Княгиня - Петер Пранге

Олимпия со вздохом опустилась на колени. Сколько она еще сможет выдерживать подобную неизвестность? Какая все-таки мука сидеть сложа руки в этой отрезанной от остального мира глухомани и ждать, как фортуна соблаговолит распорядиться тобой! Но что ей оставалось? Если даже дон Анджело, готовый за деньги дать оскопить себя, если даже он убоялся чумы, кто тогда принесет ей весть из города?

Существовала лишь единственная возможность прояснить обстановку.

Перекрестившись, донна Олимпия прочла молитву, пытаясь снять с себя хотя бы часть вины за грехи свои. Она понимала, что такая кощунственная по сути своей просьба к небесам вряд ли давала возможность рассчитывать на достойный ответ с их стороны. Поэтому к словам молитвы Олимпия присовокупила и солидный перебор четок. Бормоча священные слова, нервно перебирая четки дрожащими пальцами, она вскоре почувствовала, как к ней возвращаются уверенность и спокойствие, бусинка за бусинкой, призыв за призывом, и мучительная неизвестность, в которой она пребывала, сменялась уверенностью, не могущей быть ничем, кроме милости небесной.

Черная Роза вняла ее просьбам — и оборонит ее в странствии!

16

— Нет, я вовсе не стыжусь своих слез, — сказал Лоренцо Бернини, держа ее руку в своей. — Представить только — мои фрукты могли стать причиной вашей гибели! Это выше моих сил, выше моего понимания. Я не пожалел бы и жизни, лишь бы отвратить от вас эту беду. Мне кажется, отныне я не смогу смотреть на персики без содрогания.

В элегантном и экзотическом одеянии — доходившей до пят клеенчатой накидке — Бернини стоял на коленях перед ее креслом. По лицу кавальере текли слезы. Кларисса вдыхала мягкий, будто шелк, осенний воздух, вливавшийся в гостиную через раскрытое настежь окно вместе с перезвоном кандалов уборщиков трупов — жертв чумы. Ее организм, подвергшийся суровому испытанию последних двух недель, еще не окреп окончательно, волосы стали белоснежными — княгиня поседела, однако врачи заверили, что она выживет. После сделанного Франческо открытия ее буквально накачивали молоком до тех пор, пока желудок не очистился окончательно, после чего потребовалось при помощи дюжины противоядий — известковой воды, лимонного сока и мела — изгнать из крови остатки яда. Смерть уже обмакнула перо в чернила, собираясь вписать ее в свою книгу, однако в самую последнюю минуту все же раздумала. Клариссу переполняло чувство благодарности к Всевышнему, ей казалось, что он решил вновь осчастливить ее чудесным даром — жизнью.

— Я своими глазами видел, как вы лежали без сознания! Почему я сразу не смог понять, что с вами произошло? Нет, княгиня, я не заслуживаю ничего из того, чем наградили меня небеса! Знаете, о чем я тогда подумал? О том, что у вас, ну, нечто вроде легкого недомогания, расстройства на нервной почве, вполне безобидного. Вы вообразить себе не можете, как я упрекаю себя за это! Ну почему, почему я не пришел к вам раньше?!

— Прошу вас, поднимитесь, кавальере! — призвала его княгиня, желая покончить с приступом самобичевания.

Никогда еще ей не приходилось видеть Лоренцо Бернини таким расстроенным. Необходимо было сменить тему.

— Лучше расскажите мне, над чем вы сейчас работаете. Каковы ваши планы?

— Да что о них говорить? — отмахнулся Лоренцо. Но все-таки встал и вытер носовым платком глаза. — Король Людовик приглашает меня в Париж, я понадобился ему для реконструкции Лувра. Представьте себе — правитель Франции приглашает меня, римского архитектора, перестроить свой королевский дворец!

Засунув платок за обшлаг рукава, Лоренцо посмотрел на Клариссу, и во взгляде его сквозили сочувствие и озадаченность.

— Скажите, а как вы вообще догадались, что дело в отравленных фруктах, а не в… — Бернини осекся, не решаясь продолжить. — Я имею в виду, — после паузы заговорил он, — что когда у вас выступили эти пятна, уже никто не сомневался в том, что у вас.

— Совершенно случайно. Кавальере Борромини заметил, что мои собачки, съев эти персики…

— Франческо Борромини? — поразился Бернини. — Так он был здесь, у вас? Воистину мужественный человек!

Выпустив ее руку, Лоренцо принялся расхаживать по гостиной взад и вперед.

— Вам более не о чем беспокоиться — я предпринял все для обеспечения вашей безопасности. Еще перед тем как прийти к вам, я все же отыскал этого проклятого торговца фруктами, прихватив с собой двух сбирре. И мы вытряхнули из этого типа признание — он рассказал, что некий монах подкупил его и отравил фрукты.

Лоренцо, остановившись, повернулся к ней.

— Отчего кто-то так жаждет вашей смерти, княгиня? Отчего? И кто? Честно говоря, у меня есть на сей счет кое-какие подозрения, однако я не решаюсь их высказать до тех пор, пока не буду твердо уверен. И в первую очередь я собрался достать вам больших и сильных собак, мне привезут их с моей родины, они будут вас охранять…

В этот момент вошел слуга.

— Прошу прощения, княгиня.

— Да-да, что у вас?

Однако прежде чем он успел ответить, в гостиную вошла укутанная в черное женская фигура.

— Значит, выжила… — злобно прошипела она.

Узнав этот голос, Кларисса оцепенела от ужаса. Бернини уставился на донну Олимпию будто на привидение.

— Так, значит, вы признаете, что… — ошарашенно спросил Лоренцо.

— Придержите язык, — оборвала его донна Олимпия, не поднимая вуали. — Ничего я не признаю. И не признаю.

— И вы еще отважились прийти сюда? Немедленно покиньте этот дом, или я своими руками…

— Нет! — вмешалась Кларисса, не дав ему договорить. — Я хочу поговорить с ней. Прошу вас, кавальере, оставьте нас одних!

— Ни за что! — запротестовал Бернини. — С этой женщиной? Разве вам не ясно, на что она способна?

— Прошу вас, — повторила Кларисса, — это мое желание, а не ее!

Зачем она это сказала? Хотя княгиня действовала, повинуясь внезапному чувству, в ее словах была такая решимость, а в обращенном на Бернини взгляде такая настойчивость, будто она по-другому поступить не могла, будто у нее уже имелись твердые намерения на сей счет.

Помедлив, Бернини нехотя повернулся, собираясь выполнить требование.

— Буду ждать за дверьми, — предупредил он и, повернувшись к фигуре с закрытым вуалью лицом, добавил: — Предупреждаю вас, не пытайтесь наделать глупостей! В этой комнате лишь один выход!

Вынув из-под обшлага смоченный в уксусе платок, Бернини прикрыл им рот, словно желая оградить себя от миазмов, и, покашливая, покинул гостиную.

Обе женщины остались с глазу на глаз.

— Будь проклят тот день, когда ты переступила порог моего дома!

Донна Олимпия откинула вуаль. Кларисса выдержала яростный взгляд темных глаз, глядя в тонкое белокожее лицо в знакомом обрамлении седых локонов. Как же восхитила ее эта женщина в момент их первой встречи! Ее зрелость, уверенность в себе, гордая королевская стать, придававшая ей мнимую величественность в общении с другими… Кларисса поймала себя на мысли, что ни одна из этих черт не утрачена и поныне.

— Значит, это на самом деле твоих рук дело, — отметила Кларисса. — А я не верила.

— Зря я заперла тебя в монастырь, — невозмутимо ответила Олимпия. — Надо было сразу разделаться с тобой.

Клариссу внезапно охватил жуткий страх. Зачем она отослала Бернини? Она в своем уме? Сейчас страх ледяными лапами карабкался по спине, от него стучали зубы. Она уже хотела позвать Бернини или слугу, но будто онемела.

— Чего же ты ждешь? — спросила Олимпия. — Почему не зовешь ищеек Александра? Хочешь меня унизить, растоптать, ты, мерзкая потаскуха? Растянуть свой триумф еще на пару минут?

Клариссе стоило невероятных усилий подняться с кресла. Неуверенно ступая, она приблизилась к кузине.

— Как ты узнала, что мне стала известна твоя тайна?

— Разве в этом дело? — вопросом на вопрос ответила Олимпия. — Бог призвал Памфили в наместники, и моей задачей было помочь ему справиться с этим. Я просто делала то, что потребовало от меня провидение.

— Ты убила мужа.

— Не верю я, чтобы ты просто так победила меня. Даже если меня усадят за решетку, Бог все равно вступится за меня, как всегда вступался. А тебя ждет кара за твои грехи. И ты поплатишься за то, что действовала вопреки воле Божьей, что попыталась встать на пути у провидения.

Они стояли друг против друга. Кларисса заставила себя взглянуть прямо в глаза Олимпии. Эта женщина, на лице которой застыла ненависть, в каждом жесте, в каждом слове которой ощущалась такая злоба, когда-то пообещала ей быть подругой… А теперь она — ее враг, смертельный враг.

— Я пророчествую тебе, — прошипела Олимпия, — жариться в аду. Как бы ты ни пыталась скрыться, отмщение Всемогущего настигнет тебя.

Кларисса невольно отступила на шаг. Но что это? Внезапно она заметила, как у Олимпии дрожит подбородок, как трясется перекошенное злобой лицо. Казалось, она и не дышит даже, а белую как мел кожу покрыли красные пятна. Олимпия оперлась рукой о спинку кресла, будто едва держась на ногах.