Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов

Ефрейтор Гулькова Е.А., машинистка политотдела, награждена медалью «За боевые заслуги» за то, что «она самоотверженно работала на своем посту, выполняла ряд ответственных поручений, мужественно переносила трудности продолжительных переходов в условиях окруженных немецких групп». «Самоотверженная работа» ефрейтора Гуськовой заключалась в личном обслуживании командира полка майора Острякова в походных условиях.

Младший сержант Калинина Е.И., машинистка 4-го отделения штаба дивизии, награждена орденом Красной Звезды за «своевременное и честное оформление документов, личное бесстрашие работать в любой обстановке». Установлено, что Калинина Е.И., не имея специальности машинистки, эту работу не выполняла, никаких подвигов не совершала, фактически сожительствует с начальником 2-го отделения майором Смирновым.

Вызывает недоумение и нарекания офицеров занижение качества наград.

Непонятно, какие такие «боевые заслуги» могли проявить повар Анисимова и кладовщица АХЧ штаба корпуса Смирнова, за что получили ордена Красной Звезды.

В то же время ст. л-т Левшин А.А., зам. командира 95-й отдельной штрафной роты, награждается этим же приказом, только орденом Отечественной войны 2-й степени за то, что он отбил сильную контратаку немцев на плацдарме западного берега реки Одер, силами своей роты атаковал противника с фланга, был ранен, но с поля боя не ушел. Командир взвода связи л-т Зайцев все время апрельских боев был на передовой, был тяжело ранен, потерял глаза, был представлен командиром батальона связи к ордену Красной Звезды, а получил только медаль «За боевые заслуги».

Пункты приказа о награждении недостойных лиц: старшины м/с Новиковой, писаря отделения кадров сержанта Ивановой, сержантов Егоровой, Калининой и Землякова отменить.

За игнорирование и опошление правительственной награды и нетактичное поведение к офицерскому составу старшину м/с Новикову разжаловать в рядовые и перевести в другую часть.

За антигосударственную практику награждения и обман командирам 713-го самоходного полка гв. подполковнику Васильеву и 19-й самоходной артбригады гв. полковнику Землякову объявить выговор, предупредить о неполном служебном соответствии, при повторении подобного — предать суду Военного трибунала.

Начальника отдела кадров дивизии майора Анохина за аморальное поведение и беспринципность от должности отстранить».

Порой дабы «отблагодарить» согласившихся скрасить их боевую жизнь подруг отдельные мужские командиры шли на откровенную подлость.

Зоя Некрутова-Кутько вспоминала:

«После командира полка Гальперина Б.И. пришел Тонконогов, я и не запомнила даже его инициалы. И стал свои порядки устанавливать. Прежде он стал вызывать поодиночке девочек и склонять их к сожительству. Меня вызвал, а я ему нахамила. Он отобрал у меня снайперскую винтовку и выгнал, но одну нашел, Шахотину Наталью. Заболотный М.В., парторг батальона рассказал мне потом, что батальон подавал два раза на награду меня медалью «За отвагу», а командир полка переписывал представления на Шатохину Н., которая ранее дала согласие жить с ним. Меня награды не волновали, взволновала несправедливость».

Дабы ни у кого не возникало желания (а такое уже бывало) обвинить автора в очернении памяти генералов и офицеров Великой Отечественной, хочу отметить, что среди старших командиров РККА, имевших возможности использовать для получения женского внимания и свою власть, и служебное положение, людей, не забывших после получения больших звезд на погоны о солдатской чести и просто мужской порядочности, тоже хватало. И в подтверждение этому стоит, пожалуй, привести здесь

«Письмо командующего 136-го стрелкового корпуса командиру 126-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майору Грибакину.

На мое имя поступил материал по вопросу награждения вашей жены — медсестры приемо-сортировочного взвода медсанроты вверенной вам дивизии, старшего сержанта медслужбы Грибакиной Любови Антоновны.

Указанный материал, еще не попав ко мне, получил нехорошую огласку, причем у командующего войсками армии и у члена Военного Совета сложилось мнение, что заслуги вашей жены, описанные в реляции вашими подчиненными, являются неправдивыми, а само награждение — незаконным.

Так, в изложении боевых заслуг, в частности, сказано, что ваша жена является участницей летнего наступления 1944 года, участницей форсирования и удержания плацдармов на реках Нарев, Висла и Одер, причем только с 20 по 25 апреля с.г. при форсировании Одера она якобы «лично приняла и обслужила 470 раненых бойцов и всем им оказала доврачебную помощь». Как написано в одном из двух представленных мне наградных листов: «Бесстрашная, энергичная и неутомимая медсестра Грибакина в течение многих суток без сна и отдыха самоотверженно боролась за жизнь сотен советских воинов и почти всем им спасла жизнь».

Нелепость и ложь угодливого словоблудия ваших подчиненных несомненны. Насколько мне известно и как свидетельствуют факты, даже в период напряженных боев, когда медсестры и врачи действительно работали круглосуточно и падали с ног от усталости, ваша жена появлялась в медсанбате на 3–4 часа, а все остальное время находилась с вами в землянке, в блиндаже или на квартире, обслуживая вас как мужа в быту, за столом и, извините за точность формулировки, в постели, за что боевые награды никаким статусом не предусмотрены.

Если вы забыли, позволю напомнить, что пренебрежение вашей женой своими прямыми воинскими обязанностями во время тяжелых боев в марте с.г. было отражено комсомольцами медсанроты в «Боевом листке», который по вашему приказанию был тотчас снят, так как в этой обоснованной критике вы усмотрели подрыв вашего авторитета, хотя подрывали свой авторитет только вы сами, в связи с чем вам и пришлось писать объяснение члену Военного Совета армии.

Ваша трогательная забота о молодой жене приняла выраженный антигосударственный характер, и потому, целиком присоединяясь к мнению командующего войсками армии и члена Военного Совета, считаю необходимым посоветовать вам, во избежание дальнейших неприятностей и компрометации звания и чести советского генерала, пересмотреть этот наградной материал и немедленно приказом за вашей подписью отменить пункт о награждении вашей жены орденом Красной Звезды или же передать этот вопрос мне для доклада командующему и принятия объективного решения.

Предписанные вами наградные листы возвращаю.

Проверено войной

Я помню, помню — каждое письмо

За жизнь мою тревогою звучало,

Как берегло меня в бою оно,

Как в блиндажах холодных согревало.

И эти письма я храню теперь,

Они еще дороже сердцу стали.

Я верил им, и ты, родная, верь —

В те дни любовь по письмам проверяли.

Автору неизвестно, как сложилась после войны дальнейшая жизнь у генерала Грибакина с его молодой женой Любовью Антоновной, но вот то, что многие заключенные на фронте и сразу же после войны браки — в том числе и те, начало которым положила обычная переписка — выдержали испытания десятилетиями совместной жизни, можно сказать однозначно.

Барнаулец Николай Аверкин рассказывал, как уже в 44-м девушка, с которой он дружил перед уходом на фронт, прислала ему письмо, спрашивая совета. «Война еще, наверное, долго продлится. Коля, ты ж не знаешь, что с тобой может быть, — писала она. — А тут парень один пришел с фронта комиссованный по ранению, предлагает мне замуж за него выйти. Как быть?».

«Написал я ей, что война, действительно, не завтра кончится, и гарантий, что я на ней живой останусь, я, конечно, дать не могу, — говорил Николай Константинович. — А через какое-то время мать пишет: «Коля, к нам в деревню приехала новая учительница, хорошая девушка, не против с тобой переписываться. Ты как?» И я не против. Так мы с ней и переписывались, а после войны поженились и жили вместе до самой ее смерти».

Порой переписка между находящимся на фронте парнем и живущей в тылу девушкой завязывалась еще проще, как говорится, без протекции.

Бывший стрелок-радист на полученном нами по ленд-лизу американском бомбардировщике «Бостон» яровчанин Василий Мирошниченко нашел свою суженую весьма оригинальным образом. Когда по окончании Великой Отечественной их эскадрилью перегоняли по воздуху с запада на Дальний Восток «крушить самураев», штурман рассказал ему, что пролетать самолет будет практически над деревней стрелка-радиста. В этот момент Мирошниченко и бросил в бомболюк какую-то железку с привязанным к ней письмом к матери и запиской с просьбой тому, кто найдет, передать это письмо. Железка с посланием упала на пашню, нашла ее девушка, на которой Василий Иванович, вернувшись домой с войны, женился.