Боярский сын IV – Офицер Империи - Никита Гримм

что Волков Аристарх Прохорович скончался первого апреля. Официальная причина смерти — угасание источника.

Я вдруг осознал, что это был за сгусток энергии, такой знакомой и родной там, на прибрежной полосе… Комок встал поперёк горла, дышать резко стало тяжело… Спасибо, деда, спасибо, за всё… Я этого никогда не забуду…

* * *

РИ, поселок Вольное, временный пункт размещения разведгруппы капитана Дятлова, 24 апреля, 15.00

— Я постараюсь быстро попрощаться, Алексей Владимирович. — Сказал я, выползая из машины.

В моих руках были бумаги с печатями командующего объединённой группировки войск Багратиона и генерал-губернатора Милославского, в них говорилось, что я вновь уволен в запас согласно имперским законам.

— Давай, я тебя подожду в машине. У тебя полчаса максимум, опаздывать на воздушный корабль нам не стоит. Могут и без нас улететь. — Кивнул Кобылин.

— Понял-принял. Полчаса максимум. — Я закрыл дверь и пошел в сторону дома.

Эх, а этот домик несколько месяцев был для меня настоящим Домом. Сказал бы мне год назад, что я всего за один год превращусь в армейского разведчика и буду сражаться с демонами на землях Российской империи… Даже при всем моем прошлом опыте, я бы, скорее всего, рассмеялся этому человеку в лицо…

Я прошел калитку, поднялся по ступеням, постучал в дверь и вошел внутрь.

— Кого к нам батька — леший притащил⁈ — В коридор из кухни — гостиной вышел улыбающийся Король, — Батюшки, да к нам сам граф Волков пожаловать изволил! Народ, Матвей приехал! Спускайтесь сверху все!

— Здравия желаю, замком. — Улыбнулся я, протягивая руку.

— Все, Шаман, тебе уже положено говорить «здравствуйте», «привет» или «доброе утро», устав над тобой не властен! По крайней мере, до новой мобилизации. — Усмехнулся Король, пожимая мою руку.

— Так точно. Уже в курсе, как я понимаю? — Усмехнулся и я в ответ.

— Конечно, нам вчера в штабе сообщили. Попрощаться заехал? — Сразу понял, зачем я приехал, Король.

— Ага… Всё-таки столько времени вместе провели…

— Верно, — Король явно был доволен моим прибытием, — И время вместе провели, и задачу выполнили поставленную, и, уж чего скрывать, все в группе понимают, что того монстра ты завалил. А то, что отделываешься общими ответами, так на то твое право, родовые секреты никто раскрывать не будет…

Народ начал спускаться. Каждый подходил и здоровался со мной. Последним спускался Дятлов Сергей Евгеньевич.

— Батюшки, кто к нам пожаловал! Я тебя мобилизовать не могу, хоть и очень хотелось бы. Такого бойца терять нам не с руки… Соболезную твоей утрате, Шаман. — Сказал Красавчик, подходя ближе.

— Спасибо, командир. — Кивнул я, протягивая ему бумаги, — Это приказ о моем увольнении в запас, подписанный командующим и генерал-губернатором.

— Добро… Когда отправляешься в Санкт-Петербург? — спросил Сергей Евгеньевич, мельком глянув на бумаги, и вновь возвращаясь ко мне взглядом.

— Через полчаса на аэровокзале Храброво должен быть. Меня на улице друг семьи в машине дожидается.

— Значит, времени немножко есть. Пошлите все на кухню, проводим Шамана, как полагается!

Вся группа дружно двинулась на кухню. На стол моментально поставили восемь армейских эмалированных кружек, появилась «праздничная» фляга, в которой вместо воды жил армянский коньяк. Красавчик своей рукой плеснул на дно каждой кружки. Все взяли кружки в руки, ожидая тоста от командира.

Дятлов поднял кружку:

— Я, конечно, тот еще словоблуд, но не мастер говорить, когда нужно выдать что-нибудь умное… Шаман, мы все благодарны тебе, что ты наши шкуры спас… И все соболезнуем твоей утрате. Пусть же боги в будущем будут к тебе и твоему роду благосклонны. Невеста у тебя уже есть, так что вперед, тащи под венец, а дальше ты и так знаешь, что делать… Детей должно быть много! Никак не меньше семи! — Дятлов вытянул кружку, и все чокнулись.

По кухне пронесся глухой металлический стук, и все разом осушили свои «бокалы».

— А почему семь, командир? — Спросил Царевич.

— А почему не семь? Число же хорошее, удачу сулит! — Парировал в ответ Дятлов.

За шутками разлилась вторая порция коньяка, и мы снова подняли кружки.

— Как говориться, на дорожку! — Кивнул Король.

Глухой стук повторился, мы снова выпили, и кружки вернулись на стол.

— Чья, кстати, сегодня смена по кухне? — Дятлов проверил кастрюли, стоявшие на плите.

— Моя. — Поднял руку Африка.

— Вот ты, блин, хозяюшка, — Прыснул Красавчик, — нам даже товарища на дорогу снабдить нечем!

— Так я же не знал, Красавчик! — Развел Руками Африка.

— Ладно уж, чего тут… На казенных харчах придётся побыть еще немного, Шаман, а там уже и дом. — Повернулся Дятлов ко мне.

— Все нормально, парни. Не волнуйтесь. Завтра уже дома буду ужинать… Ладно, давайте прощаться что ли, глядишь, еще и свидимся! — Ответил я.

— Конечно свидимся, вся Земля — одна большая деревня, а Петербург, считай, что чемодан по площади. — Кивнул Молчун.

— Да, сибиряки… Для них, как для бешенных собак, и десять лиг не крюк. У них, считай, даже если между деревнями тысяча верст — то все равно землячки — сибиряки! — Усмехнулся Король.

Все весело рассмеялись. Обстановка в кругу этих людей мне нравилась. И сейчас, и все то время, что мы провели вместе… Может, я, конечно, немного романтизирую, немного приукрашиваю, где-то окунулся в старую, уже давно привычную для меня, «зону комфорта», но вот в таких идейных армейских подразделениях мне всегда было комфортнее всего находиться. Так был в моём батальоне в прошлой жизни, так я себя ощущал и здесь…

Я обнялся с каждым бойцом на прощание. Моряк остался последним.

— Я тебя до машину провожу. — С улыбкой сказал он, подняв на уровень груди один из своих термосов, когда я шагнул к нему.

Я только кивнул. Мы вышли из дома, прошли наш небольшой дворик и вышли за ограду.

— Ты снова с княжичем? — Догадался Виталик, увидев черный тонированный внедорожник.

— Да, он друг рода… Он, собственно, ради меня и приехал в Королевец.

— Деловой мужик… И опасный… Мне при нем даже шутить не хочется. Знаешь, брат Матвей, меня мало кто мог напугать в этой жизни, но вот он смог, даже не угрожая мне и не используя источник. Но мне жутко неудобно рядом с ним. — Тихо прошептал Виталя.

— Поверь мне, его боятся половина империи,