Философия футуриста. Романы и заумные драмы - Илья Михайлович Зданевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ильязд увидел его издали объясняющим кому угодно все и вся и сперва хотел удалиться. Но Езабель танцевала под звуки только что привезенного негритянского джаза, и Ильязд должен был ждать конца. Суваров заметил его и обрушился на него с яростью:
– Я давно уже хотел с вами поговорить, но все откладывал, так как мне было некогда. Но посмотрите, что происходит, разве можно терять время? – и он рассказал всю историю с шайкой.
Ильязд смотрел на него, ничего не понимая. Терять время на что, что за невероятная болтовня?
– Вы теряете время на флирт, мой друг.
– Но вы с ума сошли, какое вам дело, чего вы лезете в чужие дела?
– Ах, вот какой благодарностью вы мне платите. Нет, необходимо объясниться, – и, схватив Ильязда за рукав, он выволок его из залы.
Ильязд был разозлен. Потому что Суваров дал ему два раза по пятьдесят лир, Ильязд не смеет больше жить личной жизнью, не поступать иначе, как по указке Суварова? Он, насколько ему известно, не продавался в рабство.
– Развлекаться вздумали, играть в любовь, словно у вас есть на то право, – резал Суваров, не скрывая насмешки.
– Суваров, если вы будете продолжать в том духе, я вас ударю. Пустите, – Ильязд освободился и стал разглаживать смятый Суваровым рукав фрака.
“Ударите. Вот тоже нашли решение вопроса, как будто это вас подвинет вперед”, – он засунул руки в карманы и бросился в угол комнаты. Повернувшись с видом победителя: – Вы что же, воображаете, что, возясь с вами, я преследую какую-нибудь выгоду? Мне просто вас жалко, – подмечая <? > и поднося раскрытую ладонь к лицу Ильязда: – Понимаете, жалко”. Ильязд, отшатываясь: “Оставьте меня в покое, – махнул рукой: – Порете чепуху”. Повернулся и хотел выйти. Но Суваров схватил его за плечо: “Ильязд, я предупреждаю вас в последний раз, остановитесь”. Ильязд обернулся, побледневший, разозленный, бессильный сдержать себя: “Суваров, если вы еще добавите, хотя бы позволите малейший намек по поводу моих личных дел, я сломаю о вас вот этот стул! Берегитесь обмолвиться по поводу женщины, которая мне нравится, я это не прощаю”. Суваров подпрыгнул и бросился опять в угол. “Что за дурацкий характер, что за больная печень! Я вовсе не собираюсь говорить о женщине. Женщина – это меня не касается”. – “К счастью для вас”. – “Но зато меня касается, – и он снова подбежал к Ильязду и, поднося к лицу Ильязда руку, уже растопырив пальцы, – это то, что вы, зная, что за историю затевает Синейшина, вместо того чтобы ему помешать, позволяете ему действовать безнаказанно, бросая на произвол судьбы ваших друзей”. Ильязд смотрел ошеломленный, не зная, что возразить. “Ах, теперь вы молчите, – закричал торжествующе Суваров, отступая на шаг, выпятив грудь и сложив на ней руки, – потому что вы во фраке, в ходу, в посольстве, а ваши нищие полуголодные друзья, которых не пустили бы даже на кухню этого здания, ищут вас по всему Стамбулу, задыхаясь от тревоги! – он поднял руки, словно выпустив когти, и зашипел: “Понимаете, задыхаясь от тревоги”. – “Какие друзья?” – “Ах, вот что, вы настолько очарованы, что уже ничего не помните, – засмеялся Суваров и, повернувшись, зашагал по комнате, покачиваясь от смеха. – А Яблочкова не помните? – скосил он рожу, глядя презрительно через плечо. И так Ильязд стоял, потупив глаза и ничего не отвечая. – Яблочкова, того самого. Со сморщенным личиком, нестриженного, небритого, с обсыпанным перхотью воротником, в выцветшей тужурке и с прожженными папиросой брюками? Яблочкова, несчастного, голодающего, с головой, напичканной сумасбродством, наивного, хватающегося за всякое “здравствуйте”, как за спасение? Яблочкова, которому вы наговорили черт знает чего, клялись в любви, в дружбе, не знаю еще в чем? Ах, вот ваше постоянное безответственное поведение! Подумали ли вы раньше, чем дать волю вашей привычке болтать, что взбредет на ум, что перед вами чувствительная душа, что ваши слова оставят в ней след и что следует быть бережным? Вспомнили вы за этот месяц, здесь среди балов и бутылок, о том, что он вас ищет, что он умирает от тревоги, что надежда встретить вас, отыскать вас – последнее, что осталось у этого сумасшедшего юноши?” – “Яблочков меня ищет?” – проговорил Ильязд по-дурацки. “Ах, вам это и не пришло на ум, очарованному, однако вы должны лучше знать, чем я, что вы ему наговорили, каких вы ему надавали оснований, чтобы вас искать. В Айя Софии только о вас и знают, что вы где-то в тени у долларов. Естественно, что Яблочков попал ко мне, когда стал искать, как бы подняться до недосягаемых высот. Он мне дал такой ваш портрет, что я, привыкший ничему не удивляться, был поражен, однако, как вы сумели очаровать его”. – “Суваров, если вы все это говорите, чтобы задеть меня и Яблочков для вас только средство, я вас поздравляю”. – “Здорово, отличная диверсия. Послушайте, это любопытно, сядем, разговор приобретает деловой характер, – Суваров отпрянул и обрушился на диван, Ильязд продолжал стоять, теребя ленту монокля. – Он мне вас обрисовал, как самого умного человека на земле, самого благородного, самого порядочного, с глазами, полными доброты и понимания, ах, чего он только не наговорил. Я не мог добиться ответа ни на один из ходячих вопросов: рост, цвет волос, цвет глаз, лицо, нос и прочее. Это для него не существует. Он даже не заметил, велики вы или малы, блондин вы или брюнет. Вы для него дух, бесплотный дух, гений добра, спаситель, ангел дружбы и еще черт знает что. Ха-хаха. Только когда он мне после получаса бесплотных описаний сказал, что вы проживали на улице Величества, я, несмотря на столь отдаленное сходство, понял, что это вы”. – “Что за смысл Суварову задевать меня”, – подумал Ильязд и посмотрел исподлобья на марочника. Но тот, словно поняв этот взгляд, продолжал, не останавливаясь: “Я не мог как следует понять, в чем дело, так как при всей словоохотливости Яблочков не пожелал выдать каких-то тайн, но я все-таки уяснил, что надвигаются какие-то события и ваше присутствие на Халках необходимо, что вы должны помочь вашими указаниями и прочее. Что дело не терпит отсрочки, что, если вы не появитесь вовремя, может случиться несчастье, что, и это заставило его особенно волноваться, он не понимает, как это вы, обнадежив его, бросили на произвол судьбы, и он, вступив на определенный путь, в виду вашего поощрения, не знает, что делать. Я обещал ему найти
