Десять кругов ада - Леонид Костомаров

Но звериное-то часто побеждает, милый вы мой гегемон земли, держатель собесов и помоек, небоскребов, ракет и притонов. Побеждает, причем так легко, что ох как сомневаюсь я в наличии здоровой земной силы, что может спасти тебя, двуногий, там, внизу.

ВОЛЯ. ДОСТОЕВСКИЙ

Попробую возразить, вяло, как вы любите сказывать, уважаемый Ворон. Вы не помните разве или вид делаете, что не помните, сколь популярен в мире человеков сегодня тезис "Бог умер".

Вот и ответ о частице Его в каждом. Если согласиться с вышеизложенным, то бесовские силы полностью завладели душами, а значит - Бог отступился от землян.

Это и значит, что нам заказан путь, на котором утвердится духовное могущество. А Он ведь мог сплотить нас, заставил бы раскаяться и жить по вере, и тогда - возможно - нам могла быть явлена милость Божья. Милости. Но... если бы да кабы...

Личное мое мнение пессимистично: круг порочных наслаждений да мучений закончен, иссяк, жизнь человечества движется к своему финалу, и никакие наставления на путь истинный уже не отвернут нас от пропасти. А что в ней вам знать лучше... Недаром в преступном мире, где так все обнажено, есть жестокая присказка: "Ты умри сегодня, а я завтра". Кажется мне, что весь мир преступен.

НЕБО. ВОРОН

Ну да, только вот не велено посвящать вас, уважаемый "Достоевский", в эту тайну. Ради нее вы живете, ползете пока по лестнице...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

...ведущей вниз...

Давайте вернемся к нашим героям. Нам негоже рассуждать о высших материях, когда мучения конкретных людей здесь, рядом, воочию. И я, между прочим, мучаюсь с ними вместе, не меньше их. Потому слушать прекраснодушные рассуждения о конце света мне противно. Я при нем уже нахожусь, привет из ада...

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ

Замер Квазимода около трибуны, и взоры ста человек в полной тишине уставились на него в ожидании.

И он выдавил хриплым, как со сна, голосом, словно рожая слова:

- Я со-гла-сен.

ЗОНА. ЯСТРЕБ

После всего этого сучьего маскарада меня вызвал к столу Мамочка. Так, мол, и так, пойман Ястребов в кабинете заместителя директора. Мол, искал он деньги, а я не верю.

Я повторил, что ему уже тогда сказал.

- Ясно, опять врешь, - бакланит.

- Откуда же вы знаете, вру я или нет?! - Я тут прямо взорвался.

- А для этого, горлопан, Шерлоком Холмсом большим не надо быть. Не только я, но и все видят, что ты врешь.

Что значит - все? При чем тут все? Во порядочки тут... Сейчас всех небось будет спрашивать: верите - не верите... Копец!

Оглядел кодляк. Кто рожи отвернул, кто в рот майору смотрит. Мой шут Крохалев где-то сховался. Гоги, хитрожопый грузин, будто не слышит. Новый бригадир сидит как истукан, ничего не видя, ничего не слыша.

И тут - я не ослышался ли? - спрашивает всех дурной майор:

- Я спрашиваю всех! Тишина! Какого наказания заслуживает Ястребов?

- Объявить благодарность! - тотчас посоветовали из дальнего угла, куда слабовато доходил свет лампочек.

- Кто? - вскинулся тут блаженный майор. - Крохалев?

Точно, майор, придурочный мой кент голос подал. Да куда там... Тут же прокис.

- Виноват, больше не буду! - Встал, как школьник, блин, повинился Ленин... Порядочки.

- Ларька его лишить. - Кукшин, слизняк тоже, базарит, активист хренов.

Ну, за это и проголосовали все, кроме тех, кто в уголке сидел. Там хоть несколько людей порядочных оказалось, на них вся надежда в сучьей норе...

Сел, оглядел я ссучившийся весь контингент и про себя, вот тут, сейчас, решил: нет, или будет, как во всех Зонах, по закону воровскому, или я замочу пару-тройку активистов, чтобы уже не жить такой жизнью, пусть под суд снова пойду, ничего, хоть Зону сменю. А вышку не дадут, обхезаются. Вот такой мой себе наказ.

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ

Смотрю, сел Ястребов и взгляды ловит - тех, кто против него голосовал. Да, с этим придется напоследок повозиться, дурь блатняцкую умерить. В изолятор вначале, прижмем по выходе, еще прощения попросит, тоже мне пахан самопальный...

Вызываю я тут осужденного Уларова. Три срока, член СПП.

- Вот уже три месяца осужденный Уларов бегает от работы, - докладываю. Ваше мнение, что делать? Кукшин...

Вначале не хотел в Зону входить этот Уларов, узнал, что там кровный враг его - Джигит. Затащили, теперь вновь условия ставит, фрукт.

- А я что думаю... - зашепелявил Кукшин. - Гляньте, какую морду отъел. Такой на плове у него и дома не было, какую у нас тут отожрал. Почему? Не пашет потому что... Где Уларов? В туалете. Где Уларов? С обеда не пришел. Где? В бане. Вот так каждый день. Влупить ему пятнашку, чтоб зазря бригадный хлебушек не халявил.

- Исключить из СПП! - кто-то крикнул. И поддержали многие. Проголосовали единогласно.

Этот обиделся, что-то по-узбекски говорит, матерится, видать.

- Ты, может, по-русски не понимаешь? - спрашивает Поморник, человек Божий, ему бы все найти возможность человека выспросить.

- Все он понимает, как жрать в столовой - первый бежит, - тут вдруг голос подал Володька Лебедушкин. - Гоните его из отряда. От него прет, как от параши, потому что не моется. Я не знаю, что он там у вас в бане делает, но прет дерьмом от него страшно!

Заржали тут все. Уларов покраснел, опять матерится.

Поднялся Дикушин:

- Ты, Закир, дурака не строй тут: "не понимаю"... Лебедушкин прав. До того дело доходит, что вон намедни ребята его силком в душ затолкали да со шланга поливали, выскочить не давали. А что делать, если не моется! В рабочем так и помыли...

- Так я заболел! - крикнул вдруг Уларов. - Замерз ведь. Совсем дурак! показал он неизвестно на кого. И снова все заржали.

Уларов заплакал.

НЕБО. ВОРОН

Печалиться надо, а не смеяться. Не моется этот бедный человек по той причине, что Джигит обещал лишить его муж-ской чести, и оттого боялся Уларов заходить в баню, ведь именно там это с ним и должны были проделать. Угроза была давно, и Джигит забыл уже свое обещание, но у Уларова остался страх бани, и он не мог побороть этого в себе; и надо бы мыться, а боялся. Знал, что не выдержит этого унижения, может с собой покончить...

ЗОНА. УЛАРОВ

Джигит почему так стращал меня? Проиграл я ему в карты. А чем отдавать? Попой своей, говорит, отдать, чурка. Я говорю - не дамся! А Джигит смеется: не заметишь, говорит, как в бане обмарусим... Так я испугался. Хожу все время, гляжу, нет ли рядом этих козлов, что опозорили земляка моего - Саида Кайранова, он тогда на запретку кинулся, током убило его, хороший парень был, из Самарканда. Ведь меня на воле ждут две жены и одна невеста. Да и таджик со мной сидел, говорил, Джигит со своими петухами всю Зону держит за долги, может на любого натравить. Страшно, да?

ЗОНА. ВОРОНЦОВ

И дали немытому "азияту" для начала пять суток изолятора. Мамочка предупредил, что теперь если будут пропускать архаровцы из нашего отряда занятия в школе, из барака вынесут на вахту субботний телевизор - последнюю нашу усладу.

Под конец заметил, что если Кроха еще раз уронит в школе ручку на пол и будет ее искать полчаса, а на самом деле заглядывать под юбку пожилой Марии Ивановне, которая ему втемяшивала знания о Пушкине, то он будет доучивать "У лукоморья" в штрафном изоляторе, а заодно изучит и "Во глубине сибирских руд...".

Табуретки задвигали, зашаркали сапожищами, подались все курить на улицу. Утопал Мамочка, Володька ушел, а я все сидел и сидел, боясь встать.

Что, теперь я - сука, активист, подлая тварь?

Но я же не с теми, кто хочет подставить, сгноить моих товарищей Гоги, Володьку, Дрозда-балабола. Я с теми, кто им помогает.

Кто я, за кого я?

ВОЛЯ. ДОСТОЕВСКИЙ

Батя, изнуренный за эти долгие минуты душевной борьбы, словно долгие смены пахал на самой трудной, вымотавшей все силушки работе, почувствовал - глаза. Кто-то смотрит на него.

И увидел вдруг на ветке за окном знакомый силуэт.

Не понимая происходящего до конца, встал, открыл форточку, и... ворон...

...и ворон, его ворон...

Васька, ворон...

Ловко протиснувшись в знакомое отверстие, мягко взмахнул крыльями и сел на плечо окаменевшему от неожиданности хозяину.

Квазимода боялся сдвинуться, потому что это могло все разрушить - видение исчезнет...

Но видение, так дурманяще пахнущее лесом и волей, знакомо повело клювом по забывшей его шее и легонько стукнуло по плечу железной своей ножкой-костыликом, будто пробуждая хозяина и подтверждая - я, я это, здравствуй...

И тогда испуганный, вспотевший, растерянный, огромный страшный мальчишка, затаив дыхание, повернул чуть голову к тому, чего не должно было быть, но существовало, и тихонько выдохнул остановившийся в легких воздух, и тихонько дунул на хохолок птице...

Васька...

И, увидев, что ее признали, птица вновь вспорхнула с плеча в спертый барачный воздух и наконец - каркнула, больно-знакомо и привычно резко: кар-рр!

НЕБО. ВОРОН

Здравствуй, человек по прозвищу Квазимода, я вернулся к тебе, и пройдем наши мытарства до конца.

ВОЛЯ. ДОСТОЕВСКИЙ