Ниточка судьбы - Елена Гонцова

Тульчин осушил старинный кубок, наполненный другим бородачом, отчасти похожим на русского, и только тогда Вера почувствовала, что за все это время он не отдыхал ни секунды.

Но прежде чем девушка успела обвинить во всем себя, в ней точно возник алмазный свет, которого раньше не было. Думать о себе отдельно от Тульчина теперь не было никакого смысла. Виновата она или нет, злой рок повелевал ею или всемогущее провидение да какая, в сущности, разница! Эта неизвестность вернула их друг другу.

Катарина говорила о том, что Вера и Алексей просто обязаны поселиться в Сетубале или купить здесь дом, чтобы приезжать сюда как можно чаще. Ведь в Португалии нечто русское видно невооруженным глазом.

По реакции Тульчина можно было догадаться, что он нисколько не возражает. Он хотел бы жить, причем одновременно, в двенадцати точках мира сразу.

Стрешнева всячески хотела отодвинуть свое «я», чтобы этот опытный хищник опять не вывернул все наизнанку, как в прошлый раз. Она старалась не думать о последнем московском разговоре, превратившемся в ссору, которая едва не закончилась трагически. И все-таки с ужасом вспомнила все до мельчайших деталей.

И поначалу испугалась себя. Вере показалось, что где-то внутри зашевелился дракон. Она даже увидела себя со стороны, убегающую отсюда, куда глаза глядят, в руки бандитов, мерзавцев, купленных за большие деньги врачей и санитаров, которые окончательно превратят ее в человекообразное инфантильное отребье. И ужаснулась тому, что однажды уже сделала это. Не так явно и откровенно, как в этом видении, но, по существу, она поступила именно так.

Почему и для чего? Ведь это было бессознательным самоубийством. Она слышала, что люди, стремящиеся свести счеты с жизнью, не обязательно стреляются, вешаются или пьют яд, — есть десятки других эффективных способов. Например, смертельные игры, вроде езды с бешеной скоростью на автомобиле.

Игра со славой или разнообразные подобия ее — едва ли не то же самое. Скрытая форма суицида. Мало ли молодых звезд блистало на европейском небосклоне! А где они? Куда пропали? В каких трущобах или мещанских кварталах влачат теперь свое жалкое существование? Представив все это в мгновение ока, Вера стремительно разрешила для себя все вопросы, чтобы в случае чего Алексей не уловил бы и тени сомнения на ее лице.

Но вышло совсем не так, как она предполагала…

Вечером они с Алексеем отправились в долину ключей. Вера хотела, чтобы Тульчин послушал гармонический шум, похожий на дальний гром подземной кузницы, в которой не покладая рук трудятся сказочные кузнецы и ювелиры, умножающие сокровища тамплиеров.

— Да, здесь все — музыка, — заметил он. — Идеальное место для тебя. Как же ты попала именно сюда? Я тебя не шокирую этим вопросом?

— Да что ты, после того как я потеряла способность помнить о многом, а потом вспомнила все, со мной что-то сделалось. Москва для меня, например, сейчас заселяется вновь. Сейчас в ней всего несколько жителей. Ты да капитан Кравцов, Володя Осетров, моя кошка Штука, Танюшка в своем Тропареве. Соболева сама по себе, не важно, что она профессор и ученица великого Генриха Нейгауза.

— Прости, что я тогда не к месту процитировал Нейгауза, — куда-то в сторону произнес Тульчин.

Он смотрел на солнце, опускающееся за темные дубы.

— Я все простила тебе в тот же вечер. Я расскажу после, как это со мной происходило. Интересно, так я разговаривала сама с собой, как Баба-яга со своей ступой.

— Ты можешь спокойно готовиться к московскому конкурсу, — без всякой связи сказал Алексей. — Тебе никто теперь не сможет помешать.

— Даже всемогущий Третьяков? — без видимого интереса спросила Вера.

— Надеюсь, что нет. Сейчас он под пристальным наблюдением нашего несравненного «шерифа». Оказывается, он был связан с замечательным деятелем, этаким наркодельцом, державшим в руках всю наркоторговлю Сибири и Урала.

— Удивительные вещи, — спокойно произнесла Стрешнева. — Кажется, я даже знаю его кличку. Не Новик ли? Новиков, наверное.

— Откуда ты знаешь? — удивился Тульчин.

— В Питере подслушала. И понимаю теперь, что тот «репортер» с самолета тоже его человек. А если сопоставить некоторые высказывания капитана Кравцова, то получается, что никакой он не репортер, а мент, которого Павел вычислял, Палкин, кажется. Но что-то мне все это теперь, Алеша, не интересно. Конкурс-то будет?

— Еще как будет, — печально сказал Тульчин. — И ты его выиграешь! Я нисколько не сомневаюсь.

— Нет, — возразила Вера. — Во-первых, скандал этот… газетный…

— Никакого скандала!

— Неправда, разговаривали бы мы с тобой вот здесь.

— Ну беседовали бы в Риме, например. Никакого скандала, конкретно — распря двух магнатов — Крутицкого и Новикова. Тебя это все коснулось по другому поводу. Крутицкий заигрывал в свое время с культурой, чем приобрел себе прочный и долгосрочный авторитет. Новикову же этот его авторитет как кость в горле. А поскольку Третьяков у Новикова на содержании, возникла твоя тема. Затеять скандал, опорочить «вливания» Крутицкого в культуру, и все это за твой счет. Да и у самого Третьякова была крупная ставка на Даутова. Ведь до сих пор он не воспитал ни одного выдающегося пианиста. А без этого, как выяснилось, в вожделенную Англию ему путь заказан. Он хочет там преподавать, а ты оказалась сильным соперником его Даутову.

— Алеша, разве так бывает? — посмотрела на Тульчина Вера.

— Только так теперь и бывает.

— А меня-то он за что хотел изничтожить? Я ведь могла умереть или стать калекой.

— Он вас всех считает калеками, — ответил Алексей. — Он один — сверхкумир и супервельзевул. И даже все его подручные вроде юного пианиста Даутова — горстка праха. По этому профилю Третьяков всегда лидировал. Тут ему никто в подметки не годится, включая всех власть имеющих. Ответственность ни за кого он принципиально нести не собирался и не собирается… Лишь бы деньги текли рекой. Постоянно.

— Да он хоть понимает, что из-за меня может угодить за решетку?

— Когда вопрос стоит о власти, причем о власти безграничной, понимание отменяется. Начинается жизнь «по понятиям». А это совсем другое.

— Я давно хотела тебе сказать, Алеша, что я не буду участвовать в этом конкурсе. И в другом не буду. И в третьем.

— Но дорога свободна, — заметил Тульчин. — А небольшой налет скандальности только укрепил твой авторитет. Умным людям, а они изредка попадаются на этом свете, понятно, что ты не верблюд…

— …А Изысканный Жираф, который бродит и по ночам прячется в мраморный грот. Так вот — хочу в мраморный грот! А что за бандосы искали меня в Сетубале?