История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Во время конного боя эта фаланга настигла неприятельскую пехоту и огромным перевесом сил - 55 000 гоплитов против 20 000 - оттеснил ее назад. Но конница остановила с тыла наступавшую массу противника. Хотя иберийские, кельтские и нумидийские всадники и не могли ворваться в легионы и опрокинуть их огромную массу, но они ринулись на нее с метательными копьями и вместе с пуническими стрелками осыпали их с тыла таким градом дротиков, стрел и камней, что заставили обратиться в бегство последние шеренги и тем задержали дальнейшее наступление фаланги. Теперь центр карфагенян смог удержаться. Обе задержанные позади колонны карфагенской пехоты - африканцы - двинулись вперед, обошли крыло римской фаланги и, окружив ее справа и слева, закончили охват неприятеля так, что он был атакован одновременно со всех сторон.

 Несмотря на то что римская конница очистила поле сражения, римляне все еще численно превышали неприятеля. "Концентрические действия против неприятеля не подобают более слабой стороне", - говорит Клаузевиц в своем сочинении "О войне". В таком духе выразился и Наполеон: "Более слабый не должен одновременно обходить с обоих флангов". Здесь же более слабый противник сделал обход с обеих сторон, пока не сомкнул кольца. Если по распоряжению консулов манипулы держались оборонительной тактики с трех сторон, то с четвертой они могли мощным натиском прорваться сквозь посредственно сильное кольцо фронта и, расширяя прорыв, заставить свернуться неприятельское войско. Но для такого маневра требовалось гораздо больше тактических данных, чем имело гражданское войско Рима. Манипулы не являются самостоятельными тактическими единицами, а лишь отдельными членами однородного тактического целого, называемого фалангой. Легионы также не были тактическими единицами, способными и привычными к самостоятельным действиям. Они являются лишь единицами административными.

 Если бы легионеры стояли один позади другого, то еще можно себе представить, что в случае крайней необходимости задние фланговые легионы, сделав поворот, отбили бы неприятельскую кавалерию и африканцев, а остальные 6 легионов, уже теснившие впереди себя неприятельские части иберийцев и галлов, окончательно опрокинули бы их. Но римляне ни в коем случае так расположены, не были: их легионы стояли в ряд, и ни один из них не мог сделать самостоятельного движения, не расстроив всей фаланги. Большая глубина достигалась глубоким построением каждой отдельной манипулы (наиболее характерная особенность римской тактики), причем три эшелона манипул - гастаты, принципы и триарии - были нераздельны. Нам кажется очень простым, что манипула триариев могла, повернувшись, обороняться от конницы Гасдрубала копьями, а гастаты и принципы при их огромном численном превосходстве могли бы продолжить начатый натиск. Но такой тактический поворот, хотя и кажется очень простым, не мог быть импровизирован, а триарии тем менее могли принять бой с тыла, что в манипулах имелись большие интервалы (ср. выше, стр. 209), которые они не были в состоянии сразу заполнить и, таким образом, упорядочить фронт. Вся римская пехота привыкла производить натиск сомкнутой фалангой до тех пор, пока неприятель не сдавался и не бежал. Когда раздался клич: "Натиск с тыла" - и задние шеренги сделали поворот, тогда поступательный натиск масс прекратился, и вся фаланга принуждена была остановиться. В этот момент она была безвозвратно потеряна.

 Преимущество численного превосходства было парализовано. Ведь все его значение заключалось только в огромном физическом и моральном нажиме, который производили задние шеренги. Оружие пускалось в ход лишь ничтожной частью фаланги. В тот момент, когда атака с тыла прекратила фронтальный натиск, вступили в бой лишь крайние ряды фаланги, ограничиваясь простой обороной.

 Карфагенские наемники, чуя близкую добычу и будучи уверены в победе, стали напирать со всех сторон. Ни один удар, направленный в массу римлян, не пропал даром. Охваченные ужасом, римляне пришли в замешательство и расстроили ряды. Чем меньше они могли пускать в ход оружие, тем яростнее и увереннее косил неприятельский меч.

 Много часов подряд было избиение. Римское войско было почти все уничтожено; лишь немногие были взяты живыми в плен. Едва ли четвертой части удалось бежать.

 Итак, решающее значение имела тыловая атака карфагенской кавалерии. Но в изложении Полибия есть удивительное противоречие: с одной стороны, Ганнибал в своей речи к воинам накануне сражения говорит о победе, которую, несомненно, должен одержать Карфаген благодаря превосходству кавалерии, - и сам автор в заключительном выводе говорит об этом превосходстве кавалерии как об основной причине победы; с другой стороны, Полибий усиленно подчеркивает значение фланговой атаки африканцев. Маневр кавалерии приписывается даже не Ганнибалу, а самостоятельному приказу Гасдрубала. Римляне, - говорит он, - столкнувшись с выдвинутым вперед центром карфагенян и отогнав его, сбились к середине и постепенно стали втягиваться в африканские части, на что и рассчитывал Ганнибал.

 Что римляне действительно сбились к середине, весьма понятно. Их фланговые манипулы, правда, несколько опередили карфагенский центр и не могли повернуться к его крылу, так как имели перед собой расположившихся уступами африканцев, которые могли ударить им самим во фланг. Они продолжали свое движение вперед, но усердие стоявших позади частей, еще надеявшихся на непосредственную схватку с кельтами и иберийцами, устремляло их к середине. Кроме того, крайние фланговые манипулы несколько медленнее продвигались вперед, так как неудачно протекавший рядом с ними конный бой сильно отвлекал их внимание. Но не нужно, конечно, понимать так, что лишь из-за этого перемещения африканцам удался охват фланга. Также мало могло приостановить натиск римского центра фланговое продвижение африканцев. Если бы для победы над храбрым войском, превосходившим противника также и численностью достаточно было лишь удлинить или сделать менее глубокой собственную линию и направить удар против неприятельского фланга, то этот искусный, прием применялся очень часто. Опасность его заключается в том, что при охвате фланга собственный центр, который необходимо для этой цели ослабить, легко может быть прорван. То, что при Каннах такого прорыва не было, является отличительной чертой этого сражения. Это может быть объяснимо лишь тыловой атакой массы пунической конницы; поэтому, правилен конечный вывод Полибия, что решающим моментом явилось превосходство карфагенской кавалерии. И вовсе не по собственному почину, а выполняя боевой замысел своего полководца, Гасдрубал привел в исполнение данный маневр.

 Как ни правильно то положение, что более слабой стороне не следует обходить неприятеля одновременно с двух сторон, ибо этим чрезмерно ослабляется центр, Ганнибал решился наперекор этому правилу окружить с 50 000 чел. неприятельское войско в 70 000 и почти целиком уничтожил его в этом железном кольце.

 В течение нескольких часов должно было длиться жестокое, страшное избиение. Одних карфагенян погибло не меньше 5 700. Из римлян полегло на поле брани 48 000, бежало 16 000, остальные попали в плен.

 Самое существенное в этом сражении то, что пунический центр мог держаться, пока кавалерия гнала римскую конницу и закончила обход ее; но почему Ганнибал не поставил в середину свои самые надежные войска - африканцев - и почему он при этом еще выдвинул центр? Ведь чем дальше он удерживал бы его, чем позже начался бы в этом месте бой, тем больше было бы вероятия, что кавалерия своевременно исполнит свою задачу, и тем меньше было опасности, что центр преждевременно уступит напору противника. Почему же Ганнибал не поступил наоборот? Почему он не выдвинул кавалерию и не поставил ее перед обоими флангами пехоты в таком порядке, чтобы полумесяц, говоря словами Полибия, получил обратную форму?

 При внимательном рассмотрении оказывается, что оно так и было. Выдвижение центра не меняет его отношения к кавалерии; напротив, кавалерия была уже продвинута, когда стычки пехотинцев только начались. Но она не должна была преждевременно наступать, иначе не дошло бы, пожалуй, до полного развития сражения. Пунический полководец должен был быть готов к тому, что консулы, видя, как разметало их кавалерию, в спешном порядке могли повернуть пехоту назад к укрепленному лагерю. Лишь когда все римское войско приблизилось настолько, что не могло никоим образом уклониться от сражения, конница могла броситься в атаку; поэтому кавалерия стояла с пехотой на одной линии, а африканцы, которые должны были сделать поворот, были оттянуты в тыл кавалерии.

 Таким образом, нельзя было избежать того опасного момента, когда слабый пунический центр оказался без всякого подкрепления и подвергся натиску огромных масс римских легионов. Тем разительнее факт, что в этих местах были расставлены наименее надежные союзники - галлы.