«Иду на вы!» Подвиги Святослава - Лев Прозоров

Предвидя мощное и ожесточенное сопротивление славян, способное, самое малое, уравновесить подавляющее численное превосходство его интернациональной орды, Цимисхий и прибег к хитрым мерам вроде заявлений об «освободительной» цели своего похода или приказов отпустить пленных болгар. Кроме того, лукавый император отправил к Святославу послов с новыми требованиями немедленно признать себя побежденным, сложить оружие и покинуть Болгарию.

Численные соотношения войск определить трудно. Порядок количества воинов в византийской армии мы уже определили. Численность войска русов ромейские источники определяют по-разному. Лев Диакон, который, как предполагают, не то сам сопровождал в качестве летописца и духовника императорское войско, не то беседовал с каким-то участником похода, как-то пытается остаться в пределах приличия. Он не скрывает огромного численного превосходства своих соотечественников, а войско русов определяет в шестьдесят тысяч воинов. Цифра, в общем-то, выглядит вполне достоверно, но… она уже встречалась у Льва Диакона, когда он говорит о первом появлении русов в Болгарии. Особенно хорошо то, что Диакон, по-видимому, в отличие от Скилицы, ничего не знал о временном возвращении Святослава на Русь, и получается, что под Доростолом армии Второго Рима противостояло ровно столько же русских воинов, сколько Святослав привел в Болгарию два года назад. Словно не было страшных битв с ромеями, аркадиопольской мясорубки и ловушки в Преславе. Однако, повторяю, он все же придерживается каких-то приличий, чего никак нельзя сказать об обращении с цифрами Иоанна Скилицы. Тут мы встречаем какие-то совершенно уж бесстыжие пересказы фронтовых баек, рассказывал которые ему, по всей видимости, некий Феодор из Мисфии. Во всяком случае, именно он то и дело выступает в качестве «храброго портняжки». Чего, скажем, стоит рассказ о том, как он, с тремя сотнями солдат, обращает в бегство семь тысяч русов! Тут войско Святослава оценивается аж в триста тридцать тысяч воинов! Стоит напомнить, что под Аркадиополем, согласно ему же, полегло около трехсот тысяч русов. Сколько же тогда первоначально было в войске великого князя? А вот отражение одной из вылазок русов – ромеи «многих перебили в этой стычке, и всего более – всадников. Ни один из ромеев не был ранен, и только три лошади убиты». Говоря проще, рассматривать эти подсчеты всерьез нет никакой возможности. Не удивляюсь «правдивости» летописцев Второго Рима. Удивляюсь нашим, отечественным историкам, пытающимся на этом материале оспаривать данные русских летописей! Впрочем, не будем чрезмерно осуждать ромейских летописцев. Во-первых, тот же самый Диакон – единственный из авторов Восточного Рима, удосужившийся описать внешний вид, вооружение и обычаи русов. Во-вторых, и Диакон, и Скилица все же были людьми Х века, и потому – благороднее наших современников. У того же Скилицы можно встретить фразу о «геройски сражавшемся» вожде русов. Попытайтесь представить сводку Совинформбюро: «После героической обороны немецко-фашистские войска вынуждены были сдать Кенигсберг»… про «Кавказ-центр» я вообще молчу. Горько, но факт – мы хуже самых неблагородных и лживых людей Х века.

Можно уяснить лишь одно – перед осадой Доростола произошла еще одна битва войска Святослава с армией Цимисхия. Битва длилась целый день, до самого вечера. Перевес клонился то на одну сторону, то на другую, и Скилица даже насчитывает двенадцать переломных моментов, изменявших ход битвы. Конечно, красивое число названо скорее всего для красного словца, но одно несомненно – сражение, в котором схлестнулись лучшие воины Севера с самой многочисленной и хорошо оснащенной армией Юга, было, конечно, ожесточенным. К вечеру русы, однако, отступили в Доростол, и поле битвы осталось за их противниками.

Утром Иоанн Цимисхий первым делом отдал приказ возводить против ворот Доростола укрепленный лагерь. Войско расположилось на холме, который обнесли рвом. Земля изо рва образовывала насыпь, служившую лагерю дополнительной защитой. Гребень насыпи укрепили «рогатками» из щитов и кольев.

После этого произошла как бы проба сил противников. Ромеи сходили на штурм, но русы без труда отбили приступ. После этого осажденные предприняли попытку вылазки. Здесь мы опять сталкиваемся с загадкой – и Диакон, и Скилица сообщают, что в этой вылазке русы в первый раз сражались верхом. Никак нельзя с этим согласиться. Русы действительно не выдерживали сравнения в конном бою с арабскими легкими конниками и их противниками и учениками – византийскими акритами. Но Масуди, когда писал о набеге русов в 912 году на берега Каспия, говорил, что пришедшие на судах северяне «рассылают всадников» по подвергшейся набегу земле. И действительно, на лодьях варягов-вендов, в отличие от норманнских драккаров, всегда было место для нескольких коней. В 920 году отец Святослава нанес сокрушительное поражение ордам печенегов и превратил их в вассалов Руси. Это было бы невозможно сделать, не имея конницы. Военный историк Дмитрий Зенин заметил, что после изобретения стремян, позволивших рубить с седла, стрелять верхом из лука и наносить таранные удары копьем, пехоте, атакованной конниками, «оставалось только с честью погибнуть». Ибн Мискавейх, описавший захват русами Бердаа, тоже говорит, что они не умеют сражаться на коне. Однако он не объясняет, как русам при том удалось раз за разом одерживать верх в столкновениях в чистом поле с войсками мусульманского правителя Шемахи. В этих войсках, конечно, было немало отличных всадников, и биться с ними, не имея своей конницы, было бы невозможно. В промежутке между Бердаа и Доростолом русы разгромили Хазарский каганат, что тоже было бы немыслимо без умения хоть какой-то части войска биться верхом. Но сама форма русских каролингов с удлиненной рукоятью и скругленным перекрестьем говорит об их приспособленности именно для верхового боя. Найдены многочисленные погребения русских воинов тех лет с боевым конем. Наконец, сами Лев Диакон с Иоанном Скилицей в описании первого балканского похода Святослава постоянно говорят о стычках их соплеменников с русскими всадниками. Говоря кратко, трудно объяснить это заявление византийских летописцев. В любом случае оба автора сходятся на том, что вылазка русов была мгновенно пресечена атакой кавалерии Второго Рима. Русы без больших потерь отступили за стены Доростола, к которым византийские конники не решились последовать за ними, по недавнему штурму помня меткость стрельбы русских лучников.

Но тут произошло событие, превратившее бои у Доростола в затяжную осаду этого города. На Дунае завиднелись многочисленные паруса византийского флота. Шли огромные триеры с таранами-рострами под форштевнем. Шли галеры для переброски солдат. Однако страшнее их для русов были небольшие, верткие, словно поджарые охотничьи псы, хеландии. Над их бортами поблескивали трубы огнеметов. Прибыл чудовищный «греческий огонь», кошмар врагов Восточного Рима. Русы отлично помнили его по рассказам стариков о злосчастном походе отца Святослава в 941 году, где русские лодьи были сожжены этим огнем. Корабли встали на якорь у противоположного берега Дуная, пресекая возможные попытки русов покинуть крепость по воде. Цимисхий хорошо запомнил прием, использованный воеводой Волком!

Кольцо вокруг города было замкнуто. Началось долгое, трехмесячное Доростольское сидение.

3. Доростольское сидение

Мужайтесь, боритесь, о храбрые други!

Как бой ни жесток, ни свирепа борьба.

Над вами – безмолвные звездные круги,

Под вами – глухие, немые гроба.

Пускай Олимпийцы завистливым оком

Глядят на борьбу непреклонных сердец.

Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком,

Тот вырвал из рук Их победный венец.

У каждого народа была своя роковая битва. Роковая в полном смысле слова. Нет, не та, что спасла государство от чужеземного ига, как Грюнвальд для поляков и литовцев, Куликово поле для русских. И не то, с которого началось многовековое иго иноземцев – вроде нашей Калки или сербского Косова поля. Я говорю о битве, начиная с которой народ начинает жить какой-то сугубо человеческой жизнью, покидает мир Богов и Волшебных Народов. О, Их помнят, Их иногда видят, но такие встречи уже воспринимаются как нечто из ряда вон выходящее. Для Тесея или, скажем, Геракла встреча с Аполлоном или Артемидой почти обыденность, для Перикла или Аристомена – уже чудо. Эти битвы знаменуют конец века Героев-полубогов, Медного века древнегреческих аэдов, Трета-Юги арийских мудрецов-брахманов. Для культуры Индии, Великой Бхараты, то была битва на поле Куру, где погибли величайшие герои и мудрецы, и наступил Черный Век – Кали-Юга. Для эллинов это Троянская война, в которой пали Герои, в чьих жилах, пополам с кровью смертных, тек божественный ихор Олимпийцев, ознаменовавшая начало Железного века. Для кельтов – битва при Камланне, где полегли почти все рыцари Круглого стола во главе с самим королем Артуром. Кончается Эпос, начинается история. Мы, историки, всегда приходим слишком поздно, когда все, достойное изучения, уже свершилось и сгинуло во тьме бесписьменных или, во всяком случае, безлетописных столетий. Когда Боги, оставляя землю, уже свели на очередном поле Куру Своих лучших потомков, нужных Им для неведомых смертным дел в иных мирах.