Не искушай меня (ЛП) - Уолтерс А. Мередит

— Он в критическом состоянии. Но стабилен. Они начали процесс детоксикации, — объяснила она.

— Хочешь пойти туда и увидеть его? — спросила она меня.

Я отошла от стойки регистрации.

— Нет, — ответила я и покинула Центр экстренной помощи.

Я поехала домой. Когда добралась туда, Рене ждала меня.

И она была не одна.

— У нас компания, — произнесла Рене, бросая на него яростный взгляд.

Брукс встал.

— Привет, — произнес он, и я сорвалась.

Я просто сорвалась.

Я побежала к нему и обняла его руками за талию, уткнулась лицом в его свежую, чистую рубашку, и зарыдала.

Брукс замер в ту секунду, когда я прикоснулась к нему, но меня начало трясти, мое тело охватили спазмы от силы моего рыдания, он усилил свою хватку, его рука успокаивающе поглаживала мою спину.

— Обри, что не так? Что произошло? — спрашивал он снова и снова, но я не могла говорить. Не могла вымолвить ни слова.

Рене присоединилась к нам, и двое моих лучших друзей держали меня, пока я распадалась на части.

Когда я перестала плакать из-за Максу, из-за себя, за нас, которых никогда не будет, я упала на кровать и уснула. Думать о том, что могло произойти с Максом, если бы я не оказалась там вовремя, было больно, и я не могла с этим справиться.

***

На следующий день я снова поехала к Максу в больницу и представилась его сестрой. Медсестра не задавала мне вопросов, и было трудно не критиковать отсутствия у них проверки безопасности.

Мне сказали идти прямо по коридору, палата Макса под номер 302. Я пошла в этом направлении и оказалась в коридоре, но не могла заставить себя войти.

Макс спал: везде были трубки и мониторы. Он был белым, как простыня, его светлые кудри жирные и безжизненные. Медленно я вошла внутрь и села у его кровати.

Я не брала его за руку. Не плакала. Просто смотрела на мужчину, которого любила всем сердцем. Он с такой охотой отбросил все, что между нами было. И ради чего? Вот этого?

В палату торопливо вошла медсестра, бросив мне смущенную улыбку. Она проверила мониторы и капельницу.

— Он будет в порядке? — спросила я у нее прежде, чем она ушла.

— У него впереди чертовски трудный путь. Всю ночь у него стояла капельница налоксона, от чего у него будет ломка. Как только он будет достаточно стабильным, чтобы двигаться, то отправится в блок детоксикации. После этого, доктор порекомендует программу реабилитации, но все будет зависеть только от того, захочет он этого или нет, — продекларировала медсестра по-научному.

— Хорошо, спасибо, — это все, что я могла сказать.

— Полагаю, ты его семья? — спросила медсестра, посылая мне взгляд, который говорил, она знает, что я точно не его сестра.

— Конечно, — ответила я, мой взгляд упал на Макса, который до сих пор не пришел в сознание.

— Реабилитация, единственный шанс для этого парня. Его сердце останавливалось дважды после того, как его доставили сюда. Его тело в плохой форме. Органы были на грани прекращения функционирования. Если бы он был моей семьей, я бы сделала все что могу, чтобы он туда отправился.

Я кивнула, горло сильно сжалось. Медсестра посмотрела строгим взглядом на Макса.

— Не всем дается второй шанс. Давай надеется, что он им воспользуется, — произнесла она, ее слова отрывистые. Она слабо улыбнулась, прежде чем уйти.

Я сидела на стуле, наблюдая, как он спит. Я бы хотела быть уверенной, что он примет правильное решение, что он отправится на реабилитацию и ему станет лучше. Но я просто не знала.

У Макса были две стороны, которые полностью противоречили друг другу. Одна хотела нормальной жизни. Он хотел учиться, заботиться о брате, любить меня, и быть счастливым. Это сторона Макса, которая, несомненно, примет правильное решение.

Однако, была и более темная, саморазрушающая сторона, которая была эгоистичной и жалкой, и он нуждался в побеге, который могли предоставить лишь наркотики. И эта сторона Макса не сделает ничего, что удержит ее от того, что он любит больше всего — его кайф.

Желая прикоснуться к нему, я подняла руку и взяла его слабую руку в свою. Я хотела плакать, но слез не осталось.

Так что я сидела там, держала его руку, зная, какой бы путь он не выбрал, он должен пройти его один.

***

— Обри, пожалуйста, садись, — сказала доктор Лоуэлл, закрывая за мной дверь своего офиса. Из-за последствий передозировки Макса, я ненадолго забыла о дне своей расплаты.

Доктор Лоуэлл выглядела старше, чем я помнила ее.

— Никогда не думала, что буду вести с тобой такой разговор, Обри. Сказать, что я разочарована, будет огромным преуменьшением, — начала доктор Лоуэлл.

— Ты знаешь, я разговаривала с Кристи Хинкл, и знаю, ты знаешь о том, в чем тебя обвиняют. Кристи говорит, что она уже разговаривала с тобой, и что ты призналась в не приемлемой связи с членом группы поддержки, в которой ты было со-координатором. Правильно? — спросила она меня, ее голос звучал устало.

Я кивнула.

— Да, это правда, доктор Лоуэлл. — Я не буду этого отрицать. Пришло время принять ответственность за свой выбор.

Мои мысли вернулись к Максу, который сейчас, скорее всего, был в сознании, лежал в палате детоксикации, вероятно задаваясь вопросом, почему я не пришла увидеться с ним. Он не знает, что я была рядом с ним большую часть времени, что он провел в бессознательном состоянии, и только когда я узнала, что он будет в порядке, то нашла в себе силы уйти, зная, что он должен сам принять свой выбор.

И он никак не связан со мной.

Доктор Лоуэлл сняла очки и потерла глаза.

— Мне не надо говорить тебе, насколько серьезное это обвинение. Ты нарушила наш этический кодекс поведения. Злоупотребила своей ролью консультанта и воспользовалась уязвленной позицией человека. Это грубейший поступок, Обри, — заявила доктор Лоуэлл, ее голос наполнен недовольством.

— Я понимаю, — все, что я ответила.

— Я должна буду заняться вневедомственным расследованием твоего поведения. Будет слушание, на котором ты будешь защищаться. Если твой поступок признают неправомерным, как твое подтверждение это ясно доказывает, тебе предъявят дисциплинарное отстранение. Дисциплинарный совет будет принимать решение о том, надо ли отстранять тебя от программы консультирования, — объяснила доктор Лоуэлл.

Я лишь кивнула.

— Ты получишь информацию касательно интервью для расследования и о времени слушания по почте. Больше информации о процессе ты получишь, когда пройдешь интервью. У тебя есть вопросы? — спросила доктор Лоуэлл, ее глаза впиваются в мои.

— Нет, — ответила я, смирившись с судьбой.

— Тогда можешь идти. Но знай, я никогда не была так разочарована ни в одном из студентов. Твое поведение шокирующее и плохо отразится не только на тебе, но и на всем департаменте.

Меня выгнали.

Я вязал сумку и покинула офис доктора Лоуэлл, голова низко опущена.

В глубине сумки зазвонил телефон. Я вытащила его и посмотрела на экран, не узнавая номер.

— Обри, — выдохнул голос на другом конце телефона, когда я произнесла приветствие.

— Макс, — произнесла я, легко узнавая его скрипучий голос.

Я тяжело опустилась на скамейку около библиотеки, спрятавшись в нише и скрывшись из вида. Мои дрожащие руки с трудом удерживали телефон, пока я прижимала его к уху.

Я ждала и боялась этого момента. Я надеялась, что Макс воспользуется своим временем в больнице и поймет, куда катится его жизнь. По тону, которым было произнесено мое имя, я знала, не в этом было дело.

Он был зол. Ему было больно. Он чувствовал предательство и одиночество. Мне больно было думать, что все это он чувствовал из-за меня. Но честно, это был единственный способ, которым я могла помочь ему. И помочь себе.

— Тебя уже выписали из больницы? — спросила я после неуютного молчания.

— Нет. Я до сих пор здесь. Я был в палате детоксикации 72 часа, или так они мне сказали. Говорят, завтра я могу отправиться домой.