Путеводная звезда - Анастасия Дробина

– А где Роза? – силясь сесть, испуганно спросил он.

– Вот балда! – Белаш перестал его трясти. – Очнись, брат, ты ее в руках держишь. Как ты ее в этой каше выловил – зарежь, не пойму.

Роза лежала у Ильи поперек колен – неподвижная, с закрытыми глазами. Ее юбка, порванная и мокрая, задралась выше колен. Машинально Илья одернул ее. Стараясь, чтобы не дрогнул голос, спросил:

– Она жива?

– Если не отпустишь – может и помереть.

Илья с усилием взял Розу на руки, перевернул вниз лицом. Она застонала. Ледяная рука слабо ухватилась за запястье Ильи.

– Смоляко?..

– Фу! Слава богу… Роза, ну разве можно так?.. – растерянно прошептал он, прижимая ее к себе. – Что же ты, дура, сотворила-то? Еще б чуть-чуть – и не успели бы мы…

– Я… я хочу домой…

Рыбаки, стоящие рядом, весело, облегченно рассмеялись.

– Неси домой, – ухмыльнулся Белаш. – Там сам разберешься, как ее в чувство приводить. Помощь занадобится – покличешь.

– Иди к чертям! – огрызнулся Илья. Помедлив, добавил: – Спасибо, брат.

Белаш отмахнулся. Пересиливая подступившую тошноту и дрожь в коленях, Илья поднялся на ноги, перекинул Розу через плечо и понес ее к поселку. Следом толпой потянулись рыбаки. Вскоре берег был пуст, и только растрепанные волны с ревом выбрасывали на оползающую гальку обломки разбившихся о камни шаланд.

Полночи Илье не давал спать кашель Розы и болезненные вздохи. Лежа в темноте, он чувствовал, как Роза дрожит рядом с ним, как судорожно кутается в одеяло, которое быстро все оказалось на ней, как накрывает голову подушкой. Зная ее характер, Илья сколько мог прикидывался спящим, но к рассвету, когда Роза зашлась в долгом приступе сиплого, лающего кашля, все-таки не выдержал:

– Тебе очень плохо? Да? Может, за Лейбой в город съездить?

– Спи ты, каторга… – придушенно выругалась она в подушку. – Никого мне не надо! Чихнуть спокойно не дадут, тьфу…

Голос ее был обычным, ворчливым, и Илья, сам измученный штормом, борьбой с волнами и бессонной ночью, уснул в минуту.

А утром Роза, не вставая с постели, хрипло спросила:

– Ты чего по дому толчешься? В город на базар не идешь разве? Долго мне на тебя еще смотреть?

Илья сразу понял, что сегодня он никуда не уйдет. Подойдя к кровати, он сдвинул рукой с подушки жесткие от соли, спутанные с водорослями волосы Розы… и мороз пробежал по спине, когда он увидел на постели багряные пятна.

– Роза, это что?

– Дурак… не знаешь, что у баб такое бывает?

– Да что ты мне голову дуришь! Это не то совсем! Это ночью, да?!

– Отвяжись, добром прошу… – глухо сказала Роза, отворачиваясь к стене.

– Я за Лейбой поехал.

Она не отвечала. Потемнев, Илья сорвал со стены узду, быстро вышел.

Старый раввин Лейба Аронсиони прибыл в рыбачий поселок через два часа, сидя на лошади позади Ильи. Это был старый, благообразный, оборванный еврей, весь обвешанный сумочками, мешочками и узелками с травами и порошками. Диплома врача у Лейбы, разумеется, не было, но знахарем он был отменным и более-менее успешно лечил все: от открытых переломов до белой горячки. Когда Лейба, охая и причитая, сполз на животе с крупа буланого, всю дорогу мучившегося от невозможности пуститься рысью (раввин побаивался быстрой езды), он увидел странную картину: перед кабаком Лазаря стояли, сидели и лежали люди. Казалось, весь поселок явился сюда в разгар дня. Три десятка оседланных лошадей – целый табун! – бродили у коновязи. Кучками стояли непривычно молчаливые женщины. Старый покосившийся плетень плотно облепила ребятня, а Лазарь, сидящий на окне дома ногами наружу, и не думал ее прогонять. У самого крыльца, растянувшись в пыли и положив головы на животы жен, лежали приехавшие из Одессы цыгане. Было тихо.

– Что за шамес? – вежливо поинтересовался старый раввин, обращаясь ко всем сразу. – Где Роза?

Лазарь слез с окна. Кряхтя, пошел открыть дверь для раввина. Кое-кто было встал, чтобы пойти следом за ним, но Лейба, остановившись в дверях, строго сказал:

– Оставайтесь здесь, божьи дети.

– Мне, Лейба! – шепотом попросил Илья. – Можно мне?

– Сиди здесь, босяк!

Тяжелая дверь захлопнулась. Илья медленно опустился на землю, и во дворе трактира снова наступила тишина, которую изредка прерывало лишь лошадиное фырканье у коновязи. Вскоре в окне появилась седая голова Лейбы.

– Янка, иди сюда!

Худая, маленькая, сморщенная, как высохшая репа, жена Иона, первая в поселке колдунья, помчалась в дом. С ее уходом стало еще тише. Над морем висел белый шар солнца, к нему неслись, пронзительно вскрикивая, беспокойные чайки. Время ползло бесконечно, Илья уже извелся, выкуривая третью подряд трубку и без конца сплевывая от горечи во рту. По земле потянулись, все удлиняясь, черные тучи. День перевалил на вторую половину, но никто не думал уходить, словно у сидящих перед трактиром людей не было ни своих дел, ни ремесла, ни семей. Даже рыбаки, пропустившие утренний лов, казалось, не думали об этом; даже молочники-молдаване не ехали в город, забыв о пропавшем от жары товаре. Лазарь, вздыхая, уже третий час тер полотенцем граненый стакан. Юлька лежала, закинув руки за голову, на земле под грецким орехом, жевала травинку. Цыгане, казалось, обратились в статуи и даже не отодвигались от палившего их лица солнца.

Наконец взвизгнула дверь. Разом поднялись все головы. На двор стремглав вылетела Янка. Ее морщинистое коричневое лицо было заплакано.

– Ну что, ну что? – засыпали ее вопросами. Янка, не отвечая, обхватила руками столб плетня, тихо завыла, мотая обвязанной белым платком головой. Илья, бросив в пыль трубку, одним прыжком оказался рядом с ней… Но дверь скрипнула снова, и на крыльцо вышел старый Лейба. Люди хлынули к трактиру.

– Что с Розой, Лейба? – сдавленно спросил Илья.

Слезящиеся глаза старого еврея смотрели поверх голов на слепящее солнце. Лейба молчал до тех пор, пока Илья не зарычал, и лишь тогда нараспев, дребезжащим голосом произнес:

– Бог один, Илья, и все мы дети его. Он отпускает нас на эту землю, он забирает нас с нее. Против его воли…

– Равви!!! – в голос заорал Илья, впервые в жизни перебив человека старше себя. – Что с Розой?!

Мышиные лысые веки Лейбы задрожали. Он провел сухими ручками по лицу, по груди.

– Наверное, уже поздно.

По толпе людей прокатился единый вздох. Несколько человек подбежали ближе к крыльцу… и отшатнулись, увидев лицо Ильи, упавшего на колени перед старым евреем.

– Равви! Лейба! Да нельзя же так! Такого и быть не может! Что ты говоришь, она же здоровая, как моя кобыла! Скажи, что ей надо! Вылечи ее! У меня деньги есть, много, – все твои будут, до копейки, все! Хочешь – отдашь в синагогу, хочешь – Хаву свою замуж выдашь! Лейба! Брешешь ты, что ли, черти бы тебя задушили?!