Любовь красного цвета - Салли Боумен

Возможно, она никогда не признается ему в этом, но случай на кухне очень многому ее научил. Джини и сейчас чувствовала себя в долгу перед Роулендом за его гневную отповедь. Его злые слова словно током ударили ее, встряхнули, помогли выкарабкаться из той трясины отчаяния и безразличия, в которой она медленно увязала уже несколько месяцев. Она не могла без стыда вспоминать о том инциденте – вот и сейчас ее лицо залила краска, – но к этому болезненному ощущению примешивалось теплое чувство благодарности. Роуленд Макгуайр наставил ее на путь истинный. Благодаря ему она вновь обрела себя.

«Надо бы позвонить ему, когда вернусь в отель, – решила она. – И еще Паскалю». А пока оставалось только еще раз посмотреть на часы. Стрелки уже приближались к четырем. Фрике запаздывала.

Расстегнув сумку, Джини вынула фотографию Аннеки. По словам матери, этот снимок был сделан в фотостудии, когда девочке исполнилось четырнадцать лет. Это был последний день рождения, который Аннека успела отметить. С тех пор и до гибели Аннеки не прошло и года.

Хорошенькая девочка с ангельским личиком смотрела прямо на Джини. Льняные волосы короткие, как у матери. Челочка аккуратно подстрижена. На ней было строгое платье, в котором Аннека выглядела моложе своих лет. Как и Майна, Аннека вполне могла сойти за двенадцатилетнюю: тоненькая, плоскогрудая, улыбается натянуто, несмело, словно стесняется объектива камеры.

– Она ненавидела этот портрет, – внезапно раздалось сзади. – Просто терпеть не могла.

Подняв голову, Джини увидела рядом с собой Фрике. В руках у нее был футляр для скрипки. Состроив презрительную гримасу, юное создание уселось за стол. Фрике налила себе кофе и тут же, уставившись на Джини, закурила сигарету.

– Совсем на нее не похоже. Нарядили, как куклу. – Джини снова почувствовала, как по ней пополз медленный, изучающий взгляд Фрике. – Такие вот дела. Как, говоришь, зовут девчонку, которая пропала на этот раз, Майна, что ли? У тебя есть с собой ее фотография?

– Сейчас нет.

– А волосы у нее случаем не темные? Она не брюнетка?

– Нет, рыжая. А что?

– Потому что ему нравятся темненькие. Аннека мне говорила. Даже сама в черный перекрасилась ради него. Ради Стара своего. А ты не знала?

– Нет.

– Ну вот, теперь знаешь. Он обкорнал ее почти наголо. Прическа получилась совсем короткая, под корень, примерно как у тебя. А потом она покрасилась в черный – лишь бы ему угодить. Ей, в общем-то, и самой понравилось. Классный видок получился. Она сама мне говорила.

– Ясно. – Джини ответила ей таким же оценивающим взглядом. – Значит, это ты и хотела мне сказать? Что вы с Аннекой общались уже после того, как она ушла? А родители, получается, ни сном ни духом об этом не ведали?

– Никто не ведал. – Фрике зло посмотрела на Джини и откинула назад длинные волосы. – Можешь им сказать, если хочешь. Мне на это насрать.

– Я не сорока, чужих слов на хвосте не ношу. – Джини на секунду замолкла, пытаясь найти верный тон. – Но почему ты рассказала об этом именно мне?

– Так ведь ты из самой Англии к нам притащилась. – Выпустив густое облако дыма, Фрике неопределенно пожала плечами. – Кто знает, может быть, меня это тронуло. А может, мне кажется, что мозгов у тебя в голове побольше, чем у всей этой сраной швали, которая наперебой лезла к матери за интервью. Я наблюдала за тобой и видела, что ты кое-что просекаешь. Хотя, с другой стороны… Может, мне просто захотелось поговорить с тобой. Все равно Аннеку теперь не вернешь. А-а, какая разница…

– А разве в этом есть какая-нибудь сложность? Ты что, обещала ей держать язык за зубами?

– Ага. Она дважды звонила мне, когда родителей не было дома. В первый раз дня через три после того, как уехала. Во второй – примерно через две недели. Она заставила меня поклясться, что я никому не скажу ни слова. Хотя, в общем-то, и рассказывать нечего. Она не сообщила мне ничего сногсшибательного. Так, просто потрепаться хотелось. Аннека не сказала, где находится. Сказала только, что обязательно вернется. А я, дура, поверила. Думала, с ней в самом деле все о'кей. Думала, она правду говорит…

Фрике заплакала – так же неожиданно, как и ее мать. Слезы капали с кончика ее носа, очки запотели. Она сняла их, начала яростно протирать бумажной салфеткой. Джини внимательно наблюдала за ней. Теперь, без очков, без этой вызывающей бесшабашности на лице, Фрике выглядела трогательно юной, беззащитной. И испуганной.

– Так вот в чем дело, Фрике? – мягко осведомилась Джини, когда девочка чуть-чуть успокоилась. – Значит, ты чувствуешь собственную вину? Это был неверный ход.

– Еще чего! – вспылила девчонка. – С чего это мне чувствовать себя виноватой? Говорю же тебе, ни хрена она мне не сказала! Ни звука из того, что хоть как-то помогло бы разыскать ее. И вообще, пошла ты…

– Хорошо, – успокаивающе произнесла Джини, решая, с какой стороны зайти на сей раз. Было очевидно, что простое человеческое сочувствие только еще больше злит девчонку. – В таком случае давай проясним некоторые факты. Начнем хотя бы с тебя. Ведь твой английский совсем не похож на тот, который учат в школе. Ты прекрасно овладела всеми этими словечками, которыми крутые парни пересыпают свою речь. Скажи, кто научил тебя изъясняться на сленге? Какой-нибудь американец? Или англичанин? Без учителя тут явно не обошлось.

– Городишь чепуху какую-то. Любой голландец хорошо говорит по-английски. Я, например, язык с шести лет учу.

– Послушай, Фрике, только мне эти сказки не рассказывай! В школе таким словечкам не учат. А ты их вворачиваешь всегда к месту, даже не задумываясь.

– Ну и что из этого? По-твоему, что, преступление водить дружбу с англичанами или американцами? – Девчонка снова облила Джини презрением. – Да Амстердам круглый год иностранцами набит! И среди них полно моих ровесников. Ясное дело, я разговариваю с ними, встречаюсь то там, то сям…

– Где же это – «то там, то сям»?

– Да где угодно! В кафе, например. В выставочных залах. Здесь, на Лейдсеплейн…

– Ну-ну, будет тебе, Фрике, перестань. Хватит бросаться на меня. Думаешь, я не понимаю. Ты же обеспечивала Аннеке прикрытие. Так или нет? Все то время, пока твоя мать твердила мне, как она Аннеку сторожила да как за ней следила, как хорошо всегда знала, где та находится, я пыталась сообразить, как Аннеке удавалось обходить все запреты. И ты знаешь, я все поняла! Причем для этого даже особой сообразительности не потребовалось. Ведь вы проделывали все это вместе, не так ли? Обеспечивали друг другу алиби. Покрывали друг друга.

– Может, и так. Ну и что из этого? Все так делают. И если нам удавалось разок-другой вырваться из тюрьмы…