы подождать Лауру и сопровождающих ее людей у подъезда, когда вдруг увидела, что на той стороне улицы остановилось такси, дверца его открылась и появилась хорошо знакомая мне длинная нога. Это была нога Анны, вслед за которой появилась и она сама. С Анной я тоже не справилась бы, потому что она была такой же сильной, как и я. Анна была одета в расстегнутое бежевое пальто и туфли без каблуков. Она поправила прическу и посмотрела по сторонам. Выражение ее лица было таким мрачным, что она даже показалась мне некрасивой.

43

Лаура со своим отцом

Мы зашли в маленький ресторанчик, у которого возле входа в нише, выкрашенной в зеленый цвет, располагалось огромное меню. Мне казалось, что на меня — кое-как одетую, без денег, да и вообще без ничего — со всех сторон все смотрят, а потому я попросила, чтобы мы сели в уголок.

Люди, находившиеся в ресторанчике, были знакомы с Даниэлем и стали с любопытством меня разглядывать — а может, мне так только показалось. Было ощущение, что все человечество, солнце и все планеты таращатся на меня, потому что я без носков, в штанах от пижамы, непричесанная и с измученным — как у больного человека — лицом.

Даниэль попросил принести меню, а я отправилась в туалет. Там я подошла к умывальнику и умылась, а потом попыталась причесаться при помощи пальцев и тщательно прополоскала рот — на случай, если там осталось что-то от таблетки.

Даниэль сел за стол лицом к туалету, а я — лицом ко входу. На столе стояла корзиночка с аппетитными хлебными палочками и оливки в блюдце. Я налила себе воды. Она была прохладная и вкусная. Вскоре нам принесли дымящийся овощной суп.

— Когда закончим есть, поговорим. Суп пойдет тебе на пользу.

Я принялась за еду, получая удовольствие от каждой ложки. Быть свободной — это, оказывается, так просто…