Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе) (ЛП) - Мишель Пейвер

Ох уж этот Торак! Прошло уже два дня, но стоило Ренн вспомнить о нем, и она тут же приходила в ярость. Он ей больше не друг! Друзья не убегают прочь, не сказав ни слова и оставив «на память» лишь какой-то раскрашенный камешек!

Чтобы как-то отвлечься от мучительной тревоги, Ренн каждый день уходила на охоту, и, поскольку она была очень хорошей охотницей, Фин-Кединн отпускал ее. Именно во время охоты она и получила тот укус. Так что и в этом она отчасти тоже винила Торака.

Это случилось утром. Встав на рассвете, Ренн шла по окутанному туманной дымкой Лесу к густому орешнику на юго-восточном краю речной долины, где накануне поставила несколько ловушек.

Добравшись туда и осмотрев ловушки, она уже решила, что все они пусты, но тут со дна одной из них донесся тихий шорох.

И Ренн, позабыв первое, и основное, из тех правил охоты, которым учил ее Фин-Кединн, не глядя сунула руку в ловушку.

Боль была просто ужасной. От вопля Ренн весь Лес, казалось, содрогнулся, даже лесные голуби с шумом слетели с ветвей.

Подвывая, она потянула руку, но тот, кто ее укусил, держал крепко. Видеть его она не могла — ловушку скрывала слишком густая листва, — но и вырвать из его зубов руку ей тоже не удавалось. Тогда, выхватив нож, Ренн решительно, не глядя, во что-то его вонзила — и в ужасе отпрянула. Это оказалась не гадюка и не ласка, это был РЕБЕНОК! Сверкнули из-под грязных волос блестящие глаза, мелькнули острые коричневые зубы, впившиеся ей в ладонь…

Она снова замахнулась ножом, надеясь отпугнуть его, — и невиданное существо, злобно на нее глянув, выпустило ее руку, зашипело — да-да, зашипело, точно разгневанная росомаха! — и исчезло.

А через несколько мгновений к Ренн подбежали Тулл и Фин-Кединн с топорами наготове.

Ренн и сама не поняла, почему сразу не рассказала им о том, что с ней случилось. Пряча руку за спиной, она постаралась скрыть и то, как потрясена и испугана столь неожиданным нападением.

— До чего же глупо я поступила! Сунула руку в ловушку, даже не заглянув туда! — с нервным смехом призналась она. — Мне еще повезло, что это была всего лишь ласка!

Тулл вздохнул с явным облегчением и тут же пошел назад, на стоянку. Но Фин-Кединн уходить не спешил и пытливо смотрел на Ренн. Она молчала, хоть глаз и не отвела.

И вот теперь, когда старая колдунья наконец остановилась, углубившись в горловину реки уже шагов на двадцать, Ренн не выдержала.

— Так что же это было такое? — снова спросила она, настороженно озираясь. Она не любила заходить сюда и редко это делала без особой надобности.

Даже в полдень все здесь укрывала густая тень. В горловине всегда было полутемно, ее мрачные крутые берега скрывали от глаз все, кроме узкой полоски неба. Широкая Вода тоже явно не любила эту горловину: она сердито неслась по ней, словно стараясь поскорее миновать хаотичное нагромождение валунов.

Ренн вздрогнула: тут любой «токорот» подкрадется к тебе сзади, а ты и не заметишь…

— Токорот, — пробормотала Саеунн, заставив Ренн подпрыгнуть от неожиданности.

— Но что это такое?

Саеунн не ответила. Поджав ноги и натянув на костлявые колени свою длинную рубаху, она скорчилась на клочке красноватой глины у самой воды. Из-под края рубахи торчали ее босые ноги с коричневыми загнутыми ногтями.

Как-то раз Торак сказал Ренн, что Саеунн напоминает ему ворона. «Старого ворона, в котором уже никаких добрых чувств не осталось». Самой же Ренн колдунья казалась больше похожей на выжженную солнцем землю: иссохшую и очень-очень твердую. Но насчет добрых чувств Торак был прав. Ренн знала старую колдунью всю свою жизнь, но ни разу не видела, чтобы та улыбалась.

— С какой это стати я тебе о токороте рассказывать буду? — отрывисто прокаркала Саеунн. — О токороте ты, видите ли, узнать захотела, а колдовству учиться у тебя желания нет!

— А мне колдовством заниматься не нравится! — насупилась Ренн.

— Но у тебя к этому призвание. Ты обладаешь даром предвидения.

— У меня и к охоте призвание, но ты…

— Ты просто забиваешь себе голову этой охотой! — сердито отрезала Саеунн. — Собственной судьбы избежать хочешь. Все, что угодно, лишь бы не становиться колдуньей!

Ренн набрала полную грудь воздуха, стараясь сдержать гнев. Спорить с Саеунн — все равно что пытаться расколоть кремень с помощью перышка. К тому же Ренн чувствовала: в словах колдуньи есть доля правды.

И она решила пока проявить терпение.

— Расскажи мне, пожалуйста, кто такой токорот, — кротко попросила она.

— Токорот, — начала Саеунн, — это ребенок, которого растили в одиночестве и в полной темноте, как призрака или злого духа.

И стоило ей заговорить, как небо совсем помрачнело и пошел мелкий дождь, покрывая оспинками красноватую землю на берегу.

— Токорот, — продолжала колдунья, — не знает ни добра, ни зла, ни правды, ни неправды. Он совершенно лишен милосердия, ибо его учили лишь ненавидеть этот мир. Он не подчиняется никому, кроме своего создателя. — Саеунн неотрывно смотрела на черную, быстро бегущую воду. — Он — один из тех, кого обитатели Леса боятся больше всего. Я и не думала, что за свою жизнь услышу хоть об одном токороте.

Ренн посмотрела на укушенную токоротом руку. Несмотря на повязку из мать-и-мачехи с паутиной, которую наложила Саеунн, рана мучительно болела.

— Ты сказала «кроме своего создателя». Кого ты имела в виду? — спросила Ренн.

Высохшей лапкой, похожей на коготь ворона, Саеунн стиснула посох и пояснила:

— Того, кто похитил этого ребенка. А потом, пленив злого духа, поместил его в тело пленника, точно в ловушку, превратив несчастное дитя в призрака.

Ренн недоверчиво покачала головой:

— Но почему же я никогда прежде об этом не слыхала?

— В наши дни лишь очень немногие знают о токоротах, — сказала Саеунн. — Еще меньше тех, кто осмеливается говорить о них. И потом, — прибавила она, пристально глядя на Ренн, — ты ведь совсем не хотела учиться магии и колдовству. Или ты об этом забыла?

Ренн вспыхнула.

— А как их создают? — спросила она.

И удивилась, увидев, что уголки безгубого рта колдуньи изогнулись в одобрительной гримасе, весьма напоминавшей улыбку.

— Ты смотришь в корень, это хорошо. Именно так и поступают настоящие колдуны.

Ренн промолчала.

Саеунн начертила на земле какую-то метку, не показывая ее Ренн.

— Считаюсь, что черная магия, которой пользуются при создании токорота, — сказала она, — давным-давно позабыта. Во всяком случае, так думали мы. Но, видно, кто-то заново постиг это искусство. — Колдунья убрала руку, и Ренн стал виден изображенный ею символ: трезубец, знак Пожирателей Душ.